– Спасибо. Этого ему явно было недостаточно, но, бросив взгляд на серое небо, он проглотил свои бесчисленные вопросы: времени оставалось слишком мало, чтобы тратить его на споры. Поэтому Коул только поставил подбородок мне на макушку и присоединился к созерцанию видов Шамплейн. Вдалеке колыхались гранитные волны, сотканные из голубых прожилок, а на холме и на крыльце дома улыбались десятки тыквенных фонарей, вырезанных ковеном на прошлой неделе. Морган, в семье которой Хеллоуин всегда был под запретом, наклепала штук двадцать таких при помощи одного только ножа – даже без магии! Украшенный, дом выглядел так, будто мы и впрямь готовились отмечать, а не драться. Между тыквами, едва не топча их, суетился Диего. На его поясе висела складная сумка с торчащими рукоятями ритуальных ножей. В одной лишь дырявой футболке, он что-то бормотал себе под нос и, теребя языком колечко в губе, втыкал ножи по периметру особняка. – Что он делает? – спросил Коул, явно истосковавшись по ласке за этот месяц: его ладонь непрерывно гладила мою спину поверх свежих ран, охлажденных папоротниковым бальзамом и спрятанных под толстым слоем бинтов. – Очевидно, готовит землю для визита мертвых. Сегодня как-никак его день, – ответила я, завороженная. Ветер доносил до меня обрывки шепота Диего: латынь, арабский, молитва Дуату. Он отсчитал от последнего воткнутого клинка десять шагов и, окунув следующий нож в морскую соль, вонзил его у кромки леса. – Я отнес Штруделя в машину подальше от этого психа, – сообщил Коул. – А ты видела лицо Тюльпаны, когда она услышала, что Джулиан теперь их Верховный?.. – Такое не забыть! Коул сплел наши пальцы, и я прижалась к его плечу, втягивая запах жженого сахара и крови, которую он уже смыл в ванной, но память о которой сохранилась на его коже. Коул приподнял мое лицо и поцеловал так исступленно, что подкосились мои колени. Я внезапно осознала, что это наш первый поцелуй с тех пор, как я зашла в ту злополучную башню, оставив его и весь остальной мир за каменными стенами. Будто прочитав мои мысли, Коул потянул меня за собой и увлек нас на постель. Она была холодной и застеленной, не видевшей своих хозяев долгие месяцы. Мы с Коулом улеглись на подушки, набитые сонными травами, и укрылись одеялом, как раньше. – Я каждый день ходил к ведьминой башне, – признался он тихо, перебирая мои волосы, щекочущие ему лоб. – Каждый день ждал, когда же ты появишься. А потом пришел Диего и сказал, что в Шамплейн заявился Джулиан. Сначала я отказался идти с ним, но… – Коул осекся, будто стыдясь того, что выполнил свой долг передо мной как перед своей Верховной. – Что случилось с тобой в той башне, что ты стала такой? Я содрогнулась всем телом, в сердцах надеясь никогда не услышать этот вопрос. Час назад, сидя в гостиной в окружении своего ковена, мне пришлось кратко рассказать им о видениях и своем первом созданном заклятии, освободившим ведьмины души; о том, что нам нужно подготовиться к встрече с Ферн, которая, несомненно, явится за мной и Джулианом уже к ночи. Я рассказала многое… Но не все. Изящно обогнула подробности о пытках и предках Коула, на чей совести были тысячи загубленных женщин. Не рассказала я и о том, что именно планирую сделать с Джулианом, ведь все это время он грел свои уши в углу, противно ухмыляясь и нисколечко не веря, что у меня получится. Подняв глаза на Коула, чьи брови встревоженно сошлись на переносице от моего затянувшегося молчания, я перекатилась на спину и вздохнула. – Одри… Так что ты видела там? – Всякое. – А конкретнее? – Истории тех, кто бывал там до меня… Кто зашел, но не вышел. Страшно, но терпимо. Не бери в голову. Я ведь уже здесь. – Понятно. Не хочешь говорить об этом, – констатировал Коул тот факт, что я стеснялась озвучить. – Как и о том, что за ритуал ты приготовила для Ферн с Джулианом. Знаешь, а это ведь стоило бы рассказать! Ты же вручила им нас всех на золотом блюдечке! Да и, по-моему, уж я точно заслуживаю знать правду. Я же твой… – Ты мое все, – прервала его я, очертив пальцами подбородок и ямочки на щеках Коула. – Ладно, кое-что я скажу. Я придумала не заклятие. Это ритуал. – И ты упомянула, что он еще не закончен… – Да, там, в саду, я провела его не до конца. Есть еще одна часть, в которой должна принять участие Ферн. Для этого мне и нужен Джулиан – мы обязаны быть все вместе, втроем. Большего сказать не могу. Коул приподнялся на локтях с оскорбленным видом. – Почему? – Так велели голоса. – Чего-чего? – переспросил Коул, и я почувствовала во рту медный привкус, укусив себя. Это прозвучало совсем не так, как я надеялась. – Что еще за голоса, Одри?! «Не говори ему! Никому не говори. Испортят. Не поймут». И Коул действительно не понял. Это читалось в его глазах, распахнувшихся в изумлении, и в беспокойстве, с которыми он прижал руку к моему лбу, меряя температуру. Я фыркнула и отмахнулась от него, качая головой: – Неважно. Я просто… Подстраиваюсь, понимаешь? Импровизирую. Такова моя магия. Она как музыка – рождается из вдохновения. Не хочу, чтобы ты испугался, если я скажу одно, а что-то пойдет не так и… – Что-то может пойти не так? – продолжил испытывать меня Коул, и я смяла угол одеяла, буравя взглядом потолок, покрытой узорами деревянных спилов. – Все. Теперь я понимаю, что имела в виду Зои… Наша судьба не линейна. Один неверный шаг – и мост рухнет… Но фундамент останется. Это главное. Я видела будущее. И я иду к нему. Не заставляй меня озираться по сторонам, иначе я оступлюсь. Коулу не понравилось услышанное. Он выглядел так, будто теперь и сам сомневался, а не обезумела ли я от непроглядного одиночества и бесчисленных иллюзий башни. Я и сама не могла сказать наверняка, а потому, вместо того чтобы прислушиваться к себе, решила прислушаться к дому. Внизу гремела посуда. На этот раз, к счастью, не оттого, что падала: Исаак готовил ужин, но что-то мне подсказывало, не по доброй воле. Зато по всему особняку тек приторный запах, обволакивающий все на своем пути. – Позавчера Сэм уехал за Зои, – снова подал голос Коул, поняв, что не добьется от меня ничего, кроме односложных и туманных загадок, еще больше сгущающих темные краски. – С тех пор он не звонил, но… Я рад, что он далеко отсюда, когда здесь творится такое. Надеюсь, они успеют приехать. В самый последний момент, как в супергеройском кино, знаешь… – Ох, лучше бы все-таки не приехали, – сказала я вдруг. – Я боюсь за них, особенно за Сэма. Ему лучше не соваться к Ферн и Джулиану с одним только «глоком», а каждое слияние с Монтагом приближает его к такой же одержимости, как у Исаака… – Эй, ты только что сравнила нас с диббуком?! – прорычал Эго, как всегда вовремя появившись на спинке кровати. Я задрала голову, чтобы увидеть его рядом с еще двумя котами. Черные как смоль, облезлые и с гранатами вместо глаз, они никак не могли нарадоваться собственным хвостам, не соединенным вместе: виляли ими из стороны в сторону, хихикая, и постоянно норовили хлестнуть ими Коула по лицу. – Я же приказала вам следить за Джулианом! – Ой, да не найдет он вас! Милуйтесь сколько влезет. Новый Верховный сейчас занят тем, что играет с ковеном, как с куклами, – сообщил Эго. – Твой братец совсем дурной! И в голове у него тоже сплошь дурные мысли. В основном о тебе, кстати, – поддержал Спор, разминая когтистые лапки о мою подушку, на что Коул отодвинулся подальше. – Как сейчас помню: лежите вы оба в люльке, пальцы сосете, а мы стоим и выбираем: к кому бы хвостиком привязаться? И от младенца в голубой распашонке такая гниль, такой смрад исходит… Выбор был очевиден! – Хотя со вторым близнецом-то явно веселее, – вставил свое слово Блуд, и я передернулась, окончательно выйдя из себя: – Повторю в последний раз, Монтаг: если вы снова облажаетесь, я найду экзорциста и изгоню вас! Что у меня за защитник такой, который ленится защищать?! Блуд заурчал, вымаливая милость: – Не сетуй, хозяйка! Мы теперь умеем разделяться на три отдельные сущности. Независимые, многоликие… – И стоило мне моргнуть, как трое котов уже перескочили на подоконник. – Мы можем быть везде и нигде одновременно. Все-все успеем! И за всем присмотрим. Коул привстал на локтях, желая убедиться, что коты исчезли: спрыгнули вниз и прошли сквозь пол, растворившись у подножия кровати с характерным шипением, будто тающая сода. Облегченно выдохнув, Коул свалился на постель, сбрасывая на пол подушку, измазанную Спором чем-то желтым и маслянистым. Я откинула одеяло и, дотянувшись до тумбы, раздула слабо тлеющий пучок белладонны, чтобы дать искрам больше простора. Дым окутал комнату, скрывая наше местоположение от Джулиана, не позволяя ему ни найти нас, ни подслушать. Открой он эту дверь, увидел бы пустую холодную кровать и прошел бы мимо, не заметив нас, лежащих на ней. – Прятаться от Джулиана, чтобы побыть вдвоем… – пробурчал Коул, теребя край одеяла. Лишенный своего бронзового зеркальца, о котором он не вспоминал уже невесть сколько времени, Коул не мог сладить с самим с собой. – Как мы до такого докатились? – Лучше так, чем снова смотреть, как вы деретесь, – парировала я. – Или терпеть его приставания. Коул посерьезнел: – Если он причинит тебе вред… – Не причинит. Хотя мне не хочется признавать это, но Джулиан… любит меня. Это худшая любовь на свете, но и она требует взаимности. Пока он не добьется ее, Джулиан не сделает со мной то, о чем так мечтает. Я осознала это только недавно… Потому и не боюсь его больше. Ферн же всегда знала это. Так она и управляла им. – Думаешь, Ферн правда придет? Мы повернули головы к окну. Там небо становилось персиковым, как будто залитое джемом, и лес начинал медленно светиться. Борясь с ползущей прожорливой тьмой, зажигались болотные огоньки – сегодня их будет непомерно много. Не только дети хотят урвать пару сладких гостинцев… Только этим нужны блудные путники, а не конфеты. – Джулиан предал ее, – озвучила я то, что грело мне душу так же, как и портило все настроение. – Но наша сестрица ему не по зубам. Ферн все равно явится за тем, что ее по праву, и тем более за ним самим. Можешь не сомневаться… Все, что сделал Джулиан, – это лишь выиграл нам немного времени. Скоро она будет здесь. Коул тяжко вздохнул, и его рука опустилась мне на талию, сгребая в охапку и подминая под себя. Я оказалась в изумительном плену бархатных одеял и крепкого тела, которое давно изучила вдоль и поперек, а оттого любила еще больше. Выводя пальцами круги на его голом плече, там, где проступала гроздь мелких зазубренных шрамов, оставленных Джулианом, я поцеловала Коула. Поцелуй этот вышел сладким, как гречишный мед, и усыпляющим, как чай, сваренный с маттиолой. Наши метки зажглись под мой шепот: – Somnis insomnia diu. «Правильно. Пусть поспит, пока еще есть время». Губы Коула вяло зашевелились, но чары опустились ему на веки раньше, чем я бы расслышала свое имя. Знал бы он, что клятва атташе сделает его подвластным для моего колдовства, наверняка бы передумал ее приносить. Но так мне было гораздо спокойнее: чем дальше Коул от Джулиана, тем меньше шансов, что они все-таки найдут способ убить друг друга. Причесав пальцами кофейные кудри, я бесшумно выскользнула из постели, предварительно подоткнув Коулу одеяло. Он засопел и не проснулся, даже когда я нечаянно споткнулась и утянула за собой несколько стульев. – Что за ритуал ты готовишь? – спросила я у Тюльпаны, спустившись вниз и застав ту сидящей на полу гостиной. Разложив перед собой все ингредиенты, что были в доме, она по-хозяйски листала мой гримуар. Рядом с бараньим рогом и волчьим аконитом лежал пожелтевший пергамент с перьевой ручкой, пишущей кровью. – Ничего я не готовлю. Я подошла поближе, присматриваясь, но Тюльпана пододвинулась так, чтобы загородить свой кропотливый труд от меня. – А что тогда делаешь? – Придумываю. – Погоди… Это новое заклинание? – Может быть, – ответила она все так же безразлично, жестом отмахиваясь от меня, как от докучливой мухи. Я скептично нахмурилась, пытаясь задушить тревогу, поднявшуюся при взгляде на часы: стрелка уже подбиралась к семи вечера. Удивительно, как быстро летит время, когда знаешь, что это, возможно, твой последний день. – Уверена, что управишься к закату? – Я бьюсь над этим заклятием уже несколько недель… – Еще лучше. Может, тогда лучше расставить ловушки, как это делает Диего, а? – робко предложила я, но Тюльпана лишь закатила глаза и уколола меня в ногу кончиком своего пера. То вобрало в себя мою кровь, как колба, оставив мелкую сочащуюся ранку. Тюльпана довольно хмыкнула: – Может пригодиться… Поверь, Одри, если уж нас и убьют сегодня, то точно не по моей вине.