Впрочем, сильнее, чем невольное нарушение этикета, тревожил меня холодный изучающий взгляд, который вдруг проглянул из-под маски балагура и жуира. Получается, Сивен нарочно грубо прервал распорядителя и ввернул про дикарское племя? Провоцировал глупого мальчишку, и мальчишка повелся? Правда, повелся как-то слишком вычурно и слишком изящно для десятилетнего, на мой взгляд. Сожаление об оставленном оружии – вот это истинная реакция горского наследника. А прилюдное зачитывание, вопреки всему, полного титула отца – это слишком. Похоже, прятки в моем исполнении не удались… Ну и пусть! Раз спрятаться не удалось – побуду тем, кто ищет. «Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать!» – напел про себя. С такими мыслями я последовал за слугой, который провел меня к краю стола. Прислужник отодвинул низкий табурет, и я присел. Моими соседями оказались мальчишки моего возраста. Вот с них и начну! Я пододвинул тарелку, набросал в нее что-то из большого блюда напротив и краем глаза присмотрелся к ним. Где-то я уже видел эти лица… Я покопался в памяти и сразу же вспомнил. Это были те четверо, что стояли за спинами моих несостоявшихся обидчиков. Причем стояли наособицу, мялись, жались и не знали, как себя вести. По-моему, им не понравилось, когда ко мне цеплялись. Будем считать, этих спрятавшихся я нашел. Хоть и не знаю их имен, но вспомнил, где с ними пересекался. Кто следующий? Неподалеку от Сивена Гриса сидел Алиас Фугг. Можешь не прятаться, Голос Империи, Алиас Муха, тебя я нашел сразу! Сейчас на нем надета белоснежная туника с тонкой ажурной вышивкой по вороту и пурпурный плащ. А у нас в горах чиновник любит одеваться по-нашему, по-горски. Потому что удобно и не замерзнешь. Овчина душу греет. Но как бы он в горское ни рядился – на горца не похож, хоть тресни. А четверо мальчишек рядом со мной, наоборот, одеты в стандартную имперскую одежку, но сидит она на них – как на корове седло. Значит, они не имперцы. Значит, такие же «почетные гости», как и я. Заложники, говоря прямо. И тарелки пустые, недаром мальчишка на площади кричал маме, что в парадную дверь гости сегодня косяком идут. По-видимому, моих соседей привели совсем незадолго до меня. «Интересно, а по-имперски они понимают?» – подумал я и придвинул блюдо с какой-то вкуснятиной в хрустящем кляре, что уже успел попробовать, поближе к соседям. – Угощайтесь, чего на пиру голодными сидеть? – Спасибо! – обрадованно ответил на отличном имперском плотный мальчишка рядом со мной. Схватив гигантскую двузубую вилку, он покидал шарики себе на тарелку. Закинув угощение в рот, быстро прожевал и сказал, чавкая: – Вкусно! Налетайте, парни. – И поставил блюдо дальше перед своими приятелями. – Совершенно верно, сын ксена, мой юный друг! – раздался вдруг голос Сивена Гриса, и все притихли. – Это очень вкусно. Эти шарики из белорыбицы, которую выращивают в прудах и кормят два раза в день отборной пшеницей. Перед жаркой вымачивают в молоке, потом мелко рубят и добавляют муку и куриные яйца. Мой сосед от такого неожиданного повышенного внимания первого лица поперхнулся, покраснел и вытаращил глаза. Я собрался хлопнуть его по спине, но он сделал усилие, проглотил то, что встало у него поперек горла, и шумно задышал. Потом вскочил и поклонился: – Спасибо, сиятельнейший. – Сиди, сиди, – замахал зажатой вилкой в руке Сивен. – Не чинись. Попробуй еще щупальца вон того чудесного осьминога. Когда ты польешь их соусом из вон того кувшинчика, они затанцуют у тебя в тарелке! Мальчишка в ужасе посмотрел на желеобразные куски осьминога с присосками. Кажется, я стал о чем-то догадываться. Похоже, крючок здесь закинули на меня, и главная рыба за этим столом – вовсе не гигантский осетр, усыпанный гранатовыми зернами, что лежал неподалеку, а я. Хорошо у наместника информация налажена! – Милый, – вступилась за беднягу Элса, погладив мужа по руке, – живых осьминогов не каждый взрослый мужчина отваживается есть, а ты насел на нашего маленького гостя. – Элса вновь чарующе улыбнулась моему соседу и сказала: – Попробуй жареной трески. Или тушеной камбалы с