— Добрый вечер, — ласково проговорила я в трубку. Если надо, мой голос тоже умеет обволакивать. — Добрый вечер, — повторил мой абонент, явно растерявшись. — Ваш телефон дала мне Таня, — сообщила я ему. — Понимаете, я не могу до нее дозвониться, а она говорила мне, что я смогу найти ее у вас… — У меня? — искренне удивился гордый обладатель сразу двух сердец. — Простите, девушка, я не знаю, почему Таня так решила. Я сам не мог ее сегодня найти. Думаю, мне о ней известно столько же, сколько и вам! Однако он не отрицает факта их знакомства и даже не переспрашивает меня, что там за Таня… Интересно! — Простите, если я вас потревожила… Я просто очень за нее беспокоюсь. — Да ничего. Кстати, почему вы за нее так боитесь? — Я не говорила, что боюсь. Я беспокоюсь. Мне хотелось бы поговорить с вами о ней. Понимаете, из нашего с ней разговора я поняла, что она относится к вам серьезнее, чем… Я не договорила. Многозначительное молчание иногда действует сильнее слов. Он меня понял. — Чем я того заслуживаю? — насмешливо закончил он фразу. — Знаете, милая девушка, мне не совсем симпатична ваша манера совать нос в чужие дела, но ситуация с Таней, похоже, действительно требует некоторых пояснений. Вы желаете со мной встретиться, я правильно вас понял? — Да, — сказала я. — Ну, так назначайте свидание, — предложил он. — Если нам есть о чем поговорить, мы поговорим. — Завтра в одиннадцать вас устроит? — предложила я. — Где? В самом деле — где? — В «Бургер Ройялс», — брякнула я наобум. В крайнем случае смогу и опробовать фишбургеры. — Подойдет? — Очень даже подойдет, — рассмеялся он. Мы попрощались. Я положила трубку. — И с какой это радости ты звонишь мужчинам по моему телефону, да еще и назначаешь при мне рандеву? — грозно вопросил Пенс. — Понимаешь, Сереженька, в чем дело… Если этот тип замешан во всей этой паршивой истории, он сейчас позвонит на АТС и выяснит, кто ему звонил. Я думаю, парнишка нам попался не промах, так что через час он уже сможет выяснить, что Данич Александра Сергеевна работает в частном детективном агентстве, и тогда плакала моя игра… А так — какой-то неведомый Зинченко, даже при сильном напряжении извилин он ни в чем заподозрить тебя не сможет… И у меня будет еще одна просьба к тебе, миленький! Но для этого нам придется прогуляться до таксофона. — Только после кофе! — взмолился он. — Конечно, конечно. Не горит, — согласилась я. — Чем больше времени пройдет после моего звонка, тем меньше оснований у него будет связывать два звонка воедино. * * * Пока мы пили кофе, я изливала Пенсу душу. Он внимательно слушал меня, как всегда, подставляя невидимую жилетку для моих невидимых же слез. Когда я дошла до Тараски, он вздрогнул. — Ох! — выдохнул он. — Значит, он все-таки вляпался в какую-то грязь! Так я и думал… — Вляпался, — подтвердила я, грустно размазывая пальцем по стенкам чашки кофейную жижу. То есть вначале я пыталась погадать, но ничего там не увидела — только какие-то грязные пятна, до отвращения напоминающие кровь. — Вот жизнь была у парня! — проговорил Пенс, глядя с интересом на мои странные манипуляции. — Послушай, Сережка, у него была подруга? — Нет, — покачал он головой. — А Алиса все время твердит о какой-то женщине, которая относилась к ней по-доброму и даже отвела ее домой… Кто это мог быть? — Знаешь, Сашка, это невероятно, потому что у Тарасюка не было никого, кроме мамаши, да и та алкоголичка… Вряд ли она принимала участие в киднепинге, поскольку, несмотря на алкоголизм, все-таки сохранила остатки здравомыслия! — Но знать-то что-то она могла! — возразила я. — Моя маменька обо мне ни черта не знает, — рассмеялся Пенс. — А моя почти все, — не сдавалась я. — Ну, твоя вообще уникум. В основном у сыновей нет доверительных отношений с мамашами! — И все-таки надо завтра к ней наведаться. Хотя бы со словами соболезнования! — Наведаемся, — согласился Пенс. — Только пораньше. Чтобы я на работу успел. Так мы и порешили, и, поскольку уже было далеко за десять, пора было идти. Тем более что надо было еще по дороге позвонить моему «объекту». Мы вышли из дома. Погода уже не была такой жуткой, как в предыдущую зловещую ночь. Наоборот — в мире царили покой и безмятежность, будто все злые дела уже были сделаны и теперь мир решил немного отдохнуть. Набраться сил перед очередными боевыми действиями, черт бы все это побрал… Я вздохнула. Иногда мне очень хотелось пребывать в состоянии безмятежности, и чем яснее я понимала, что это невозможно, тем сильнее становилась потребность в покое… * * * Сначала она его ждала. Час за часом. Сидела, сложив на коленях руки, и смотрела в окно. Потом пришел какой-то смешной маленький человечек в милицейской форме и почему-то начал ее утешать. Она еще не понимала, что произошло непоправимое, просто смотрела на него, силясь понять, что он ей говорит, но слова таяли в воздухе, не долетая до нее. Как будто она оглохла. Почему-то она не могла отвести взгляда от его усов. Усы были смешные, загнутые немного книзу, и от этого он был похож на крошечного запорожца, и еще она думала, зачем в милицию берут таких маленьких. Если попадется преступник большого роста, что прикажете делать с ним этому пигмею? Человечек ее о чем-то расспрашивал, а она все разглядывала свои руки, словно видела их первый раз в жизни, — хотя ничего в них не изменилось, даже под ногтями та же грязь, что и вчера… Не забыть бы их почистить! Ее мысли витали где-то далеко, будто пытались защититься от беды, а беда уже вошла в ее дом. Ее непрошеный гость ушел, неловко потрепав ее по плечу, и она осталась одна, все еще ожидая его. И вот тут одиночество и ударило ее совершенно четким: «Он не придет». Она беспомощно огляделась, пытаясь найти поддержку у стен своего дома, такого знакомого, такого привычного, призванного охранять ее. Стены ответили гулким эхом — он больше не придет. Она всхлипнула, но слез не получилось. Просто один всхлип, и абсолютная пустота с сухими глазами… Он никогда не придет, да? У кого она спрашивала? У все тех же стен. И стены рикошетили ей одиночеством, которое теперь останется тут, пока смерть не явится за ней. Рука потянулась к шкафчику с заветной бутылкой, но тут же вернулась на место. Она же обещала ему никогда больше не пить! Впрочем, его больше нет. Если бы они не сделали этого, все было бы нормально. Это их бог покарал. Она закрыла глаза. Есть выход. Один выход есть всегда…