— Готова поспорить, ты все равно нравился девочкам. Теперь мы говорим вполголоса, и слова приобретают для нас особую важность. — Я был квотербеком. Конечно, я им нравился. — Это не единственная причина. — А что, есть другая? — Каким-то образом он оказался ближе. Я не заметила движения, но сейчас мы лежим почти нос к носу, наши руки прижаты рядом на матрасе. Я едва заметно улыбаюсь. — Как уже говорила, ты хороший парень, Финн. Люди просто не могут тебя не любить. Его глаза изучают мои. В полумраке они сверкают, как ночное небо. — Я хочу тебя обнять. Дыхание замирает, застревая в горле. Финн настаивает, чувствую его голос всей кожей. — Только это, Чесс. Позволь обнимать тебя, пока мы спим. Не уверена, что приняла осознанное решение, но в следующее мгновение моя щека касается твердой груди, и я оказываюсь прижатой к стройному длинному телу Финна. Одной рукой он обвивает талию, а другой обхватывает затылок. Финн такой блаженно теплый, что я закрываю глаза и тихо вздыхаю. — Спасибо, — шепчет он мне в волосы. Не думала, что раствориться в его объятиях и заснуть так просто. Но это так. Глава 13 ЧЕСС Когда я просыпаюсь, Финн уже ушел. Неудивительно, он всегда встает рано. Приняв душ, я отправляюсь на поиски кофе. Шон, которого мне так и хочется назвать капитан Мэннус или сэр, на кухне, достает из духовки что-то похожее на слоеную выпечку. — Мясные пироги, — говорит отец Финна, когда я наливаю себе кофе. — Попробуй. Он кладет золотистый пирог на тарелку, протягивает мне серебряные приборы и салфетку, а затем ставит тарелку на стол. Сажусь на металлический табурет и отрезаю кусочек. — Восхитительно, — говорю я, жуя горячее маслянистое тесто, наполненное пряным мясом и овощами. — Я приготовлю еще сегодня к обеду. — С изящной точностью он двигается по кухне, выкладывает пироги охлаждаться на стойку, и ставит еще один противень с тестом в духовку. Я никогда раньше не имела дела с военными, поэтому не знала, чего ожидать от отца Финна. Может быть, я думала, что он суровый, строгий человек, который держится особняком или ворчит на всех, читая газету. Но точно не подумала бы, что он такой, излучающий спокойную уверенность, вызывающий желание понравиться, и носит фартук с надписью «Кто отлично выглядит — тот отличный повар», готовя праздничное угощение для своей семьи. — Вам Финн подарил этот фартук, да? — спрашиваю я. Морщинки в уголках глаз Шона углубляются. — Да, мэм, это был он. — Мужчина отрывает взгляд от своего занятия. — Ты хорошо знаешь моего сына. Пожав плечами, я съедаю еще кусочек пирога. — Во всяком случае, его чувство юмора мне знакомо. Шон вытирает руки кухонным полотенцем. Чем дольше я наблюдаю за ним, тем сильнее замечаю армейскую сноровку. Ни единого движения впустую, никаких колебаний. Ему удается оставаться чрезвычайно грациозным, но при этом величественно властным. Он напоминает мне менее импульсивную версию Финна. — Ты не спросила, где мой сын, — замечает Шон. — Если бы я задалась этим вопросом, то решила бы, что он на пробежке. Губы Шона изгибаются в улыбке, так похожей на ухмылку Финна, когда он что-то задумал. — Сейчас одиннадцать часов, — я чувствую себя обязанной пояснить, — он всегда тренируется с десяти. А после возвращается голодный и набрасывается на еду... Финн влетает на кухню, потный и раскрасневшийся. Спортивные шорты низко висят на бедрах, белая майка промокла и прилипла к телу. — Я чувствую запах мясных пирогов? Блин, я съел бы штук десять. Шон ловит мой взгляд, доставая ещё одну тарелку из шкафа. Финн наливает огромный стакан апельсинового сока и подходит ко мне. От него пахнет солнцем, морем и потом. — Честер. — Целует меня в щеку. Жест полон нежности, от которой мурашки бегут по коже. Воспоминания о том, как я была окутана его сильным, твердым телом, вспыхивают в голове, вызывая желание прильнуть к нему сейчас. Судя по задумчивому взгляду, он тоже все прекрасно помнит. — Вижу, папа о тебе позаботился. — И очень хорошо, — соглашаюсь я, сосредоточившись на кофе. Взгляд парня скользит к еде на моей тарелке и вспыхивает жаждой. Закатив глаза, протягиваю кусочек пирога, который Финн без колебаний хватает. — Черт, как вкусно, — говорит он с тихим стоном, слишком приятным для моих ушей, учитывая, что он вызван едой. — Финнеган, ты воняешь на моем камбузе, — мягко говорит Шон. — Ты знаешь правила. Сначала душ, потом еда. — Так точно, Капитан! — поиграв для меня бровями, Финн берет стакан и поспешно уходит. Я снова остаюсь наедине с Шоном, который смотрит так, словно знает что-то, чего не знаю я. Он достаточно умен, чтобы промолчать. Но внутри меня бушует буря из вины и сомнений. Семья обожает Финна. Их радость по поводу его новых отношений так прекрасна, что разбивает мне сердце. Я не хочу им лгать. Но не буду обсуждать это с Финном. Мы активно вовлечены в семейную предпраздничную деятельность. Начиная с установки рождественской елки. Собравшись в большой гостиной, я, Мэг и Эмили наблюдаем, как мужчины вытаскивают из коробок части белого искусственного дерева. Шон негромко дает указания сыновьям, предотвращая споры, пока они пытаются понять, как это собрать. И вскоре трехметровая ель установлена возле окна, подключена к розетке, и мягко светится во всем своем великолепии. — Знаю, что настоящие ели так чудесно пахнут, — говорит мне Мэг. — И некоторые блюстители традиций посмеялись бы, но я просто обожаю свою белую елку. Я делаю снимок Финна и Шона, поправляющих ветки. — А у меня серебристая ель. Вернее была. Наверное, она расплавилась. Мой смех звучит наиграно даже для собственных ушей. Мег слегка приобнимает меня за плечи, и этот жест до жути напоминает её сына. — Ну, я рада, что ты здесь, чтобы насладиться этим деревом. Меня сбивает с толку любовь Мэннусов к тактильным проявлениям чувств. Моя мать продекламировала бы стихотворение о потере и потрепала по руке перед сном. Все эти обнимашки в новинку для меня, и тем не менее, я нахожу это весьма приятным. Особенно потому, что их никогда не навязывают и не заставляют чувствовать себя объектом жалости. Мег объявляет, что она отправляется готовить свой «особый эггног» , от чего Финн и Гленн начинают хихикать, и я даже знать не хочу почему. — Тебе не обязательно трудиться, — говорит Эмили, открывая коробки с украшениями. – Иди, повеселись немного и наряжай елку. Жена Гленна миниатюрна, ее вьющиеся волосы темно-каштановые, почти черные, а кожа ровного смуглого оттенка, что говорит об испанском происхождении. Серебряные браслеты позвякивают вокруг запястья, когда она работает. — Мне нравится это занятие, — отвечаю я. — Вешать украшения, по-моему, сложней. Куда бы я их не повесила, мне никогда не нравится. — Гленн такой же. Должно быть, удивление написано у меня на лице, потому что она иронично улыбается.