сельдереем. Уж кто-кто, а ты, Булгуня, знаешь толк во вкусной рыбе! «Да уж, Элса. А вначале ты так мне понравилась…» – подумал я и с хрустом отломил клешню от огромного омара. И как я сразу не заметил, что за блюда стоят вокруг? – Мама!.. – громко зашептала Наула, сидящая рядом с Элсой. Так громко зашептала, что даже нам стало слышно. – Я слышала, горцы рыбу не едят! Теперь у меня не было сомнений, что мне нарочно устроили такой «рыбный стол», а весь разговор отрепетирован. От Наулы я такого не ожидал! Предательница! Может, и рядом с домом она оказалась не случайно и наше знакомство тоже отрепетировано? Хотя вряд ли. Нельзя предугадать, что охранники оставят меня одного. – Не волнуйтесь, – махнул я клешней омара перед собой. – Мне можно рыбу. Мне перед отъездом разрешили. «А вы как думали? Выкусите». Я громко высосал нежное мясо из-под панциря. Вся семья наместника внимательно рассматривала меня, как энтомолог – новую бабочку, приколотую булавкой. Пристально смотрел на меня и рыжебородый крепкий мужчина с широкими плечами. Он сидел по правую руку от наместника. В его глазах я увидел злость и гнев. С чувством собственного превосходства смотрели на меня сидящие рядом с мужчиной сыновья, мои сегодняшние противники: один с фингалом под левым глазом, другой под правым. Представив, как нелепо мы втроем выглядим на этом странном пиру – я со своим отбитым красным ухом, они с фингалами, – я чуть не расхохотался. Но что-то меня удержало. Может быть, серьезный взгляд Алиаса Фугга? Или холодный прищур незнакомого мужчины с длинными темными волосами, который сидел с краю? Прятки мои не удались совершенно. Слишком много глаз для одного маленького мальчика, желающего остаться неприметным. Притихшие разговоры вновь оживились, зажурчало вино, и пир веселым колобком покатился дальше. Я же посматривал на задумчивого Алиаса Фугга и думал. Суровый дядька Остах так расчувствовался, когда очутился в местах своей юности, что в порыве искренности признался, как я напоминаю ему Эндира. А кого же видит перед собой Алиас Муха, которого впервые переступивший порог имения Эндир избил и унизил? Не виновен ли я перед ним? Может, он лелеет месть? Мечтает меня убить? Я по-новому посмотрел вокруг. Я пытаюсь укрыться под маской десятилетнего мальчика, но кого видят во мне окружающие? Для меня здесь все ново: люди, стены, запахи, дома, звуки, деревья. Но все это место пропитано памятью о моем неординарном предке, везде здесь следы Эндира, припорошенные пылью десятилетий и невидимые для меня. Я так глубоко задумался, что не заметил, как прошел пир. Что-то жевал, что-то пил. Когда все стали расходиться, я вышел вместе со своими соседями-сверстниками. Даже не познакомился! На улице стемнело. Стрекотали цикады, и бросались в огонь светильников мотыльки. Вечерняя прохлада сменила удушающий дневной зной. Меня вдруг схватила за плечо чья-то рука, и я отшатнулся в испуге. – Как прошло, Ули? Как ты? – заглядывая в глаза, обеспокоенно спросил на дорча Остах. За его спиной маячили фигуры братьев. – Плохо!.. – обессиленно прошептал я. – Все очень плохо, Остах. Наместник такой умной скотиной оказался! Остах пожал плечами: – Это-то понятно: наместники другими не бывают, Оли. Ты еще Векса не видел, мир его праху! Глава 4 Дорчариан, Ойдетта Хоар Стоило вернуться в Ойдетту, как все вновь пошло кувырком. Воистину, беспутное село. Столько лет сидели в своем медвежьем углу, молились Великому Небу, развешивали мертвецов на деревьях… Просидели бы еще пару сотен лет, носу не казали… Хоар зло сплюнул на землю. Какой хромой клибб дернул их именно в тот день проезжать мимо! Повозку Хродвига завезли во двор старосты, где уже хлопотала его пугливая жена с домочадцами, готовясь к пиру. У доброй новости не ноги – крылья. Через ворота, распахнутые настежь, туда-сюда носились возбужденные односельчане с разносолами. Вновь вдоль улицы выстроились столы. Можно было и не убирать. Но если над вчерашним застольем витали хмурые взгляды и тревожные шепотки, то теперь над Ойдеттой разносились людской шум, прибаутки, веселые напевы, стук молотков. Не отставали от людей животные: квохтали куры, гоготали гуси, истошно визжал поросенок, для которого наточили нож, брехали дворовые псы, ошалевшие от столпотворения. Причиной суеты был Хродвиг, а вернее – его твердое решение выходить завтра поутру. Возражать Хранителю никто не посмел, поэтому и готовились к пиру вот так, наспех. Как можно не завершить суд Хранителя, столь удачный, милостивый и скорый, грандиозной попойкой? Кто сейчас мог встать между горцем и его пивом? Не было таких сил в горах. Слишком мало поводов для радостей у жителей Ойдетты, слишком размеренна и предсказуема, сурова и безжалостна их доля, чтобы так просто отказаться от праздника. Недавно вернулись вызволенные пастухи. Эйдир, возглавлявший процессию, надулся от важности, как весенняя жаба. Историю с Джогу-Вара староста повернул в свою пользу, упрочив власть над односельчанами. Глядя на него, Хоару захотелось ткнуть толстяка кинжалом в ягодицу и посмотреть – не сдуется, не лопнет ли? Но сейчас старосте приходилось несладко. Хоар хмыкнул и посмотрел на отчаянно потевшего Эйдира. Его злосчастная шапка после восхождения в горы превратилась в грязную тряпку, которую он по-прежнему мял в руках. Дом на колесах загнали глубже во двор, подальше от лишних глаз и ушей. – На Гремучую поляну вернетесь, – безжизненно ронял слова Хродвиг. Выходить из повозки он не посчитал нужным. – Сожжете. Все, что горит, – сожжете. Эйдир собрался что-то уточнить у Хранителя, но Хоар показал старосте кулак. Толстяк, не будь дурак, глубоко, до земли, поклонился. – Дашь мне арбу. Крепкую. Небольшую. Для высокогорья. – Хродвиг отдыхал между словами, словно взбираясь на кручу. Староста посмотрел на Хоара и быстро закивал, держа рот на замке. Понятливый! – Джогу-Вара не бойся. Добрый сосед. Понял ли? – Хродвиг поднял пустые глаза на старосту. Запавшие провалы глаз темнели под кустами седых бровей. – Понял… – Староста все же не выдержал, упал на колени, прикрыв глаза своей дурацкой шляпой. Маска мертвеца, рассеченная по лбу уродливым коричневым швом надвое, в которую превратилось лицо Хродвига, повергла Эйдира в священный трепет. – Ступай, – прежним тоном ответил Хранитель. Хоар понял, что время и вправду пришло. Никогда доселе Хранитель Хродвиг не дозволял становиться перед собой на колени. А сейчас и бровью не повел. Не заметил? Хоар поймал отползавшего старосту, поднял его и пояснил: – Вернетесь на поляну и соберете все, что от Аскода осталось. Колеса, столбы, сараи, рычаги. Шестерни. Соберете и сожжете. Можете распилить-расколоть на дрова. Железо, что есть, перекуете. Дозволяю. Про колесо рядом с селом не забудьте. Следа чтобы от Аскода Гворфа не осталось. И про то, что был такой человек, – забудьте. Не было его. – Не было, – покладисто согласился Эйдир. Услышав про железо, он повеселел. – Не знаем такого. – Про арбу все понятно? – Понял. Нужна небольшая арба с большими колесами. И поновее. А для чего? – не смог сдержать любопытства Эйдир. Только что на коленях ползал, а уже вопросы задает! Быстро же он очухался! – А говоришь, что понял, – качнул головой Хоар. – Понял-понял. Не мое дело, – всплеснул руками Эйдир. – С Джогу-Вара как раньше жили, так и сейчас живите. Как на Гремучей поляне порядок наведете, носа туда больше не кажите. Границы свои с землей Джогу-Вара не нарушайте. Сосед он добрый, для людей неопасный. То нами проверено. «Надеялся, наверное, паскудник, что порешим мы Хозяина гор, – беззлобно подумал Хоар. – Пастбища там добрые». Сожаление легко читалось на хитром лице сельского старосты. – Пир почтим, но ненадолго. С утра рано выйдем. Хвостом кто пойдет за нами – убьем. – Хоар не угрожал. Рассказывал. И добавил то, что сказать должен был Хродвиг: – Положенный даном Дорчариан оброк по осени заплатите полностью. Эйдир вздохнул и вновь кивнул. – Теперь иди. Обрадованный староста с неожиданной для его фигуры резвостью скрылся со двора, и вскоре с улицы раздался его требовательный голос, распекающий кого-то. Хоар подошел к дому на колесах и присел на ступеньку. – Я ему все обсказал, Хранитель. Он сделает все, что ты повелел.