Фрицы остановились на перекрёстке, оживленно жестикулируя и что-то обсуждая, а затем разделились. Один побежал прямо по улице, второй свернул на соседнюю, а третий с автоматом, рванул в тот проулок, куда скрылась фигура. Там тупик. Я точно знал, так уже успел немного изучить эту часть города. Либо беглец не местный, либо просто решил там спрятаться, так как не может быстро бежать. Хромал ведь. Я пошел следом за автоматчиком, оставив коробки под деревом. Нагрудный карман приятно грела бумажка-пропуск, можно не опасаться, что меня сграбастают. Шел, не скрываясь и шумел, попинывая камешки. В проулке темно. Впереди вырисовывается силуэт фрица. Он водил автоматом по сторонам, в поисках беглеца и резал лучом фонарика темноту. — Герр офицер! — окликнул я его на немецком. Тот резко развернулся и тыкнул в мой сторону стволом, казалось, еще секунда и он полоснет по мне очередью: — Стоять! Я поднял руки: — Не стреляйте. Герр офицер. Мое имя Алекс Вольф, я служащий и работаю на графа Сольмс-Лаубаха. Фриц подбежал ко мне и, не отводя автомата, вонзил лучик фонарика в лицо: — Покажи документы! — Мое удостоверение еще не готово, но есть пропуск. Вот, посмотрите, — я вытащил спасительную бумажку. Немец посветил на бумагу с двух шагов, не приближаясь и держа меня на мушке: — Что ты хотел? — Я видел, что вы кого-то преследуете, решил вам помочь. Он побежал туда, — я махнул рукой в сторону основной улицы. — Кто это был, лицо разглядел? — Я видел только силуэт. Фашист зло плюнул и, оттолкнув меня плечом, рванул в указанном направлении. Я сделал вид, что выхожу из тупика, поплелся, не торопясь за фрицем. Но лишь он скрылся из виду, вернулся в проулок. — Можешь выходить, — сказал я дереву, что одиноко торчало на обочине. — Он ушел. Оттуда показалась чья-то тень. Хрен знает кто это, но на всякий случай я приготовился встретить незнакомца, приглядев на дороге обломок кирпича, встал возле него. — Спасибо, — проговорила фигура знакомым голосом и вышла на свет луны. — О, старый знакомый, — усмехнулся я, разглядывая испуганного цыгана-чистильщика обуви, который на площади косил под грека. — Кажется тебя зовут… Евдоксий. — А, это ты, дядя? — облегченно выдохнул цыганенок. — Ты меня спас… — Какого хрена ты шляешься по ночам? Парень сник и пробормотал: — Я хотел убить. Хотя бы одного, — он вытащил из-за спины руку с ножом, сглотнул и продолжил дрогнувшим голосом. — Отомстить… Они всех убили, дядя. Понимаешь? Мануша, Баро, бабушку Зару, Виту… Всех, лишь только потому, что они цыгане. С-суки… Ненавижу этих тварей. Нож в его руках затрясся. — Ну, так ты много не навоюешь, — я подошел к нему и положил руку на плечо. — С ножом на патруль? Каким местом ты думал? — Да я хотел возле бара подкараулить одного. Кого-нибудь, кто пойдет забор обоссывать пьяный. А тут эти откуда-то появились. Я хотел убежать, но быстро не мог. Меня сегодня один из фрицев на площади сапогом поддых дал так, что до сих пор ребра ломит. За то, что я ему обувь не начистил как-надо. А у меня просто щетка от ваксы слиплась. Надо было новую купить, а он приперся, сел на стульчик передо мной и сапоги свои вонючие в морду мне сует, мол, чисти, свинья. Если бы не ребро, не догнали бы они меня. — Так… Понятно. А сейчас слушай меня, Евдоксий, или как там тебя по-настоящему зовут? — Рубин, — тихо пробормотал парень. — Другое дело, — улыбнулся я. — Получается я угадал твое имя при первой нашей встрече. А сейчас слушай и запоминай. Если повезет, убьешь гада, а они потом десять мирных казнят. Сам можешь сгинуть, и других под удар подставишь. — Тебе, хорошо, дядя. Ты смотрю на них работаешь, устроился жирно. А убийцы моей семьи живут и могилы моих родичей топчут. Чем ты лучше, чем они? — Отставить ересь! Я разве говорил, что их не надо убивать? Парень насторожился и внимательно на меня уставился. — Их не то что убивать надо, каленым железом выжигать, — процедил я. — Но так, чтобы никто из своих не пострадал. Я знаю, как это сделать. Парень ты, смотрю, толковый. Если не трус и готов мне помочь, то я научу тебя, как гадов давить. — Я?.. Да я! — цыган прижал кулак с ножом к груди. — Да ты только скажи, что делать! Я им зубами глотки буду грызть. — Зубами не надо, наше главное оружие — это голова. Пошли, провожу тебя до дома. — Так патрули же? — Не ссы, у меня пропуск имеется, как раз на двоих. Только переоденься. — Мы вернулись на улицу к дереву, где бросил коробки, я дал ему одну из рубах что выдали мне сегодня. Одежда оказалась не по размеру большая. Но не критично. Сейчас многие носили вещи не со своего плеча. — А как мы их убивать будем? — нетерпеливо спросил цыган. — Узнаешь, — многозначительно кивнул я. — А пока план такой… Все как всегда, работаешь на площади и не привлекаешь к себе лишних подозрений. Слушай, что вокруг люди говорят. Особенно полицаи, которые из русских. Подмечай и мне будешь докладывать. — А где тебя искать? Как с тобой связаться? — Придет время, я сам тебя найду на площади. К дому Марфы я подошел, когда совсем уже полностью стемнело. Шел, стараясь не выронить ничего из рук, чертыхался под нос. Почти свернул уже во двор, но вовремя замер и отпрянул обратно. Голоса. Во дворе кто-то тихо разговаривал. Я осторожно выглянул из своего укрытия. Да, точняк, какая-то пара темных личностей злостно нарушала комендантский час. Один доставал из окна первого этажа какие-то коробки, а второй принимал и составлял их на тачку. Глава 12 Воры? Марфу кто-то решил обокрасть? Я напряг слух, но больше темные личности не разговаривали. Продолжали свое дело молча и слаженно. Я насчитал девять коробок, перекочевавших из окна в тачку. Потом подающий спрыгнул ко второму, они пошушукались, и тачка, едва слышно скрипнув, канула во мрак противоположной стороны двора вместе с одним из этих двоих. Оставшийся поднялся на крыльцо. Чиркнула спичка, потянуло табачным дымом. Но огонек было не видно. Тертый калач этот некто, сигарету в кулаке прячет. Я кашлянул, и, не скрываясь, вошел во двор, бормоча про непроглядный мрак. Тень дернулась, огонек осветил куцые рыжие усишки и острый нос. — Вечер в хату, дядя Степа, — прошептал я. — А, это ты, — “лисья морда” с некоторым даже облегчением выдохнул. — А я думал, тебя уже фрицы расстреляли, раз до комендантского часа не явился. — Рабочий день затянулся, — ухмыльнулся я. — Но возвращаться в неурочное время бывает познавательно. — Ты бы осторожнее, Саша, а то длинный нос могут и подрезать, — в тон мне ответил “лисья морда”. — Да ничего такого, Степан, — примирительно сказал я. Пока что меня их темные дела не касались. Я еще в тот вечер понял, что эта компашка мутит что-то криминальное. Но может это даже и хорошо. Никогда не знаешь, когда могут пригодиться услуги жуликов. Особенно с опытом работы, а это был явно тот самый случай. — Каждый занимается своим делом, и мало ли, что мне могло тут почудиться от усталости, ведь так? — Верно мыслишь, дядя Саша, — “лисья морда” торопливо затушил сигарету и юркнул в дом. Нда, теперь понятно, почему у нас петли на двери так хорошо смазаны. И пол не скрипит практически. Хотя на вид дом — типичная старая развалина, тут у каждой доски должна быть своя нота, а у двери так вообще целый оркестр. * * * Фрицы называли Поганкины палаты на свой лад — Поганкинхауз. В будущем я в этом белокаменном доме-крепости с вычурным крыльцом, конечно же был. Это место входит в число обязательных достопримечательностей. Историки считают, что эту толстостенную громаду построили купцы, когда их вместе с их богатствами поперли из Псковского Крома, главной крепости. Мол, ваши ценности, вы и защищайте, нефиг общественным ресурсом пользоваться. Ну и купцы, чтобы обезопасить себя от то и дело устраивающего всякие бунты и беспорядки народа, возвели вот это. Надежное укрытие, и все такое. Вроде бы, перед войной тут тоже был музей. Но сейчас сводчатые залы были пусты, никаких экспонатов, витрин и стеллажей. Будто все собрали и куда-то унесли. В один из величественных залов стащили столы и стулья и расставили полукругом. Граф усадил меня за своим правым плечом, чтобы в нужное время я вступал, как переводчик. Зачем ему это понадобилось, стало понятно чуть позже. В рабочую группу по вопросам искусства входили как немцы, так и русские. Кто-то из последних немного балакал на немецком, но большинство языка не знали. Через час обсуждений работы будущего музея я заскучал и даже начал глазеть по сторонам. Переводил, конечно, но для этого мне даже напрягаться не нужно было. Ну да, эти гаврики уже распланировали, что именно из Царского Села они куда поставят, хотя само Царское Село фрицы еще не взяли. Хоть и хотелось как-то съязвить и сбить с них спесь, что, мол, шкуру неубитого медведя делите, эстеты ср*ные, но я-то знал, что это и правда вопрос пары недель. На этих двоих я сначала внимания не обратил. Оба в гражданском, но заметно, пиджаки на них сидят, как седло на козе. Рожи обветренные и такие… Одухотворенные что ли. Именно с такими лицами сидят возле костра, дергают гитарные струны и поют про приключения пролетающей мимо снежинки. Один постарше, с седеющими уже волосами и длинными вислыми усами. Второй помоложе, смотрит на первого преданным взглядом влюбленного кокер-спаниеля и держит на коленях тощенькую картонную папку.