— Итак, понедельничное убийство случилось задолго до конкурса. Конкурс же на выходных? — Понедельник – первый день, когда мы получаем утвержденное расписание выступлений, приступаем к репетициям и натаскиванию техперсонала. Мы также загодя планируем освещение в прессе… Но тут мы получили больше, чем нам бы хотелось. — Но пиар собственно номеров не требуется до последних трех дней – с пятницы по воскресенье? — Точно. Мы успели привлечь внимание к конкурсу еще до того, как Бьюкенен начал работу. — Могу себе представить, — пробормотала Темпл, перелистывая страницы с черно-белыми фотографиями участников конкурса: ошеломительный парад великолепных обнаженных тел обоего пола. — Довольно много выступающих. И разнообразных. — Это когда-то начиналось так: девочки-стриптизерши собираются вместе и соревнуются. Но времена изменились. Теперь соревнования включают и конкурс мужчин-стриптизеров, а также кое-что совсем новенькое: например, конкурс любовных пар и состязания тех, кому за шестьдесят. Это последнее называется «За шестьдесят». Есть даже «Нежность и ярость» – для тех, кто работает с животными. Темпл рассматривала фото, на котором длиннющая змея обвивала тело стриптизерши, принявшей анатомически немыслимую позу. — А как на это смотрит Общество защиты животных? Брэд улыбнулся, впервые расслабившись, когда она помахала фотографией у него перед носом: — Никаких проблем. Наши единственные противники – это обычная компания: религиозные фанатики и феминистки. Мы их любим. Вы же знаете: стоит только назвать что-то грехом – и все внимание публики этому обеспечено. — Это уж точно. Просто Божий дар для мучеников пиара. А что насчет убийства, Брэд? Он пожал плечами под бежевой рубашкой: — Вам порядок знаком больше, чем мне, после того убийства на книжной ярмарке. Копы вертятся под ногами, всех допрашивают. Участники конкурса, конечно, в шоке. Все нервничают по поводу такого начала. Для этого бизнеса выиграть Сверкающие Стринги кое-что значит. Некоторые конкурсанты готовились несколько месяцев. Эти люди все готовы поставить на карту, чтобы поразить публику умопомрачительным выступлением. — Ясно, — сказала Темпл. — Но все равно мне кажется, что ум самих стриптизерш несколько помрачен. — Что, у вас все-таки проблемы с ними? — Ну назовите это снобизмом. Казалось бы, какая разница между полуголыми танцовщицами кабаре, одетыми в те же стринги и страусовые перья, и стриптизершами? Но почему же у меня такое чувство, что дразнящий налет сексуальности в кабаре-шоу выглядит значительно пристойнее, чем прямое использование низменных страстей в стрип-клубах? — Темпл решительно хлопнула ладонями по столу. — Я использую возможность, которую предоставляет мне работа здесь, чтобы выяснить для себя это противоречие. Интервью с участниками конкурса поможет мне понять, что они из себя представляют, выяснить, нормальные они вообще или нет, и откуда они такие взялись – из каких мест и каких закоулков мозга. Брэд внимательно изучал ее из-под упавшей на глаза пряди встрепанных волос: — Вы собираетесь спрашивать про убийство? Темпл покачала головой: — Только если они сами начнут говорить на эту тему. Это вообще не мое дело. Нам всем будет только лучше, когда оно останется позади. — Надеюсь, вам удастся убедить в этом прессу. — Брэд сгреб бумаги на столе в стопку. — Убийство всполошило все медиа-агентства. Вот пресс-релизы, которые я настрогал еще до прибытия всех конкурсантов. Бьюкенен не успел ничего передать в газеты. Как его сердце, кстати? — Как всегда, волосатое, — буркнула Темпл себе под нос прежде, чем ответить приличной фразой: – Думаю, он поправится. Выглядит неплохо. Михельсон хохотнул, провожая ее до дверей: — Полагаю, лучше, чем вы будете выглядеть