— Он знает, что ему здесь рады. Я просто пригласил его присоединиться. Чарли хихикает, прерывая нас. — Вы оба разговариваете, как мои бабушка и дедушка. — Разумеется, мы не настолько старые, — восклицаю с притворным ужасом. Чесс неодобрительно цокает, качая головой и глядя на меня. Чарли расплывается в улыбке. — Я имею в виду, вы ведете себя, словно знакомы целую вечность. Слова, бесцеремонно ворвавшись в комнату, повисают в воздухе. Мы с Чесс долго смотрим друг на друга, не зная, что сказать. Но затем она сжимает губы, сдерживая смех. — Мне и самой иногда так кажется, — бормочет она, прежде чем повернуться на каблуках и направиться на кухню. Длинные темные волосы покачиваются, как маятник, над дерзкой попкой. Я наблюдаю, как её локоны раскачиваются и подпрыгивают, и мой член дергается в ответ. Рядом со мной Чарли издает сдавленный смешок. — Мужик... Бросаю на него взгляд. — Да, я знаю. ЧЕСС — НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ, что ты мне не позвонила, — ругается Джеймс в трубку. Я обыскиваю кухонные шкафчики Финна в поисках тарелки. У этого парня имеется десять разных наборов пивных стаканов, но едва ли найдется сервировочный поднос или блюдо. — Ты пропустил ту часть, где я сказала, что потеряла телефон? — Могла бы одолжить у кого-нибудь! — Я что единственная, кто не знает на память ни одного номера? — ворчу я, переходя к следующему шкафу. — Верно подмечено. — Где-то на заднем плане гудят клаксоны, и я задаюсь вопросом, не на улице ли он. — Ты где сейчас? — Направляюсь в сторону МоМА (Музей современного искусства на Манхеттене в Нью—Йорке (англ. Museum of Modern Art, сокр. MoMA) ), — отвечает Джеймс, слегка запыхавшись. — Не волнуйся, закажу билеты домой, как только мы закончим. Наконец, я нахожу тарелку для сыра и несколько неглубоких мисок, которые можно было бы использовать для крекеров или хлеба. На них все еще приклеены ценники. Представляю, как мама Финна покупает все это, стараясь подготовить его кухню к вечеринкам, которых не будет. — Не надо, — говорю я Джеймсу, снимая наклейку с тарелки. — В этом нет никакой необходимости. — Как это нет необходимости? — восклицает он. — Твой долбаный дом сгорел дотла. Конечно, я возвращаюсь. — Нет, Джеймс, со мной, правда, всё в порядке. Оставайся с Джейми. Повеселись. Он громко фыркает. — Я сейчас же возвращаюсь. Да что я за дерьмовый друг, по-твоему? Поставив тарелку на стол, принимаюсь разворачивать сыр. — Я в полном порядке. Серьезно. У меня есть временное жильё, и страховая компания действительно помогает. — А как же работа? Календарь? — Компьютерщики смогли скачать файлы со сломанного ноутбука и перенести их в новый. Так что я легко могу закончить работу с календарем. Мне пришлось бросить несколько заказов... — это больно ударит по финансам. — Но я купила достаточно оборудования, чтобы справиться со свадьбой Дьюкейна, я правда могу сделать это сама. И у нас еще целый месяц не будет ничего серьезного. Джеймс издает звук согласия. — А как насчет лофта? Как скоро ты сможешь вернуться обратно? — Не знаю. Честно говоря, я хочу включить свою внутреннюю Скарлетт и подумать об этом завтра. — Всегда думал, что из тебя получилась бы отличная Скарлетт. Сверкающие зеленые глаза, иссиня-черные волосы, кремовая кожа... — И идеально стервозное лицо? — фыркнув, предлагаю я. — Именно. — Так что, послушай Кэти Скарлетт и останься в Нью-Йорке, погрязни в любви и прочем слащавом дерьме. — Слащавом, да? — Джеймс подозрительно хмыкает. — Скажи мне, Чесс, а тот факт, что ты сожительствуешь с безумно горячим квотербеком, и я все еще завидую, кстати, имеет какое-то отношение к тому, что ты настаиваешь на том, чтобы я остался в Нью-Йорке подольше? — Твои подозрения оскорбительны, Ретт. — Хватаю хлебный нож и начинаю резать свежий багет, который купила в булочной. — Вот что я получаю, благородно поддержав твою новообретенную любовь. — Пф. — Ты обвиняешь меня в скрытых и гнусных мотивах. — Звучишь как злодей из фильма тридцатых годов, — протягивает Джеймс. — И да, если начистоту, я обвиняю тебя в скрытых гедонистических мотивах. — Чушь. — Кладу ломтики хлеба в неглубокую миску и стряхиваю крошки. — Ну так что? — нараспев спрашивает Джеймс. — Как выглядит дом отважного Мэнни? Есть ли у него красная комната боли? Закатываю глаза и улыбаюсь. — Я тоже так думала, но оказалось, что это всего лишь домашний спортзал. — Облом. Взглянув на часы, несу хлеб и сыр к кофейному столику. — Да, но я могу засвидетельствовать его способность сделать больно. Джеймс смеется. — Шути сколько хочешь, Мишка Чесси, но от меня не спрятаться. Тебе нравится быть сексуальной соседкой Мэнни. Отрицание вертится на кончике языка. Но я не могу заставить его сорваться. Я могла бы влюбиться в Финна. Безвозвратно. И знаю это. Я уже чувствую, как балансирую на краю, а ведь мы знакомы совсем недавно. Все внутри сжимается, протестуя, и я кладу руку на низ живота, прежде чем успеваю сама себя остановить. Мой живот по большей части плоский, но я не любитель качать пресс, поэтому у меня есть небольшая мягкая выпуклость чуть ниже пупка. Иногда мне нравиться этот маленький изъян, а порой я его ненавижу. Когда я стою в полный рост, мне кажется довольно милым и сексуальным иметь немного женских округлостей в теле, потому что чаще всего я чувствую себя неуклюжим жирафом. Но если я сажусь в бикини на какую-нибудь мягкую подушку, я его ненавижу. Сейчас я нежно поглаживаю это уязвимое местечко. — Джеймс? Ты когда-нибудь чувствовал... — судорожно вздыхаю. Я должна заткнуться. Прямо сейчас. Но мне надо кое-что спросить. А Джеймс — мой самый близкий друг. Он никогда не осудит. — Себя неполноценным? Словно ты испорченный товар? Лицо мгновенно вспыхивает от стыда и досады. Я открылась перед ним, и мне не нравится это ощущение. Но в трубке раздается мягкий голос Джеймса. — Чесс, я бисексуал. Меня осуждают со всех сторон. И я либо буду жить во лжи, либо осознанно сделаю выбор быть тем, кто я есть. Но я точно неполноценный на оба лагеря. Мне хочется обнять его, несмотря на то, он за тысячу миль отсюда. — Это они неполноценные, а не ты. Он на мгновение замолкает. — В тебе нет ничего ненормального, детка. Ни одной гребаной вещи. — В этом-то и проблема. Я знаю, что меня определяют не мои недостатки, а то, кто я есть в целом. И я надеру задницу любому, кто скажет обратное. — Но? — подсказывает Джеймс, потому что хорошо меня знает. — В твоей голове что-то не щелкает. И что же это? — Иногда... — я облизываю пересохшие губы. — Иногда мне кажется, что мое сердце этого не понимает. Может быть, я специально отталкиваю мужчин. Вдруг узнав обо мне каждую мелочь, они решат, что я недостойна.