Граф прослушал выступления нескольких участников заседания, и слово взял только под конец собрания. Величественно поднялся со своего места. Прошелся перед всеми взад-вперед, выдерживая паузу. — Многим из вас, должно быть известно, что в Царском Селе находится особняк статского советника и церемониймейстера двора Его Императорского Величества Василия Петровича Кочубея, — начал он и сделал паузу, чтобы я перевел. Потом продолжил. — Этот человек интересен нам, прежде всего тем, что был страстным коллекционером. Его библиотека была восхитительно богатой, и некоторые раритеты были там в единственном экземпляре. Увы, дремучие и скудоумные большевики разграбили эту сокровищницу совершенно по-варварски. Как и все, впрочем. Я перевел. Публика внимала. Граф ударился в историю. Принялся рассказывать про этого самого статского советника, про его масонские связи, про изумительную образованность и все такое. Публика внимала, даже с некоторым благоговением, а я все пытался понять, к чему граф это все рассказывает. Но к делу он перешел минут через двадцать. Когда в подробностях расписал архитектурные особенности особняка в Царском Селе, изысканность его мебели и убранства, и биографические подробности хозяина. — Мы встречались с герром Базилем в Цюрихе, — голос графа вдруг перестал напоминать заунывную речь лектора по истории искусства. Взгляд его снова стал цепким и острым. — И в числе всего прочего он мне рассказал, что в его особняке в Царском Селе осталась одна коллекция ювелирных украшений. Он заказал ее у самого Карла Фаберже, настаивал, чтобы работу мастер сделал сам, а не поручил своим многочисленным подмастерьям. Так что все девять предметов изготовлены руками маэстро от ювелирного искусства. По образцам ныне утраченных украшений из царских курганов скифов. Герр Базиль сказал, что оставил большевикам все, все свои сокровища. Кроме… Граф замолчал, вскинув подбородок и прикрыв глаза. Повисло молчание, которое нарушило только шушуканье “на задней парте”, где сидели те самые “двое против ветра”, служебную принадлежность которых я пока что не определил. — Дорогие друзья! — граф театрально раскинул руки в стороны. — Мы с вами много обсуждали, что для открытия нашего с вами музея нужен особый экспонат, так сказать, гвоздь программы. И я рад вам сообщить, что он у нас будет! — Простите, герр граф… — кашлянул с заднего ряда старший из “бывалых туристов”. — У вас есть возражения, герр Шредер? — холодные глаза графа сузились до щелочек. — Мне очень неудобно, но да, есть, — сказал потрепанный Шредер и встал. Одернул полы пиджака. — Видите ли, эта коллекция представляет не столько культурный, сколько исторический интерес. По нашим данным, герр Фаберже, когда работал над “Скифской сказкой”, действительно пользовался настоящими артефактами. Так что, в некотором роде… — Переходите к делу, герр Шредер, — раздраженно бросил граф и дернул рукой. — Эти украшения требуется должным образом изучать, прежде чем выставлять их на всеобщее обозрение, — пожевав губами, сказал Шредер. — Видите ли, есть версия, что герр Базиль Кочубей оставил коллекцию не случайно. И кровавый след, сопровождающий эти украшения за их весьма недолгую историю, позволяет нам думать, что… — Вы морочите мне голову, — породистое лицо графа скривилось. — Никто не мешает вам изучать украшения в то время, пока музей закрыт. Кроме того, вы можете заставить своего лакея, и он сделает вам сотню фотокарточек со всех сторон. — Вы меня, кажется, не поняли… — чуть извиняющимся тоном проговорил Шредер. — Публичный показ этих украшений может привести к непредсказуемым последствиям, и пока мы их тщательно не изучим… — Герр Шредер, — по буквам отчеканил граф, сверля ледяными глазами лицо Шредера. — Это официальная позиция Аненербе? “Аненербе! — мысленно воскликнул я. — Так вот кто эти замухрыжки! Археологи, скорее всего. Копатели древностей и фанаты полевой романтики пополам с эзотерикой”. — Нет, герр граф, — Шредер покачал головой, по его высокому обветренному лбу поползли морщины. — Я надеялся на ваш здравый смысл. — И вы не напрасно надеялись, — высокомерно заявил граф. — Именно мой здравый смысл позволит нам заполучить эту восхитительную