– Я знаю. Мы помолчали, но Станислав Константинович не уходил, и мне становилось легче. В этот момент я так хорошо понял, как люди нуждаются в других людях. Не только в любимых нами, а в людях вообще. Мне стало грустно, что червь в моей голове навсегда отделил меня от большинства людей, населяющих Вселенную. Я ведь не выбирал. Но и жаловаться на судьбу никогда не надо. Я так и сказал: – Жаловаться на судьбу никогда не надо. – Это ты правильно отметил. Ты боишься, что принес большую жертву, а она окажется никому не нужна? – Да, – сказал я. – Помните, у меня был припадок после пионербола, вы тогда болели за Милу, вы же там были? – Да, – сказал Станислав Константинович. – И если так пойдет и дальше, героем тебе не стать, так? – Так. – Мальчишки. – Вдруг все зря? – Вдруг, – сказал Станислав Константинович. – Знаешь, что я подумал, когда меня просканировали и назвали мне срок жизни, который у меня предположительно остался? – Что? – Что все было зря. Мы всегда найдем о чем пожалеть. В конце жизни жалеют все. Родили ли детей или не родили, состоялись или не состоялись, или состоялись не там. Бороздили ли Космос или сидели дома. Я сказал: – Но моя мечта! – Жалеют о том, что мечты не исполнились, и о том, что мечты исполнились. Лучшее, что ты можешь сделать, – смириться. Смирись с тем, что не все в жизни сложится по-твоему, а однажды ты умрешь. – Это звучит ужасно. – Но насколько же тебе станет легче. Я сказал: – Вы действительно байронический герой. Станислав Константинович пожал плечами. Я закрыл глаза и попытался смириться: теперь я заражен страшной болезнью, она меня убьет, но мои мечты могут не сбыться, несмотря на то, что я принес все эти жертвы. Я открыл глаза и сказал: – В мире не бывает ничего напрасного. – Это тоже так. – Все мы приносим пользу. – Многие. – И все вместе влияем на ход исторического процесса. – Уж не знаю. – Даже если я не смогу сделать ничего значимого, я все-таки не совсем бесследно пропаду? Вы ведь покупаете жене подарки. Вы ее любите. Мне вдруг показалось, что Станислав Константинович понял, о чем я думаю. Он понял, что я думаю о маме. Мне стало так стыдно оттого, что вместо планирования иной созидательной деятельности, я думаю о том, будет ли мама любить меня и таким. Я сказал: – Спасибо вам, но мне пора. Максим Сергеевич будет волноваться. – Вряд ли. Я сказал: – Купите своей жене что-то такое, что будет очень долговечным. – А вот это хорошая идея. Сначала я думал, что слова Станислава Константиновича мне совсем не помогли, а даже расстроили еще больше. Я шел обратно в санаторий, и на сердце у меня было тяжело. А потом я вдруг ощутил посреди всей этой тяжести какой-то момент, какую-то секунду, когда она показалась мне подъемной. Я уцепился за эту секунду, и оказалось, что именно тогда я испытал смирение. Даже если все будет зря, необходимо приложить все силы, потому что ничего, кроме этих попыток, у нас нет. И делая что должно, как выразился великий классик, мы найдем успокоение. Запись 96: Ночной припадок Оказывается, можно даже не заметить приступа, потому что ты спишь. Жорж, кстати, сказал, что истинную эпилепсию от истерической отличают в том числе и так, по ночным приступам. Мне было очень сложно проснуться, голова болела, мысли текли густо и как-то неправильно, словно бы сам их поток отяжелел, будто река зимой. А ведь мышление у меня и без того довольно вязкое. Тут же оно и вовсе превратилось в мед. – Жданов! Жданов! – так мне шептали. Я с трудом открыл глаза, взгляд сфокусировать было сложно. – Боря? – спросил я. – Тише, все спят. Он сидел на коленях перед моей кроватью. Я огляделся: и правда, все спали. Лунный свет лился в комнату, но в остальном ночь была еще глубокой и темной. – Зачем ты меня разбудил? – Испугался. Ты опять дергался. – Да? – Так точно. Из-за лунного света волосы Бори казались светлее, чем были на самом деле, и весь он стал каким-то незнакомым. – Зачем ты меня разбудил? – спросил я снова. – Ты что, уже потек? Ты это уже спрашивал. – Да? Не помню. Боря, а почему ты меня все время достаешь? – Потому, что ты «мудак». Он помолчал, потом сказал: – И потому, что такой вот я человек, а ты слабак. – Нехорошо обижать слабых, – сказал я. Мысли плыли странно, и мне казалось, что Боря меня жалеет. – Доволен теперь? – спросил я. – Ты лучше меня. Боря сказал: – Нет, не доволен я «ни хуя».