Он так и сидел у моей кровати. Я сказал: – Тебе холодно. – «Ни хуя», – повторил он. – Не ругайся, пожалуйста. Боря сказал: – Такая лажа конченная это все. Я протянул руку и прикоснулся к его лбу. – Ты простудился. – Да нет же. Я уже не простужусь никогда, наверное. – Не знаю, – сказал я. Мы оба замолчали. Я не вполне ясно понимал, что происходит, и в чем, собственно, заключается проблема. А Боря не вполне ясно давал мне это понять. Я сказал: – Я тревожусь. Боря сказал: – Ну, ясен «хуй». – Но не понимаю, почему. – Потому, что крыша у тебя подтекает, вот почему. Надо быть мужиком. Встречать удары судьбы, и всякая такая херня. Для мужика это обязательно – удары судьбы, всех похоронить, смерть, смерть, смерть. Мужики любят смерть. – Мне кажется, нет. – Но это правда. И червивые люди любят смерть. Мы любим смерть и ее не боимся. Так мой батя говорит. – Все думают, я боюсь смерти, – сказал я. – Но смерти я не боюсь. – Ну и правильно. Хоть в чем-то ты мужик. А чего боишься? – Не быть полезным, – сказал я. – Мужик ничего не должен бояться. – Тогда зачем ты спросил? – Просто так. На самом деле мне неинтересно. – Понятно, – сказал я. – Я буду спать дальше. Я закрыл глаза, но Боря щелкнул меня по носу. – Что? – Ты какой-то странный. Пиши в свою книжечку. Он толкнул меня к стене, лег рядом, достал из тумбочки мою красную тетрадь, ручку и фонарик. – На. – Я не хочу ничего писать. – Пиши, я сказал. Я не уйду, пока ты не напишешь. Он помолчал, а потом сказал: – Все будет хорошо, больше не будет у тебя сегодня приступов. Я почему-то ему поверил. Теперь я думаю, что написать о ночном припадке действительно было полезно. Мысли от того, что мне пришлось писать, хорошо разогнались, и я больше не чувствую себя потерянным. Запись 97: Вокзальный кошмар Ладно, ладно, крошка политрук, тоже напишу что-нибудь такое личное-личное в твою идиотскую тетрадочку. Может, это тебя, калечного, развлечет, что ты думаешь об этом? Помнишь процедуры с кошмарами, всю вот эту бесконечную хуйню со снами и прочим всем? Да помнишь ты точно, лох педальный. Насмотрелся небось ужасов на всю оставшуюся жизнь. Что у тебя там было? Мамочка отобрала томик Маркса? Ты встретился с Мальчишом-Плохишом, но не смог вздернуть его, су́ку, на суку́? Ладно, по серьезу, на хуй твой глубокий внутренний мир, мне это малоинтересно. Поговорим про меня. Я люблю всякое кино, софиты, камеры и прочее. Когда тебя снимают на камеру, ты сразу супербожество. И в то же время твое лицо никогда уже не будет выглядеть лучше, чем в кино, завидуют они, актеры, наверное, себе сами. Девчонки тоже любят камеру, для них камера – это как вибратор, они от нее заводятся. Ты знаешь, что это такое, вибратор? Ничего не знаешь, сто пудов. Объяснять не буду, спроси у девчонок. В общем, кошмары мне понравились, потому что это кино, которое снимают про меня самого. Без видака и зеркала, без всего этого, смотришь на чувака, которым ты и являешься. Просто заебись, меня совсем не ранит. Но так как ты сегодня бедная, страдающая девочка, я тебе что-нибудь все-таки расскажу. Знаешь, какой кошмар у меня был про вокзал? Прикольный. Ты, наверное, не знаешь, но пару раз мы с Володькой сбегали на вокзал. Там жили пару дней или типа того – обстоятельства. Ладно, какие на хуй обстоятельства, сам понимаешь, просто так на вокзал не сбегают. Но мы сбегали как-то, да. Там весело и все бухие: бомжи, менты, дети, торгаши с пирожками и кроссвордами, кошки, собаки, крысы. Я тебе гарантирую, нет приличных социалистических лиц. Зато это настоящее приключение. Вот так вкратце было. А в кошмаре я видел вот что, ну просто кино! Значит так, я потерялся на том вокзале. Вернее, я потерял Володьку, и я его искал. Там все были чужие, и я не знал никого. Потом забрался в какой-то подвал, к бомжу. Он разделывал себя на мясо и суп варил. Сказал мне: – Супу хочешь, Борис? Я ему сказал: – Ну а как же? Мне, конечно, было отвратительно, но я съел – мужику все должно быть однохуйственно, я считаю так. Потом я опять бродил, все вокруг спешили, а я искал Володьку, и встретил чувака одного, я его лица не видел, он был с камерой. Он меня спросил: – Хочешь в кино сняться? – А то, – сказал я. Я очень хотел в кино сняться, потому что я лучший мальчик, это всем понятно. Я шел как бы спиной назад, сквозь толпу, а он меня снимал. Я спросил: – А кино про что? Он мне сказал: – Про тебя. Я убил твоего брата, а теперь убью тебя. Вот такое вышло кино. Потом я очнулся в каком-то подвальном помещении под вокзалом, там надо мной ходили поезда, я это чувствовал, слышал. Я сам висел на крюке вниз головой, и кровь текла. Ну, знаешь, как мясная туша. Так свиней обескровливают. Мой дед был забойщиком, он полный спец.