– Одри! Ты приехала, – прервал молчание Исаак, заметив меня первым. На его руках, положив толстую мордочку на холодный протез, дремал Штрудель – его уж точно не беспокоило происходящее. – Легка как на помине! Я не сразу узнала ее голос – сиплый шепот, как у столетней старухи. Выглядела она соответствующе: дряхлая морщинистая кожа, одутловатая фигура, поплывшая под струящимся шелком. Вишнево-рыжие волосы стали грязно-оранжевыми, полезли клоками, оставив на висках и затылке убогие проплешины. Аметистовые глаза едва проглядывали под обвисшими веками, а в костлявых пальцах, держащих граненый стакан, переливался выдержанный коньяк. От нее веяло старостью и сигаретами «Данхилл». Проще было принять подошву сапога за стейк, чем Аврору за молодую красавицу, обожаемую мужчинами, какой она была всего месяц назад. Стоило мне подойти поближе, как она взвыла и свесилась с дивана, выронив бокал. Его содержимое расплескалось на персидский ковер, но парализовало меня вовсе не из-за того, что драгоценное убранство комнаты было испорчено. – Помоги мне, – простонала Аврора, хватаясь за свое (мое) жемчужное ожерелье и пытаясь содрать его с себя вместе с кожей. Оно осталось на месте и будто бы даже теснее сжалось вокруг ее шеи. – Вестники даров… Вестники убивают меня! VIII Королева без королевства Часы пробили полдень. Хотелось бы мне, чтоб от их боя Аврора превратилась в тыкву, как карета из сказки Шарля Перро. Но, увы, она все еще сидела напротив с таким царским видом, будто это я пришла к ней за помощью, а не наоборот. Ее фиалковые глаза – единственное, что осталось в ней таким же ярким и живым, как раньше, – были полны ужаса. Он сочился из нее, ядовитый, и отравлял воздух в комнате. Даже Штрудель почуял его и, цапнув Исаака за руку, выскочил за дверь, вздыбив холку. Надо отдать Авроре должное – так отчаянно цепляться за свою гордость, падая в пропасть старости и смерти, от которых она бежала с десяток веков, могла лишь истинная королева. – Твои Вестники, – повторила она уже спокойнее, обуздав панику. – Они высасывают из меня магию, как жадная настырная пиявка! Я продолжала молчать, задумчиво топчась в грязных сапогах по персидскому ковру, забрызганному виски. Все остальные тоже молчали: Сэм обнимал за плечи Зои, явно чувствуя себя неуютно в компании ведьмы, похожей на чернослив. Исаак держался поодаль, тревожно поигрывая серебряными пальцами в свете торшера, а рядом с ним зевал Диего, равнодушно прихлебывая пуэр из термокружки. Тюльпаны не было ни слышно, ни видно: она словно мимикриковала под мебель, прильнув к комоду с неподвижным выражением лица, говорящим обо всем и ни о чем одновременно. Я пододвинула стул, садясь напротив Авроры. Рядом с ней стояла деревянная трость, прислоненная к ее отекшим ногам. Аврора раздраженно постучала ею по моему колену, неудовлетворенная реакцией. Точнее, ее отсутствием. – Ты слышишь меня?! Я сказала, что вот-вот откину копыта из-за твоего проклятого жемчуга! – А нечего было его красть. Сама виновата. Аврора раскраснелась, будто я отвесила ей оплеуху, но что возразить мне не нашлась. – Почему ты просто не снимешь его? – спросила я, откинувшись на спинку кресла и закинув ногу на ногу. – Я что, похожа на идиотку?! – фыркнула она, и морщин на ее лице разом прибавилось. – Оно не снимается! Вообще! Никак! Ни ножницами, ни заклятиями, ни руками. Я подперла рукой подбородок, разглядывая Аврору. Сложно было разобрать, что в клубке моих эмоций злорадство, а что – жалость. Еще месяц назад я бы продала душу, чтобы увидеть Аврору такой – молящей о спасении, раздавленной… Как птица с подбитым крылом, упавшая в бочку с водой. Накрыть сверху