к воскресенью. Неделька предстоит та еще… Когда доберетесь до зала приемов, спросите там Линди. Зал приемов рядом с «Султан палас». — Знаю, — Темпл затолкала толстую пачку бумаг в свою безразмерную сумку и пошла по коридору. Все, как обычно. Линди. Звучит легко, весело, отдает запахом мяты, как имя девочки-соседки. — Привет, — сказала та, что отозвалась на это имя в зале для приемов. — Я координатор ПОПС, ассоциации стриптизеров. — ПОПС? Как вам пришла в голову такая аббревиатура? Линди состроила гримаску: — Точно так же, как мы выполняем свою работу: выставляем титьки и задницу в качестве главных приманок. ПОПС означает – следите за заглавными! — Профессиональная организация профессиональных артистов стриптиза. — Тогда должно было быть ПОПАС, — заметила Темпл. — Но кто бы спорил. — Действительно. И я хочу сказать, что ПОПС очень рада, что именно вы будете с нами работать. Нам нравится, что вы раньше работали в театре «Гатри». Это добавит лоска нашим ежегодным конкурсам. Все это, — она обвела рукой зал, наполненный девушками в балетных трико, репетирующих номера с опорой, разными экзотическими предметами и просто так, используя только собственное тело, — и есть театр! Линди выглядела как типичная стриптизерша, легкомысленная и холеная – стереотип, властвующий повсюду, от Нью-Йорка до самых глухих провинций. Большегрудая брюнетка с прокуренным голосом, упакованная в большую не по размеру серую толстовку с эмблемой сигарет «Виргиния Слим» и черные леггинсы со штрипками, спрятанными в белые кроссовки. Кроссовки были самые обычные, не брендовые, — по правде говоря, просто теннисные кеды. Руки, которыми она активно жестикулировала, — сильные, жилистые, с коротко постриженными ногтями без всякого маникюра. Темпл оглядела полуголую ассамблею и технических работников в синих джинсах, равнодушно тянущих свои кабели среди машущих ножек и виляющих попок. — Театр, — повторила она послушно. Макс тоже всегда так называл свои шоу. Просто театр. — Хотите познакомиться с одной знаменитостью из нашего жюри? — Разве конкурс начинается не в субботу? — Да, но наша звезда прибыла раньше. Она снимается в фильме про стриптизершу, и киношники хотят снять несколько проходных сцен, пока она вживается в роль. Темпл пошла за своей провожатой, осторожно пробираясь между мотками проводов, устилающих пол. По крайней мере, они почти скрыли тошнотворный рисунок коврового покрытия. Металлические складные стулья стояли как попало по всему залу. Некоторые расположились лицом друг к другу, чтобы усталые танцовщицы могли положить на сиденье свои ноги в шерстяных гольфах. Только один стул, египетский уродец с обтянутым кожей «под зебру» сиденьем был принесен сюда из соседнего лобби. На этом стуле восседала молодая женщина с высоко взбитыми пепельными волосами, длинной стройной шеей и маленьким личиком куклы Барби. Темпл быстро оглядела ее одежду: розовый шерстяной свитер с открытыми плечами, подчеркнутыми широким отворотом, и белая кожаная мини-юбка, которая больше напоминала фиговый листок, чем предмет одежды. И еще, господи боже мой, розовые перламутровые ботильоны с каблуком выше двенадцати сантиметров, которые, совершенно точно, были куплены по каталогу винтажных вещей «Фредерик» в Голливуде!.. — Саванна Эшли, разумеется, — сообщила Линди хрипловатым голосом Хамфри Богарта (Знаменитый американский киноактер (1899–1957 гг.). из-за спины Темпл. — А это наша новая пиарщица Темпл Барр. Саванна Эшли кое в чем сильно напоминала саму Темпл: ее первый взгляд был на обувь. Белые летние туфли Темпл на фиолетовой лакированной шпильке высотой двенадцать сантиметров, с трехцветными – ярко-синий, изумрудный и фиолетовый – помпонами на носках (последний писк сезона), не