Ну, с милицией — это их проблемы. Хотят ее бояться, пускай боятся! Хорошо, хоть чего-то они боятся… Ну, так вот. Викина история не отличалась от сотни других подобных. Я бы, конечно, выпорола всю эту компанию за то, что они были заняты каждый своими делами настолько, что ребенок у них остался без присмотра. Кстати, больше всего меня потряс тот факт, что девочке наняли няньку-гувернантку, это при наличии живой-здоровой бабушки! Няньку эту я записала в книжку, чем вызвала гнев со стороны Вики. — Вы подозреваете нашу Танечку? — вскрикнула она, потрясенная моим недоверием к этой представительнице человеческого рода. Я удовлетворила ее любопытство легким пожатием плеч. — Да вы что?! Танечка — ангел! Я кивнула. — Как вы можете жить с таким недоверием к людям! О господи! Дай мне, пожалуйста, кротости и смирения хотя бы на то время, пока я разговариваю с этой заблудшей идеалисткой! — Послушайте, Вика! Посмотрите сами на эту ситуацию — девушка, несмотря на свой выходной, охотно соглашается поехать за Алисой! Знаете, что можно подумать? — Она же сама испугалась! Она плакала! Потрясающая наивность! Они, наверное, за всю свою жизнь не столкнулись с крокодиловыми слезами! — Вика, простите меня, но я вынуждена вписывать в свою записную книжку всех, кто так или иначе мог участвовать в похищении. Кстати, я не только вашу Танечку туда вписываю. Вашего мужа, например. Фирма-то принадлежит вам, я правильно поняла? — Ну, не совсем… Понимаете, это акционерное общество, и самый большой пакет акций, естественно, находится у мамы как прямой наследницы папы… — Вот видите, значит, ваш муж тоже может быть замешан в этой истории! Вдруг он незаметно эту вашу драгоценную фирму разорил и теперь ему нужны деньги, чтобы удрать? Вот он и разыграл эту историю с похищением… Странно, но против возможного участия мужа в таком негативном поступке Вика возражала намного меньше, чем против участия Танечки. Если быть точной, она совсем не возражала. Даже как-то успокоилась и слегка улыбнулась с легким оттенком мстительности — первый раз за весь тот час, что мы с ней разговаривали! Однако, подумала я. Интересные у нее отношения с любимым супругом! Любопытно посмотреть, что за личность этот самый Виталий Викторович Лямин! Мои пожелания были выполнены скорее, чем я думала. В дверь позвонили по-бандитски настойчиво, Анастасия Михайловна открыла ее, и в комнату ворвался настоящий питекантроп, которого подстригли почти наголо, оставив только редкую поросль, почти не закрывающую череп удивительно несовершенной формы — с резким затылочным скосом и тремя шишками на этом скосе. Питекантроп, как ему и положено, влетел в нашу мирную компанию с диким и непристойным воплем: — Ты, сука! Если ты считаешь, что можешь устраивать мне сцены и врать невесть что про Алису, а потом исчезать, ты заблуждаешься! Ты слишком о себе мнишь, поняла? Сомнений не было — по презрительному молчанию Вики я быстро определила, что этот бугай с кривыми ногами и есть долгожданный супружник! * * * Уж не знаю, как ее угораздило так неудачно выскочить замуж! Судя по выражению ее лица, о какой-то неземной любви, когда тебе все равно, как этот человек выглядит, говорить не приходилось. Я тщетно искала в его маленьких, глубоко посаженных глазенках выражение ума или несказанной доброты, но ничего этого там не было и в помине. Напротив — глазенки сверкали злостью, и где-то в их глубине таились жадность и похоть. Если прибавить к этому еще и высокомерие, то получится точный портрет Виталия Викторовича. Ничего себе красавчик, а? Я ему, кстати, тоже не понравилась. Заметив меня, он вылупился с таким тупым выражением, что я быстро определила — он пытается думать! Так как это занятие, видимо, не входило у него в число привычных, он выглядел бесконечно удивленным. — А это еще что такое? — наконец обрел он дар речи. Если до этого во мне и были маленькие росточки жалости и слабенького сострадания к этой недоделанной личности, то после такого обращения они погибли. Ни фига себе — «это что»! — Это моя родственница, — вступилась Анастасия Михайловна. Наверное, от сравнения с неодушевленным предметом мое лицо здорово перекосилось, раз она бросила на меня такой испуганный и немного жалостливый взгляд… — Какая, на фиг, родственница? — вопросил дегенерат. Сказал-то он совсем не «на фиг», а иное слово, но я не стану его повторять. — Это Саша, дочка тети Иры, — робко взглянув на меня, словно я могла возмутиться причастностью неведомой тети Иры к моему появлению на свет божий, проговорила Анастасия Михайловна. — Она приехала ко мне в гости… — А ей тут обязательно торчать? — неприязненно спросил он. — Саша все знает, — сообщила Анастасия Михайловна. Все это время Вика молчала, явно игнорируя своего супруга. — И чего вы, мамаша, впутываете в наши дела посторонних? — рявкнул Виталий Викторович так оглушительно, что я едва сдержалась, чтобы не закричать в ответ: «А вот того, придурок, что нечего тут на женщин орать, а то одна из этих женщин так врежет тебе каблуком по яйцам, что забудешь о радостях секса лет на сто!» Но я сдержалась. Муштра моего босса не должна же пропадать даром. И эмоции надо зажимать в кулак, даже если очень хочется выполнить легкий пируэт, благодаря которому у таких типов пропадает на какое-то время желание хамить! — Саша менее посторонняя, чем ты, — неожиданно вступила в нашу задушевную беседу Вика. — Во всяком случае, я доверяю ей куда больше, чем тебе. Поэтому заткнись и веди себя прилично. Она, наверное, работала раньше укротительницей диких вепрей. Потому как этот «вепрь» сразу притих, испуганно посматривая на нее. — А за «суку», дорогой, ты мне еще ответишь, — сурово пообещала Вика, и ее супруг окончательно был раздавлен, он тихо бормотал себе под нос какие-то проклятия. Теперь я посмотрела на хрупкую Вику с невольным уважением. Однако хорошо у нее это получилось! * * * Таня сидела возле телефона, сжав руки, будто в молитве. Она не могла объяснить, почему она не отходит от телефонного аппарата. Словно ее приковали к этому чудовищу… И ведь ничего подобного не было и в помине — Таня сама, по собственной воле, торчала возле аппарата, не смея отойти даже на секунду! Вика просто просила ее посидеть дома, на всякий случай, пока она будет у матери. Вот Таня и сидела, ожидая неизвестно чего. А еще к этому надо прибавить, что звонка от похитителей Таня боялась ужасно. Понятно, что состояние ее становилось все хуже и хуже. Происходящее вокруг Таня воспринимала сквозь туман. Этот туман окружал ее, не давая сосредоточиться, воспринять реальность, и Таня была благодарна туману, потому что он не пускал боль и страх. Ужас происходящего до Тани если и доходил, то притупленно. Туман лишал его остроты. «Господи, — думала Таня, раскачиваясь на стуле, — еще вчера я была счастливой и беззаботной! А сегодня…» Она старалась не думать сейчас об Алисе. Это было слишком больно — даже туман не спасал. Но Алиса сама приходила к ней и смотрела так, что Тане хотелось скрыться от нее, убежать, раз уж она не могла помочь. На диване валялся Алисин плюшевый тигр. На полочке у телевизора были разложены кассеты, которые Алиса смотрела. И все, независимо от Таниных желаний, напоминало ей о девочке, будто обвиняло именно ее, Таню, в происшедшем. А Таня этого не хотела. И вообще ей не хотелось думать. Она охотно бы сейчас заснула и проснулась бы тогда, когда все закончится. Телефон зазвонил. Таня вздрогнула. Осторожно подняв трубку, зачем-то сказала, словно опять хотела защититься на всякий случай от похитителей — вдруг они не пожелают разговаривать с ней: — Алло, это Таня. На другом конце провода немного помолчали, а потом она услышала его голос: — Как ты там, Танюшка?