крышкой – и она обречена. Хватило бы одной незначительной порчи, чтобы уже к ночи Авроры не стало. И это вызывало во мне… Сочувствие? Ну уж нет! – Как это случилось? – спросила я, сама не зная, что конкретно имею в виду, поэтому обвела взглядом всю Аврору целиком. Она цокнула сливовыми губами и кивнула Исааку на мини-бар. Удивительно, но он подчинился, всучив ей бокал с виски, чтобы Аврора смогла промочить горло и начать говорить: – Неладное я заподозрила еще месяц назад, когда мне вдруг не хватило сил проучить одну выскочку, попытавшуюся выкупить мой театр за бесценок. Якобы билеты не распродаются и нас все равно ждет крах… der Hochstapler![7] – Она всплеснула руками, обтянутыми замшевыми перчатками, и нечаянно окропила виски подол своего платья. – После того как этот лицемер ушел от меня невредимым, что было немыслимо само по себе, Виена во время стрижки заметила у меня на виске седой волос… Это тоже показалось странным. Ведь жертва, принесенная Идунн, должна держаться как минимум до следующего полнолуния. – Аврора сделала передышку и залпом допила виски. – Дальше – хуже: начали крошиться зубы, ныть колени, а кожа потускнела и утратила упругость. Я принесла в жертву еще трех мужчин, но и это не помогло! В общем, ты сама видишь. Сначала я решила, что это последствия неудачной сделки с демоном – герцогом гоетии Зепаром… Но когда я принимала ванну и решила снять Вестники, чтобы отдать их Виене на чистку… Они не снялись! Тогда-то все и встало на свои места. Твое ожерелье… Ферн испортила его! Она портит все, к чему притрагивается! Ферн приучила Вестники забирать любую магию, какую они почуют… Кроме той, что наследуется по крови Дефо. Повисла долгая тишина, полная моего замешательства и алкоголизма Авроры (она допила третий бокал). – Интересно, – промычала я, наконец переварив услышанное и заметив, что Диего в углу начинает клевать носом и уже почти заснул с чашкой в руке. – И главное, звучит логично. А чего ты от меня-то хочешь? – Вестники даров скучают по своей мамочке, – приторно улыбнулась Аврора. – Так забери их! Коул рядом со мной раздраженно хмыкнул, видимо, как и я, рассчитывая услышать от Авроры более вежливую просьбу. Его рука легла мне на плечо, и я ласково потерла ее. Аврора проследила за этим жестом с усмешкой, но тут же опомнилась, поняв, что сейчас она не в том положении, чтобы глумиться над нами. – А если они не захотят возвращаться? – предположила я, желая подразнить Аврору и приятно скрасить свой вечер. – Если они решили не останавливаться, пока не сожрут тебя всю… Должно быть, в тебе за века столько магии накопилось, что ты сочная, как шницель! – В таком случае мы придумаем что-нибудь еще. Ты придумаешь, – сказала Аврора с усилием. Я видела, как она топчет ногами свою стервозную натуру, а та истекает кровью, моля о пощаде. – Ты ведь у нас смышленая не по годам! Я сердечно уповаю на твои способности. Голос Авроры выдал неуместный сарказм, но я осталась серьезна и непоколебима в своем решении, которое приняла сразу же, как вошла в зал и увидела ее лицо. – Так ты снимаешь Вестники с меня или как? – с нажимом спросила Аврора. – Хм. – Я сложила руки на груди, медля с ответом, и, когда она уже начала нетерпеливо притоптывать ножкой, изрекла: – Нет. – Что? – Аврора истерично хохотнула, вытаращив на меня глаза так же, как и все, кто был в комнате. – Почему это? – Первое. – Я по привычке загнула палец, выставив перед ней ладонь. – Ты похитила реликвию моего ковена и предала меня. Второе. – Я загнула еще один палец. – Ты каждый месяц приносишь в жертву невинных людей… – Ой, не так уж они и невинны! – Третье. – Согнулся еще один палец. – Ты расходуешь атташе, как пробники в глянцевых журналах. Из-за этого погибло много хороших людей… – сказала я, не став конкретизировать, что подразумеваю родителей Коула. Не следовало напоминать ему о том, о чем он и так прекрасно догадывался. – У меня больше нет атташе! – взревела Аврора и резко отдернула ворот платья. Сэм зажмурился, но, в отличие от него и Исаака, остальные понимали, куда смотреть: черные метки, прежде блестящие на ее ключицах и плечах, сделались молочно-розовыми. Они поблекли, утратив силу, как только Аврора утратила свою магию. – Большинство атташе покинули меня, когда я стала… такой. Ты понимаешь, что на кону, Одри?! Без меня ковену Шепота конец! – Вовсе нет, – вдруг подала голос Тюльпана, и Аврора передернулась, напрочь забыв о присутствии дочери в комнате. – Они просто найдут себе другую Верховную, как уже пытались сделать в прошлый раз, и позапрошлый, и позапозапрошлый… Я – живое тому доказательство. Незаменимых людей нет. – Тюльпана! От кого у тебя такой тяжелый характер? Я видала валуны, которые в гору и то катить легче! В конце концов, на чей ты стороне? – На стороне своей Верховной. Ты меня сама к ней определила, кстати, – невозмутимо парировала Тюльпана, чем окончательно взбесила Аврору. – Ты знаешь, что делать, Одри. Я постаралась не откусить себе язык от удивления – Тюльпана поддержала меня?! Этот день стоило обвести красным в календаре. Но, похоже, между мной и своей матерью она просто выбирала меньшее из зол. – Прости, Аврора. – Я поднялась с кресла, и Коул тоже выпрямился, прикрывая мне спину, которую пронзал ледяной взгляд Авроры. – Ничего личного. Только здравый смысл. Меня достиг злобный шепоток, посылающий проклятия, но едва ли Аврора сейчас представляла реальную угрозу. Раздался звон бьющегося бокала, а затем она, сменив гнев на милость, жалобно пискнула и запела дифирамбы, которые я уже не услышала, демонстративно хлопнув входной дверью. Никогда бы не подумала, что обрекать кого-то на смерть – это так сложно! И как у Авроры только получается? – Засеки пять минут, пожалуйста, – попросила я Коула и, прислонившись к двери спиной, опустилась на пол веранды, переводя дух. – Ты это серьезно? – спросил он, но, взглянув на наручные Casio из нержавеющей стали, время все-таки засек. – Ты правда не станешь помогать ей? Я прижалась затылком к холодному дереву и взглянула на ясное небо. Солнце заваливалось за лес, разбрызгав по соснам золото, и те качались под пение ветра. Мне хотелось петь вместе с ним, не думая о том, что в доме меня ждет ведьма, сделавшая для меня ровно столько же хорошего, сколько и плохого, чья судьба была только в моих руках. Что же перевесит чашу? – А ты бы как поступил на моем месте? – поинтересовалась я, подняв на Коула глаза. Жидкое золото заливало и его лицо, раскрашивая и множа число его очаровательных веснушек. Он схватился за перила и перегнулся через них, срывая травинки с изумрудного газона. Я мысленно отметила, как хорошо на нем сидит кашемировый синий свитер, который я прикупила для него недавно – с чем, с чем, а со вкусом у меня точно все в порядке! – Она ведь убила моих родителей, – сказал Коул то, что я так боялась однажды услышать из его уст. Но звучал он гораздо спокойнее, чем в моих кошмарах. – Или по ее поручению убили. Неважно. Я так медленно читаю дневник отца, потому что боюсь найти что-либо об этом. Зацепку. Или предчувствие, которое терзало его накануне. Я не говорил, но, когда Гидеон рассказал о настоящей причине гибели наших родителей, я долго воображал перед сном, как убью Аврору… Однако, встретившись с ней лицом к лицу тогда в баре с Джулианом, по дороге в Новый Орлеан, я понял, что она не достойна, чтобы я вообще думал о ней. Ненависть и месть не вернут моих родителей к жизни. Отец писал, что не хотел для нас с Гидеоном участи убийц. Хоть в чем-то мне не хочется подводить семью. – Коул шмыгнул носом и взглянул на меня. Солнце, отразившись в его глазах, почти ослепило меня, как и свет, что источала его душа. – Хотя, возможно, это я сейчас так говорю, потому что у меня нет реального права выбора. Ты ведь и без меня уже все решила, разве нет? Удивительно, но Коулу потребовалось всего полгода, чтобы досконально изучить меня. Я взглянула на свои руки в полудрагоценных кольцах и украшениях, большинство из которых украла так же, как Аврора украла у меня ожерелье. Пока я обдумывала свой ответ, время вышло. Поднявшись и отряхнувшись, я налегла плечом на дверь, но Коул выставил передо мной руку. – Ты уходила лишь для того, чтобы «подкоптить» Аврору и довести ее до нервного срыва, да? – догадался он, прижав меня к земле свинцовым взглядом. Я изобразила свою самую безобидную улыбку и пожала плечами. – Это послужит ей отличным уроком. Спорить Коул не стал, как и притворяться, что сам не получил от этого удовольствия. Особняк встретил нас не только теплом и запахом древесной смолы, идущими от разведенного очага, но и пылкой ссорой. – Ну же, переубеди ее, Тюльпана! – доносилось из зала. – Я же твоя мать!.. Черт, да не хочу я этот дешевый лимонад! Виски мне налей, мальчик! – Я тебе не мальчик! – прорычал Диего, когда Аврора плеснула содержимое бокала ему в лицо и попыталась отнять у него початую бутылку «Чиваса». Исаак загородил собой глобус, пока Диего боролся с Авророй за ее трезвость: невзирая на внешнюю беззащитность, лупила она его тростью нещадно. – Верховная ясно дала понять, что тебе здесь не рады. Или уходи, или веди себя прилично. А еще я не дерусь с бабушками, так что уймись! – Это ты меня сейчас бабушкой назвал?! Аврора зашлась надрывным кашлем и повалилась на диван, мгновенно забыв о выпивке. Короткого боя хватило, чтобы измотать ее и заставить покрыться лихорадочными красными пятнами. Взмокнув, сутулая и хрипящая, Аврора склонилась вперед и привалилась к своей трости – даже сидеть ровно ей было невмоготу. – Одри должна мне помочь… – выдавила она, хватаясь за голову. – Ее мать бы не оставила меня… И Одри тоже не оставит… – Может быть, – сказала я, почувствовав себя шпротой, которую насадили на острую вилку, когда все разом обернулись. – Хорошая новость, Аврора: я готова обсудить нашу сделку. Она просияла и приосанилась (насколько могла). Казалось, будто за те пять минут, что меня не было, ее лицо постарело еще на десять лет. Из-за тремора в пальцах трость вывалилась и соскользнула на пол, на что Аврора лишь вздернула подбородок вверх, якобы так и задумывалось. Зои, которая всегда помогала мне не сворачивать с намеченного пути, нигде не было видно. Не привыкшая к ее отсутствию, я занервничала, но постаралась не акцентировать на этом внимание: должно быть, она отлучилась, чтобы проведать Морган. Диего, приведя себя в порядок, уже сидел на подоконнике, а Исаак и Сэм держались ближе к бару, защищая самое священное. Тюльпана же не изменяла себе: стояла в том же углу, не моргая, и делала вид, что Авроры не существует. От этого Аврора нервничала и ерзала в кресле, грозясь протереть в нем дырку: впервые в жизни она осталась совсем одна, без опоры и шанса на победу. – Говори, – выпалила она нетерпеливо. – Что за сделка? – С условиями, как и любая другая, – предупредила я, но радости Авроры от этого не поубавилось ни на грамм. – Какими? – Твой ковен встанет на защиту моего, когда я призову тебя на битву.