Теперь некоторые из коллег Коха, и прежде всего Рудольф Вирхов, требовали публикации доказательств успешных опытов с животными. Но доктор поторопился препарировать всех «исцеленных» животных, а препарат отменил. Кох яростно защищался от всех упреков, не желая ни в чем признать себя виновным. Он был убежден, что нашел лекарство от туберкулеза. В конце концов, чтобы избежать скандала, Кох бежал со своей 17-летней возлюбленной в Египет. Только гораздо позже выяснилось, что туберкулин содержал лишь разведенную в спирте жидкую культуру бацилл, убитую нагреванием. Как Кох мог предполагать, что подобное средство может вызывать терапевтический эффект, остается загадкой до сих пор. «Создается такое впечатление, – объяснял мне историк медицины из Гейдельберга Кристоф Градманн, – что ему обязательно хотелось в это верить, и это желание наполняло его силой, вопреки всякой реальности, стремиться осуществить мечту своей жизни». Тактика выжженной земли Успехи Коха до тех пор ограничивались определением возбудителей болезней. Он выделял бациллы, выращивал их, фотографировал, и это принесло ему известность. Он запирал больных в карантинных пунктах, чтобы бороться с холерой, а его дезинфекционные команды обрызгивали карболовой кислотой все подозрительные улицы, квартиры или кровати заболевших. Он нашел возбудителей холеры и туберкулеза. Но все же ему не удалось вылечить ни одного заболевания. Исследовательские дневники Коха свидетельствуют о том, что в основу действия туберкулина был положен единственный тезис, напоминавший скорее о походе Наполеона в Россию, чем о медицинском препарате. Как писал Кох в своих заметках, он хотел выжечь, опустошить с помощью бацилл ткани больного, чтобы они не могли больше питать туберкулезные бактерии и служить их рассадником. Эта тактика выжженной земли и была строго охраняемой тайной чудодейственного средства Коха. Но вот чего не предполагали Кох и его коллеги, и что могло бы их раздосадовать – так это тот факт, что в начале XX столетия почти 100 % населения были инфицированы бактериями туберкулеза. Тезисы Коха были неверны в принципе. Сегодня туберкулезные бактерии тоже распространены почти повсеместно. Примерно треть населения мира инфицирована ими. Однако в 99 % случаев это не приводит к заболеванию. Даже наполовину здоровой иммунной системы достаточно, чтобы контролировать эти бактерии и держать их в узде. В Германии на сегодняшний день туберкулезом (это заболевание подлежит регистрации) страдает примерно 6000 мужчин и женщин, причем среди людей, подверженных алкогольной и наркотической зависимости, заболеваемость выше. Тем не менее триумфальному шествию бактериологов с их стремлением объяснять все болезни исходя только из природы их возбудителей и предпринимать военные действия против этих незваных гостей собственные ошибки и обидные высказывания оппонентов никак не могли помешать. Развитие современной медицины, которая большей частью придерживается таких же принципов и сегодня, неудержимо идет вперед, в то время как целостный подход Вирхова или Петтенкофера, где в центре внимания – не бациллы, а их взаимодействие с клетками, а также улучшение условий жизни людей, все больше предавался забвению. Такими же принципами руководствовался и ученик Роберта Коха – Пауль Эрлих, который изобрел первую химиотерапию. «Эрлих красит дольше всех» Эрлих экспериментировал, в частности, с высокотоксичными красками, которые он приобретал непосредственно у знаменитых концернов «Байер» и «Хёхст» и испытывал их действие на бесчисленных подопытных животных. Тысячи мышей, морских свинок, зайцев погибли, служа его науке. У некоторых из них после инъекций красителей начинались дикие «пляски святого Витта», другие подопытные, прежде всего белые мыши, перед уходом в свой рай скорее напоминали канареек. Но ученик Коха неустанно шел вперед. «Эрлих красит дольше всех», – шутили его коллеги по лаборатории по поводу легендарного рвения молодого врача («Эрлих» по-немецки – честный). В одних случаях Эрлих использовал разные цвета, чтобы делать заметными бактерии в живой ткани. В других он пытался применять ядовитые красители, такие как метиленовый синий или трипановый красный, в качестве медикаментов против малярии или сонной болезни. И то и другое не удалось. Но пионер химической войны с бактериями не сдавался. Всю свою жизнь он мечтал о «Magic Bullet», или волшебной пуле, с чьей помощью организму удалось бы отбиться от всех незваных гостей. Наконец Эрлих решился применить в качестве действующего начала атоксил. Это мышьяк-содержащее вещество применял еще Кох в качестве средства против сонной болезни – разумеется, с ужасными последствиями. Вот как описывает его действие в своем бестселлере, опубликованном в 1927 г., биограф охотника за микробами Поль де Крайф: «Атоксил был испытан также на бедных чернокожих в Африке. Он никого не вылечил, но привел к тому, что досадно большое число этих черных ослепло от атоксила; они стали совершенно слепыми, прежде чем пришло их время умереть от сонной болезни». Эрлиху удалось несколько ослабить смертельный химикат, и затем препарат начал производиться концерном «Хёхст» под названием сальварсан в качестве средства для терапии сифилиса – стремительно распространявшейся венерической болезни. Врачи отреагировали на новый медикамент восторженно, так как он был менее ядовит, чем применяемая до этого ртуть. Сальварсан стал хитом продаж, хотя каждый двухсотый пациент сразу после приема препарата умирал. Многие другие ослепли, приобрели паралич или тяжелые язвы на коже. Действительно вылечились лишь очень немногие. Таким образом, Эрлих скрепя сердце был вынужден отказаться от надежды на «большую стерилизационную терапию». Его собственное здоровье тоже становилось все хуже. Эрлих умер в 1915 г. в возрасте 61 года, избавив себя, таким образом, от мрачной эры национал-социализма, в которой роль бацилл и вредителей приписывалась целому народу – евреям. В последующие десятилетия взгляды Коха, Пастера и Эрлиха на противостояние с болезнями, тесно связанные с милитаристской логикой, стали медицинской моделью кровопролитного XX века. Здесь – чистый стерильный организм, там – грязные агрессивные враги, защита от которых является первым долгом исследователей. Оглядываясь назад, мы уже не удивляемся, что во времена таких катастроф лечебная доктрина тоже носила воинственный характер. Очень медленно мы оправляемся от этой травмы, которая охватила почти все сферы жизни, от политики до медицины и педагогики, и вызвала целый клубок негативных чувств. Это страх перед неизвестным, несущим нам зло, слепое поклонение авторитетам, рожденное от недостатка уверенности в себе, неверие в свои силы – в сочетании с готовностью вверить себя авторитету, сильной власти, призванной нас защищать. До сегодняшнего дня остатки этой логической схемы задержались в головах многих людей. Особенно привержена такой позиции медицина: у опасных бацилл нет ничего иного на уме, как напасть на нас и сделать больными. Мы должны начинать контратаку. 3.7. Рефлекс Земмельвайса Триумфальное шествие гигиенических знаний невероятно снизило наш контакт с микробами. Отступление холеры и чумы было прямым следствием внедрения канализации и водопровода, а спад туберкулеза произошел благодаря улучшению жилищных условий. В особенности для медицины развитие способов предотвращения переноса инфекции было поистине революционным. Интересно, что именно в этой области внедрение гигиены долгое время вызывало острейшие споры. Вплоть до первой половины XIX века гигиеническое состояние в больницах было хуже, чем на скотобойнях. Хирурги расхаживали в операционных фартуках, покрытых черным слоем засохшей крови сантиметровой толщины, и никогда не мылись. Тампоны и губки не менялись, врачи и медсестры мыли руки в лучшем случае перед обедом. Гигиена считалась пустой тратой времени. За то, что подобная практика изменилась, надо благодарить Игнаца Земмельвайса, который в 1840-е годы работал младшим ординатором в акушерской клинике в Вене. Венгерский доктор заметил, что число смертельных исходов от родильной горячки было гораздо выше в том отделении, где работали студенты-медики, чем в отделении, в котором обучались ученицы акушерок. Когда один студент непреднамеренно поранил скальпелем приятеля доктора Земмельвайса – судебного медика, тот вскоре умер от острого заражения крови. Эта инфекция походила своими симптомами на родильную горячку. Это натолкнуло Земмельвайса на мысль, что студенты-медики могут быть переносчиками страшной инфекции, потому что постоянно работали в морге, вскрывая трупы, в отличие от учениц акушерок. В связи с этим доктор приказал студентам после каждого контакта с трупами и перед каждым осмотром беременной дезинфицировать руки антисептиком – хлорной известью. Хотя процент смертельных случаев в отделении Земмельвайса в результате этих мер сократился с 12,3 до 1,3, его коллеги-врачи реагировали на очевидный успех не одобрительно, а агрессивно. Они находили неслыханным, что на них возложили ответственность за смерть пациенток, о благе которых они так заботились. В результате интриг Земмельвайс был выдворен из клиники и с тех пор работал в Будапеште, где продолжал научную работу и публиковал свои наблюдения. Нападки его коллег продолжались. Но к тому времени и Земмельвайс не стеснялся в выражениях. Своему пражскому оппоненту Фридриху Вильгельму Сканцони фон Лихтенфельсу он, к примеру, писал следующее: «Перед Богом и миром я объявляю вас убийцей, а в истории с родильной горячкой было бы справедливо увековечить вас как Нерона в медицине». Это и другие письма в подобном тоне не способствовали популяризации взглядов Земмельвайса. Вместо того чтобы признать его пионером гигиенического прогресса, врачи ополчились на него, и после одного нервного срыва Земмельвайс был отправлен без установления диагноза в венскую психиатрическую больницу. Через две недели он умер там от заражения крови, которое якобы сам спровоцировал в борьбе с надзирателями. Но другие источники сообщают, что он просто был убит надзирателями в больничном дворе. Земмельвайсу было всего 47 лет. Только через многие годы после своей смерти он получил почетный титул «спасателя матерей». Наряду с достижениями Игнаца Филиппа Земмельвайса в области гигиены, с его именем связано еще одно специальное понятие – «рефлекс Земмельвайса». Он означает «автоматическое отклонение информации без размышлений, проверки или научного доказательства». 3.8. Настоящие волшебные пули Долгое время медицина была бессильна, если инфекционные заболевания выходили из-под контроля. Тот, кто заболевал воспалением легких, туберкулезом или заражением крови, был уже почти что мертв. Женщины умирали от родильной горячки, сифилис и чума столетиями оставались непобедимы. В природе существовали антибактериальные вещества, такие как масло чайного дерева, чеснок или экстракт наперстянки, которые могли поддерживать естественные силы сопротивления организма, но оказать действенную помощь во время обострений, угрожающих жизни, они не могли. В печально известные послевоенные 1918–1919 годы испанкой (испанским гриппом) заболело полмиллиарда человек – четверть тогдашнего населения мира. От 50 до 100 миллионов умерло, как сегодня известно, не столько от вируса, сколько от бактериальных инфекций, которые поражали поврежденные легкие и вызывали смертельные воспаления. Это было время, когда Мэри Маллон, молодая ирландская иммигрантка, работавшая кухаркой в состоятельных домах Нью-Йорка и его окрестностей, сеяла повсюду опустошение. За ней по пятам тянулся шлейф смертей от опаснейшего заболевания – брюшного тифа, почему женщина и получила прозвище «тифозная Мэри». Она была источником заражения и повсюду разбрасывала множество свежих голодных тифозных сальмонелл – возбудителей заболевания, но при этом сама оставалась совершенно здоровой. Ее изобличили, строго-настрого запретили когда-нибудь снова работать на кухне. Но никто и не думал оказать Мэри какую-то социальную помощь или обучить ее другой профессии. Таким образом, девушка была вынуждена вновь приняться за кулинарную работу – и вновь произошла вспышка тифа. Мэри была схвачена и на этот раз отправлена в тюрьму, где она провела остаток жизни, безуспешно уверяя всех в своей полной невиновности. Только через полвека появились антибиотики, которыми можно было бы вылечить Мэри. Примерно такой была ситуация, когда в конце Второй мировой войны на рынок начали выходить антибиотики. Теперь люди, еще незадолго до этого практически обреченные, в течение нескольких дней снова были на ногах и здоровыми, как будто у них ничего и не было. Внезапно у тихих убийц лазаретов и больничных отделений появился противник, у медицины – могущественное оружие в руках! Это было лекарство, о котором человечество до тех пор не отваживалось даже мечтать. Наконец-то была найдена ожидавшаяся Паулем Эрлихом «Magic Bullet», волшебная пуля, которая попадает в больной организм и убивает бактерии, не отравляя больного. Оружие грибов Принцип действия антибиотиков прост. Они вырабатываются, например, определенными плесневыми грибами как ядовитое оружие против их конкурентов – бактерий, чтобы не допускать тех к питательной среде. Бактерии или сразу погибают, если вступают в контакт с антибиотиками, или сильно тормозится их размножение. Этот механизм случайно открыл шотландский бактериолог Александр Флеминг, когда летом 1928 г. уехал в отпуск и забыл поставить некоторые из своих чашек Петри в холодильник. Недели две спустя он вернулся в лабораторию и заметил, что в чашке с культурой бактерий стафилококка образовался толстый слой плесени. В том, что в лаборатории время от времени что-то плесневеет, нет ничего удивительного, но Флеминг обнаружил, что плесень нанесла ущерб бактериям, в то время как бактерии, не имевшие контакта с плесенью, продолжали нормально расти. Флеминг назвал отделенную от плесени жидкость пенициллином и написал в 1929 г. небольшое сообщение о своем исследовании. Однако он, натолкнувшись на эту субстанцию случайно, так же быстро потерял к ней всякий интерес, так как нужную для этого специальную плесень вырастить было очень сложно, и коллегам никак не удавалось повторить его опыт. Так продолжалось последующие десять лет, пока выходец из Австралии Хоуард Флори и очень талантливый биохимик Эрнст Чейн, еврей русско-немецкого происхождения, вовремя сбежавший от нацистов, не натолкнулись в Оксфорде на старую статью Флеминга и не возобновили работу. В лаборатории пенициллин показал себя в двадцать раз более сильным средством, чем все известные на то время препараты, к тому же на опытах с мышами выяснилось, что он не ядовит. Это усилило рвение ученых, так как убеждение, полученное на горьком опыте, что все, убивающее бактерии, повреждает любые живые организмы, считалось тогда общепризнанным учением. Наконец оба ученых предприняли строгий научный опыт: они инфицировали 10 мышей стрептококками и половине животных ввели пенициллин, а другой половине – плацебо. Все мыши, получившие плацебо, умерли, а получившие пенициллин – выжили. С 1943 г., всего через три года после первой публикации Флори и Чейна, британские и американские предприниматели начали массовое производство пенициллина. Антибиотик был и остается до сих пор величайшим успехом современной медицины, чудодейственным средством, равного которому не было ни до этого, ни после. Чарльз Флетчер, врач, который был ответственным за первое применение пенициллина у пациентов, позднее отмечал: «Мы видели, как наша повседневная комната ужасов, в которой погибали многие из наших несчастных пациентов, час за часом исчезает». Воодушевление не знало границ. Глава 4. Крупнейшая атака на микробиом