вызвали даже тени зависти на профессионально-неподвижном лице звезды. — Здравствуйте, — Саванна Эшли разговаривала абсолютно монотонно, как будто в летаргическом сне. Разобрать интонацию было нелегко. — Я не хочу привлекать слишком большое внимание прессы в начале недели, оставим это до финала конкурса. У меня божественный гардероб, но мой парикмахер приедет только в четверг. Сейчас он занят – работает с одной королевской особой, прибывшей с визитом. — Может быть, я могу задать вам несколько вопросов сейчас, чтобы не терять времени потом? Саванна повела плечами. Этот жест привлекал внимание к их гладкой шелковистой коже, слегка оттененной перламутровой пудрой. Темпл перетащила один из металлических стульев через клубок свернутого кабеля и поставила на достаточном расстоянии от звезды, чтобы не задохнуться в волнах своих самых нелюбимых духов «Эмерад». — Что за атмосферу вы надеетесь уловить здесь для вашего нового фильма? — начала она издалека, но в полной боевой готовности: блокнот на коленях, твердый карандаш навис над бумагой. Саванна Эшли пошевелила пальцами правой руки, как будто крутя в них невидимый шарик: — Ну… Настроение и все такое… Вы понимаете, о чем я. — Вы… э-э-э… работаете по системе Станиславского? — Угу. — Это сразу видно, — заметила Темпл. — Но сейчас мое настроение ужасно. — Она сделала паузу, точно ожидая, что кто-нибудь предложит свои услуги по немедленному его исправлению. Однако все вокруг были заняты своими делами, и Темпл была ее единственной слушательницей и зрительницей. Густые, мастерски наращенные ресницы печально опустились. — Я не могу сосредоточиться. Не могу поймать вибрации. Погрузиться в атмосферу. Прочувствовать душевные переживания. — О чем это кино, которое вы снимаете? О стриптизе? — Лента, — поправила Саванна с большей живостью и лучшей артикуляцией, чем все, что она до сих пор произнесла. — Лен-та! И моя роль – танцовщица, а не стриптизерша. Исполнительница экзотических танцев, — ее руки, единственная подвижная часть тела звезды, застывшего в балетной позиции, взлетели к тонким обнаженным ключицам. — Я пытаюсь проникнуть в суть образа, в духовный центр… всего этого. Саванна Эшли наклонилась вперед, не меняя отсутствующего выражения лица. Сладкий шлейф духов «Эмерад» удавкой захлестнул горло Темпл. — Некоторые из них, — произнесла актриса театральным шепотом, — неудавшиеся танцовщицы. Некоторые – неудавшиеся женщины. Большинство из них плохо выглядят без одежды, пока не начинают двигаться. Я, разумеется, играю не обычную исполнительницу экзотических танцев. — Вот как? — Темпл лихорадочно порылась в памяти, пытаясь вспомнить нужные имена. — Мата Хари? Салли Ренд? Темпест Шторм? (Известная американская стриптизерша, звезда бурлеска) Красивое имя, у меня машина так называется. — Я не могу ответить, — сказала Саванна. — Сценарий держится в секрете. По правде говоря, я вообще не могу говорить, — с чем-чем, а с этим Темпл готова была согласиться. — Я совершенно разбита после вчерашнего. — Вчерашнего? Вы имеете в виду… — Это ужасное происшествие. — Убийство? - — Да. Мы очень расстроены. — «Мы»?.. — Мой зайчик и я. Моему зайчику выпало на долю находиться в гримерке, когда это случилось. — Ваш… зайчик – свидетель убийства? И что он там видел? — Не он, а она! — лицо Саванны Эшли, и без того неподвижное, превратилось в ледяную фарфоровую маску. — Она, — растерянно произнесла Темпл и поняла, что не знает, что сказать дальше. Саванна Эшли нагнулась, очень прямо держа спину, как будто единственный сустав ее прекрасного, но безжизненного тела находился ниже поясницы, подняла с пола розовую полотняную сумку, стоящую возле ее стула, и продемонстрировала Темпл, торжественно, точно музейный экспонат: