— Так что ваша теория о соперничестве рушится на глазах. — Возможно. А возможно, у Китти был не один враг, а двое. Она говорила, что скоро будет в полном порядке, что собирается порвать с этим парнем… поэтому он ее и избил. Он хотел разрушить ее шансы на победу в конкурсе, потому что призовые деньги могли помочь ей начать новую жизнь. Но она все равно собиралась уйти, я точно знаю. — Откуда? — Она рассказывала про свои планы, про свой бизнес. Называла себя антрепренером с гордостью ребенка, торгующего лимонадом. Глаза Моллины опять скользнули по записям в блокноте: — «Смех и грех». Темпл печально кивнула. — Комический стрип-сервис. «Чистая радость», как она выразилась. Она была в отчаянии от того, что ее лицо пострадало перед конкурсом. Говорила, что даже тональный крем не скроет… Я теперь и сама убедилась, что это правда. — Да уж. Темные очки в помещении – любимый аксессуар гопников, — заметила Моллина, впрочем, не без сочувствия. — Кто-нибудь еще к вам сегодня привязывался? — Только полиция и охранник на входе в зал, — ответила Темпл честно. — Ладно, продолжайте. — А это все. Я предложила ей сделать кошачью маску – и к костюму подходит, и лицо спрячет. Она засияла, как ребенок, который получил «Нинтендо» на Рождество. Когда я уходила, она была счастлива и готова действовать, только… — Да? — Она сказала мне, что плакала не от того, что ее избили, а из-за разрушенных планов на победу в конкурсе. Я тогда гадала, почему это так важно – не плакать, когда тебя бьют. — А сейчас? — А сейчас я знаю. — Итак, вы оставили ее окрыленной, она помчалась делать маску, потом вернулась вечером, когда никого не было, чтобы порепетировать в ней… Почему? — Она не хотела, чтобы кто-то знал, что с ней случилось. Скорее всего, она собиралась проверить, не будет ли маска мешать ей видеть, сужать угол зрения, не сделает ли ее неуклюжей… Ведь как она двигалась – это же была песня!.. Если бы испытания маски прошли гладко, она могла бы надевать ее на все последующие репетиции, и никто бы даже не догадался, что под ней скрывается. Моллина захлопнула блокнот. — Посетите группу психологической поддержки. Держитесь подальше от расследования. Если вспомните что-то еще, сразу мне звоните. А теперь – марш домой. Моллина сделала паузу, ее синие глаза нехорошо блеснули: — Я поймаю этого мерзавца! И она пошагала прочь, направляясь к своим. У Темпл болела каждая косточка, но она не собиралась выполнять указания Моллины. И так уже в последнее время она только и делала, что слушалась ее указаний. Пришло время немножко понарушать руководящие планы. Она вернулась в «Каравансерай лонж», где простаиващие стриптизеры уже начали заказывать еду и питье. Над их пестрой компанией витала атмосфера некоего пикника, из-за дождя вынужденного остаться в помещении: раз уж мы тут застряли, что ж, проведем время с пользой! То же самое собиралась сделать Темпл. Она не стала подсаживаться к Линди: выспрашивать того, с кем ты уже знакома – чересчур легкий путь. К тому же, проводник на незнакомой территории может быть полезен, только если не мешает совать нос во все углы, чтобы разглядеть то, чего нет ни в одном путеводителе. Темпл остановилась у столика, за которым сидела единственная женщина в гостиной, чей серебристый цвет волос был натуральным. — Можно, я присяду? — Присаживайтесь на здоровье. Темпл села и украдкой оглядела соседку по столу. Типаж доброй бабушки: седая «химия» на голове, хлопчатобумажное клетчатое платье из тех, что не стройнят владельца и одобрены уличным дресс-кодом для ношения женщинами преклонных лет. Если бы не пуговицы спереди, отделанные тесьмой кармашки и большой отложной воротник, это был бы просто балахон. А так это был балахон с пуговицами, воротником и карманами. — Вы тоже участвуете в конкурсе? В категории «За шестьдесят»? — вежливо спросила Темпл, постаравшись не запнуться на одиозном названии. Старушка возмущенно взглянула на нее, но тут же рассмеялась: — О, небо, нет, конечно! Я чересчур старая и толстая для любой категории. Вы что, думаете, детка, в этих конкурсах нет никаких стандартов? — Извините. Я не слишком в них разбираюсь. Я тут занимаюсь связями с общественностью и как раз пытаюсь вникнуть… — Пиар? — в светло-карих глазах старушки появился радостный блеск. — Тогда вы должны познакомиться с моей Келли. Вот она как раз идет! Темпл обернулась, чтобы посмотреть в направлении ее взгляда, наполненного материнской гордостью. Длинноногая высокая брюнетка пробиралась меж столиков, неся в руках два стакана и две бутылки пива из бара и по-собачьи зажав в зубах маленькое пластиковое ведерко с попкорном. Добравшись до их стола, блудная дочь ловко наклонилась и жестом профессиональной официантки освободилась от своей ноши. Затем бросила на Темпл любопытный взгляд сквозь густую решетку накладных ресниц, прилепленных и снизу, и сверху. Мама Келли сочла за честь представить Темпл дочери: — Это пиар-леди вашего конкурса, лапуля. — О, привет! У нас куча публикаций в прессе, слыхали, да?.. Я репетирую такой номер – супер. Темпл оглядела Келли. Бело-голубая присборенная хлопчатобумажная кофточка стиля «крестьянка» и, в тон ей, ненатурально голубые яркие глаза. Вот глаза Моллины, поразительно синие, но явно данные природой, сверкали в соответствии с ее характером и были очень убедительны. Голубые контактные линзы этой девушки не подходили ей, как и лицемерная атмосфера покоя и комфорта южных провинций. — Вы – мать и дочь? — спросила Темпл неуверенно. — Я раньше была темнее и тоньше, — сказала мать смущенно и хихикнула. — А я была короче, — подмигнула дочь. Темпл рассмеялась: — А на сцену пошла только Келли? — Я же не хотела рушить ее шансы! Меня зовут Милд-Ред. Милдред Бартлз. Как вы поживаете? Никто не говорит «как вы поживаете» в наше время, а Милдред говорила. Темпл нашла это очаровательным. — Темпл Барр. Признаюсь, я поражена. Мне казалось, большинство матерей стриптизерш предпочли бы не знать, чем занимаются их дочери. — Они глупые матери, — ответила Милдред добродушно. — Детишки в наши дни делают, что захотят. Вы можете либо воевать с ними, либо присоединиться к ним. — Но не на сцене? — Нет, мэм. Я – закулисная мать. Группа поддержки. Я помогаю ей на репетициях, шью все ее костюмы. Езжу с ней везде за компанию. Жизнь на дороге может быть очень одинокой. — То есть, стриптизерши не заводят романов с мужчинами из клубов? — Хос-с-споди, вот уж нет! — воскликнула красотка Келли. Ее лазурные глаза поймали взгляд Темпл. — Мало ли, как это выглядит, но стриптиз – просто работа, и за нее платят нормальные деньги. Все, что происходит между клиентом и стриптизершей, происходит только на сцене и возле сцены: немножко позаигрываешь, чуть-чуть поболтаешь и, если повезет, получишь много чаевых. — А если мужчина захочет большего? — Тогда я делаю неприступный вид и даю ему понять, что он переходит границы. Некоторые девушки, — добавила она неодобрительно, — хотят быть шлюхами, но они на этой работе не удерживаются. Клубам неохота иметь дело с работницами, которые исчезают посреди сезона. И большинство из нас не хотят пятнать свою репутацию. К этому времени Темпл уже не находила смешными упоминания о том, что стриптизерши берегут свою репутацию. — Но вы, наверное, знаете, что публика, в основном, считает вашу профессию… э-э-э… фривольной? — Привольной? — на щеках Келли обозначились ямочки, показывающие, что она умеет поддразнивать не только на сцене. — Вы лучше не говорите таких умных слов, лапуля, многие из нас не пошли дальше средней школы. — Людям интересно, — сказала Темпл, — что заставляет вас танцевать почти голыми перед представителями противоположного пола. — Уф-ф, — Келли пошевелила длинными пальцами, точно тема была слишком горячей, чтобы ее касаться. — Если бы мы были шлюхами, как они считают, мы бы не стали тратить силы и время, чтобы сначала поплясать перед мужиками. Мы – артисты, — сказала она без всякого пафоса. — Некоторые из нас обалденные, некоторые – ни то, ни се. Мы вертим задницами, делая хорошее шоу, и уходим, вот и все дела. Слушайте, это получше, чем работа официантки, а я сломала тыщу ногтей, таская подносы по двадцать килограммов весом в ресторане. Какая разница? Вы предоставляете услуги за вшивую зарплату и зарабатываете деньги на чаевых. Только у стриптизерок чаевые в сто раз круче. — Но клубы делают деньги на продаже спиртных напитков. — Рестораны тоже. Темпл взялась за мать: — Как ваша дочка к этому пришла? Какой она была в детстве? Прежде чем пуститься в воспоминания, Милдред Бартлз подвинула к себе умело налитый дочерью полный, без пены, стакан пива. — С тех самых пор, как была вот такой крошкой, Келли просто лучилась энергией во все стороны. Страшно хотела учиться танцам. Просила записать ее в танцевальную студию. Платить за это было нелегко. Ее отец сбежал. Я работала официанткой и просто угроблялась по две смены – откуда, вы думаете, у меня такие варикозные вены? — она выставила ногу в матерчатой туфле. Темпл увидела опухшую щиколотку и вены, обвивавшие икру, точно фиолетовые змеи. — Келли была слишком хорошенькая и слишком умненькая, чтобы закончить, как ее мама. Она начала чирлидеркой на состязаниях по рестлингу, когда ей стукнуло пятнадцать. А потом пошла официанткой в топлесс-клуб. — Ну так большинство из нас сюда попадает, — сказала Келли. — Потихоньку, помаленьку, входим в бизнес. И смотрим, конечно, где чаевые получше. — Но вам платят за то, что вы развлекаете незнакомых мужчин!