драгоценность много раньше, чем наши доблестные войска доберутся до Царского Села. Уже через несколько дней их доставят в Псков. И никто, слышите, НИКТО! Ни Аненербе, ни Сталин, ни черт с рогами не сможет мне помешать устроить им триумфальную экспозицию. Ясно вам? — Да, герр граф, — Шредер опустил взгляд. — Но мы еще вернемся к этому разговору… Последнюю фразу граф проигнорировал. Заседание завершилось, все суетливо загромыхали стульями и начали расходиться. Граф кивком головы приказал мне следовать за собой, и мы вернулись обратно в комендатуру. * * * Мой новый кабинет аскетичен и не чета графским «хоромам». Два письменных стола, кособокий шкаф и несколько стульев. На окне засохший кактус. Это же сколько его надо было не поливать? Моя новая соседка по кабинету явно не беспокоилась за судьбу умирающего растения, как любая нормальная женщина. Ее больше заботила собственная безупречная внешность. Она то и дело подкрашивала губы в кровавый цвет, поправляя белокурые локоны. Форма ей однозначно была к лицу, этакая фашистская фурия. Она это прекрасно понимала и любила ловить на себе восхищенные взгляды сотрудников комендатуры. Но никто и мысли не допускала флиртовать с секретарем самого графа. Насколько я понял, сам Отто тоже не проявлял никаких сексуальных поползновений к своей подчиненной. Либо он примерный семьянин, и где-нибудь во Франкфурте ждет его стареющая Гертруда. Либо женщины его вовсе не интересуют. Нет, не то чтобы граф производил впечатление извращенца, напротив, мужицкий стержень в нем ясно проглядывался. Но он был слишком помешан на своих историко-культурных «артефактах». И Марту, как самку, в упор не замечал, хотя та, каждый раз, когда заходила к нему в кабинет, походку рисовала грациозную от бедра так, что казалось на ней нет одежды вовсе. Настолько эффектно смотрелись перекаты ее ягодиц и утянутая в слишком в тесный жакет грудь. А теперь мы с этой беловолосой бестией с хитрыми, как у лисы глазами, заседаем в одном кабинете. Мне выделили стол как раз напротив ее рабочего места. На столе Марты пишущая машинка «Rheinmetall», угольного цвета с обтекаемыми формами под стать хозяйке. На моем столе стакан с перьями для письма и чернильница. Признаться, я не ожидал от графа, что он потеснит свою подопечную и подселит меня. Я был уже готов разместиться в коридоре перед его кабинетом, где кропал переводы за журнальным столиком в первый день работы. Думаю, он сделал это неспроста. Судя по всему, Марта — его доверенное лицо, и теперь я под ее чутким присмотром. Что ж… Будем держать ухо востро. Вот только мысль о переброске в Псков новой партии музейных ценностей не давала покоя. Пока я не придумал, как спасти Янтарную комнату, можно начать с чего-то попроще. С этих же Фаберже, например. Граф твердо намерен выставить их экспозицию в городе для окультуривания нациков. Надо перехватить «товар» по пути в новый музей. Там его выцепить в центре города будет уже сложнее. Знать бы, как и когда приедет груз. Насколько я понял, граф подготовил на этот счет соответствующий документ (или написать какой именно — приказ, распоряжение, транспортный наряд или что там они писали?) Мне — кровь из носу, надо раздобыть эти сведения и попытаться перехватить груз. А для этого необходимо проникнуть в кабинет шефа и найти пресловутый документ. Глянуть на него хотя бы одним глазком. Но как? Один ключ от кабинета у самого Отто, второй должен храниться на проходной у дежурного комендатуры. Незаметно взять его не получится. Блин, задачка, однако… С этими мыслями я корпел над переводом текста инвентаризационного описания каких-то византийских черепков. Марта стучала по клавишам машинки, изредка бросая на меня любопытные взгляды. А девка определенно заинтересовалась русским переводчиком. Или это граф ее науськал? Пока не разобрался. Приятнее думать, что ей до тошнотиков намозолила глаза холеность арийских рыжих морд, а тут под боком брюнет с обветренным лицом и крепкими плечами. Хоть я пытался скрыть свою стать сутулостью, но от этой ведьмочки ничего не ускользнуло. Когда она снимала с меня мерки, как бы невзначай ощупала каждый мой мускул. Определенно, рыхловатые сотрудники комендатуры выглядели бледнее на фоне учителя немецкого. Еще и новая гимнастерка оказалась мне впору, подчёркивала силуэт и в такой одежде мне уже сложнее было косить под «юродивого». Да и хрен с ним. Пусть думают, что все русские такие, даже никчемные интеллигенты-очкарики как я, ведь вместо крови у нас течет водка, под одеждой шерсть медведя, по снегу в лютый мороз мы ходим в лаптях или вообще босиком, а кашу едим из топора. Дверь нашего кабинета распахнулась и на пороге появился граф: — Марта, я сегодня уйду раньше. Как закончишь, документы положи мне на стол. — Слушаюсь, господин граф, — отчеканила девица, сверкнув жемчужинками зубов. Ага… Значит у Марты есть еще один ключ от кабинета начальника. Это немного меняет дело. В голове моей зрел план. Коварный, но не кровавый… Я решил сегодня задержаться на работе. Нас особо никто не контролировал, ведь единственным русским здесь был я. Совсем до ночи сидеть тоже опасно, лишние подозрения ни к чему. Вот только Марту надо тоже немного задержать на работе. Для налаживания контакта в оперативных целях, так сказать. Вечерело. В конце рабочего дня я решил немного потянуть время и перешел в наступление. — Марта, — обратился я к блондинке. — Помоги мне, пожалуйста разобраться в этих запутанных бумагах. Граф приказал оформить список этого музейного хлама справкой. Сколько места оставить под угловой штамп? А еще — я посадил кляксу. Теперь этот лист переписывать? Или так можно оставить? — Если текст читается, — девушка встала и подошла ко мне. — То переписывать не надо. Она взяла из шкафа какую-то бумажонку и положила мне на стол: — Вот тебе для образца, Алекс. — Спасибо, Марта, — выдохнул я с улыбкой, исподлобья поглядывая на ее грудь. Смотрел будто бы украдкой, но так, чтобы девка это заметила. Потом я стал задавать еще подобные дурацкие вопросы, попросил другое перо для письма и всячески физически сокращал с ней дистанцию. В очередной раз, помогая мне разобраться в бумажках, Марта склонилась надо мной очень низко. Ее волосы щекотали мою щеку, но она не отстранялась, даже когда я будто невзначай мягко задевал ее плечом. Эх… На что только не пойдешь ради Родины. — Алекс! — отчитывала меня немка. — Ну, что тут непонятного? Вторую справку пиши как и первую. — Прости, Марта… — я поправил очки и пробормотал, чуть запинаясь. — Ты такая… Такая красивая, что мне трудно сосредоточится. Немка улыбнулась и снисходительно провела рукой по моей щеке: — Какой ты колючий, Алекс — Я не купил еще бритву, — сделал я виноватый вид. — Жалование мне еще не выплатили. — Твоя щетина… В ней есть, что-то звериное. Я поймал ее ладонь и поцеловал, сделал это несмело, по-пионерски, зажмурив глаза. Марта подхватила меня за плечи и потянул вверх. Я неуклюже встал, изобразив в глазах восхищение от неожиданных прикосновений и такой близости ее тела. Она сняла с меня очки (теперь они выглядели настоящими, стекла я вставил обычные у часовщика), положила на стол, грубо притянула меня к себе и впилась в мои губы жадным поцелуем. — Что ты делаешь? — выдохнул я, но при этом дрожащими руками обхватил ее изящный стан. — Боюсь, что графу не понравятся такие неуставные отношения. — А мы ничего ему не скажем, — в глазах немки сверкнули бесенята. — Но я не могу… Я всего несколько дней на работе и… Она толчком усадила меня на стул, а сама запрыгнула сверху. Я сидел и изображал бревно, но ерзающие тугие женские ягодицы на моих бедрах предательски выдавали мое мужское естество. Горячая сучка, но не будем забывать, что я ботан. Марта взяла мои руки и положила себе на грудь: — Ну, же, Алекс, я не кусаюсь… Сожми их. Вот так, покрепче. Да. Ее рука скользнула вниз и протиснулась между моих бедер: — О, а ты не так уж меня и боишься. Возьми меня, Алекс. Я стал торопливо и неуклюже расстегивать пуговицы на ее жакете и бормотать всякую ересь, типа, как же она хороша, и как мне, простому русскому учителю несказанно повезло. Неумелые комплименты получились искренними, и девка совсем завелась. Стул под нами заскрипел и вот-вот готов был развалиться. Я намеренно покачнулся на нем, и мы чуть не свалились на пол. Марта ойкнула, но в следующий момент вскочила, спешно застегнула пуговицы на груди и потянула меня за руку: