В Большом зале «Мышеловки» Дэн продолжал готовить выставку, перетаскивая массивные столы и скамьи в нужные места. Он мурлыкал под нос «Лох-Ломонд». Квиллер забыл о своем утреннем раздражении на жаждущего рекламы керамиста. – Давайте я помогу вам, – предложил он. Дэн посмотрел на Квиллера: – Извините, если я сказал что-нибудь не то, – залебезил он. – Я не знал, что Маус все разболтает. – Не стоит извинений. – Это ваши деньги. И ваше дело, как их использовать. – Право, не о чем говорить. – Я получил сегодня открытку, – сказал Дэн. – Из Цинциннати. Квиллер дважды сглотнул, прежде чем ответить. – От вашей жены? Как она поживает? – Он пытался говорить небрежно. – Она вернется к вечеринке с шампанским? – Думаю, нет. Она просит меня отправить ей в Майами кое-какие летние вещи. – Майами! – Да. Очевидно, она собирается немного поваляться на солнце, прежде чем вернуться домой. Это ей полезно. У нее будет дополнительный шанс все обдумать. – Вы ничего плохого не подозреваете? Дэн почесал затылок: – И жена, и муж должны сохранять свою индивидуальность, особенно когда они художники. У нее пройдет это неопределенное чувство, и она вернется – такая же, как всегда. У всех нас случаются взрывы, в семье тоже. – Он улыбнулся своей кривой улыбкой, так похожей на улыбку Джой, что Квиллер содрогнулся. Она была слишком неестественна, эта улыбка. – Странно, – продолжал Дэн. – Я ругал ее все время за то, что волосы лежат по всей мастерской – не кота, так ее, длинные такие, они попадают в глину и везде. Но знаете, вот ее нет, и я скучаю по этим волосам. Вы были женаты? – Да, попробовал однажды. – Почему бы нам не выпить вместе сегодня вечером? Приходите ко мне наверх. – Спасибо, приду. – Я мог бы показать вам выставку до того, как ее увидят все остальные. У меня такие вещички там, что у всех челюсть отвалится. Когда вы увидите вашего художественного критика, намекните ему… вы понимаете, что я имею в виду. Квиллер поднялся в номер шесть, потирая усы. Коты были настороже и ждали его. – Что ты думаешь о таком развитии событий, Коко? – спросил он. – Она уехала в Майами. – Йау! – ответил Коко, как показалось Квиллеру, довольно двусмысленно. – Она не любит Флориду! Она нам так сказала, не правда ли? И у нее всегда была аллергия на солнце. А потом Квиллеру пришла в голову другая мысль. Может быть, его деньги позволили ей уехать на каникулы с этим продуктовым дистрибьютором – Фиш, Хэм или как его еще. В солнечный штат! Очередной раз Квиллер почувствовал себя одураченным. Десять Когда будильник зазвонил в субботу утром, было еще темно и прохладно, и Квиллер засомневался, выполнять ли свое обещание пойти на фермерский рынок или забыть о нем и снова заснуть. Но любопытство репортера, интерес к незнакомой ситуации убедили его встать. Он принял душ и поспешно оделся, нарезал мясо для котов, которые все еще спали в большом кресле, растянувшись и всем своим видом будто говоря: «Не буди нас». В половине седьмого Квиллер спустился на кухню, где Роберт Маус разбивал яйца над большой миской. – Надеюсь, вы не против, – сказал Квиллер, – если я поеду с вами на фермерский рынок? – Очень хорошо, – сказал адвокат. – Пожалуйста, налейте себе сока и кофе. Я готовлю… омлет. – Где Уильям? Маус глубоко вздохнул, прежде чем ответить: – Я должен сказать с некоторой долей сожаления: для Уильяма дело чести – опаздывать на мероприятия любого рода. Он вылил взбитые яйца на сковородку для омлета, потряс их с силой, помешал вилкой, затем свернул шипящее желтое творение, кинул на теплую тарелку, посыпал перцем и смазал маслом. Это был самый вкусный омлет, который Квиллер когда-либо пробовал. С каждым мягким, нежным куском Квиллер вспоминал сухую, коричневую массу, которую ему предлагали не только во второсортных ресторанах. Маус приготовил еще одну порцию для себя и сел за стол. – Мне очень жаль, что наш друг Уильям пропускает такой прекрасный завтрак, – сказал Квиллер. – Может, он проспал? Я постучу ему в дверь. Он подошел к комнате Уильяма в конце коридора, ведущего от кухни, и постучал раз, другой, потом сильнее, но так и не получил ответа. Он осторожно повернул ручку и открыл дверь на дюйм или два. – Уильям! – позвал он. – Уже больше шести тридцати! – Изнутри не доносилось ни звука. Он заглянул внутрь. Встроенная кровать была пуста, и покрывало аккуратно заправлено под матрас. Квиллер осмотрел комнату. Дверь в ванную была открыта. Он попробовал открыть другую дверь, она вела в маленькую грязную кладовку. Вся комната пребывала в легком беспорядке, одежда и журналы были разбросаны как попало. Он вернулся на кухню. – Там его нет. Кровать не смята, будто на ней и не спали, будильник не заведен. Вчера Уильям ужинал со мной во «Вкусных окаменелостях». Потом он собирался навестить свою матушку. Можно ли предположить, что он остался там на ночь? – Судя по тому, что я знаю о его взаимоотношениях с матерью, – сказал Маус, – мне кажется гораздо более вероятным, что он провел ночь с молодой леди, с которой помолвлен. Я бы советовал вам обуть ботинки, мистер Квиллер. На рынке неописуемая грязь, состоящая из вялых капустных листьев, раздавленных помидоров, винограда и неопределенного вида жижи, которая связывает все это в скользкую, черную смесь. Они отправились на рынок в старом «мерседесе» адвоката, и когда объезжали вокруг дома, Квиллеру показалось, будто огромные крылья лимузина Уильяма мелькнули в открытых дверях гаража. – Машина Уильяма вроде бы здесь, – заметил он. – Если он не вернулся прошлой ночью, как его машина могла попасть обратно в гараж? – Пути молодых, – вздохнул Маус, – неисповедимы. Я прекратил всякие попытки понять их поведение. Грязь действительно была такой, как сказал Маус. Черная жижа наполняла доверху канавы и выплескивалась на прохожую часть открытого рынка, фермеры торговали прямо со своих грузовиков, загнанных под расположенные несколькими блоками навесы. Бедные и богатые толкались в рядах, неся сумки для покупок, толкая детские коляски, нагруженные горшками с геранью, везя за собой красные тележки, наполненные товаром, или маневрируя хромированными плетенками на колесах, пробиваясь через толпы народа. Рай для карманников, подумал Квиллер. Там были женщины в бигуди, дети верхом на спине у родителей, выделяющиеся из толпы старики в пальто с вельветовым воротником, индийские девушки в твидовых пиджаках поверх полупрозрачных сари, подростки в наушниках, домашние хозяйки из пригорода, забавно закутанные в меха; но наиболее впечатляющим казалось другое. Квиллеру никогда прежде не доводилось видеть одновременно такого количества невероятно толстых женщин. Маус шел мимо гор ревеня и акров свежих яиц, мимо огромных кувшинов с медом, целых туш свиней, букетов зелени, подушек, наполненных пухом, моркови, огромной, как бейсбольная бита, белых голубей в клетках и квашеной капусты лилового цвета. Утро было прохладным, продавцы переступали с ноги на ногу и грели руки над кострами, в которых горел кокс в масляных бидонах. Дым смешивался с запахами яблок, домашнего скота, сирени и рыночной грязи. Квиллер заметил слепого с белой собакой, стоявшего около букетов сирени: он вдыхал аромат и улыбался. Маус накупил грибов, побегов папоротника, флоридской кукурузы, калифорнийской клубники. Журналист изумился, услышав, как он торгуется, сбивая цену на турнепс. – Ну как же можно, дорогая моя, если вы продаете дюжину за три доллара, просить тридцать центов за штуку, – говорил тот, кто обычно сервировал свой стол десятидолларовыми бутылками вина и моллюсками в желе. На одном из прилавков Маус выбрал тушку кролика, и Квиллер отвернулся, пока фермер заворачивал красный застывший трупик в лист газеты, а пушистые родственники убитого глядели на него с упреком. – Миссис Мэрон, должен признаться, готовит прекрасное жаркое из кролика, – объяснил Маус. – Что и произойдет в это воскресенье, пока я буду за городом на Съезде гурманов. Мне там предстоит быть организатором торжественной части. С открытого рынка они попали в крытый, занимавший огромное пространство с сотнями прилавков под одной крышей, пол под которыми был усыпан опилками. Торговцы во все горло нахваливали соленые желудки со специями, тесто, шоколадные торты, гипсовые фигурки святых, перепелиные яйца, колдовские зелья, консервированные виноградные листья, осьминогов и приятно пахнущее средство для мытья пола, которое наверняка приносило удачу. Никелированный аппарат выжимал масло из арахисовых орехов. Проигрыватель в лавке пластинок играл гаремную музыку. Маус купил улиток и семян датской горчицы. На секунду Квиллер прикрыл глаза и попытался проанализировать опьяняющую смесь запахов: свежемолотого кофе, крепкого сыра, сосисок с петрушкой, аниса, сушеной трески, ладана. Его ноздрей достиг запах дешевого одеколона. Открыв глаза, он увидел цыганку, смотревшую на него из-за ближайшего прилавка. Она улыбнулась, и он подмигнул ей. У нее была улыбка Джой, ее миниатюрная фигурка, ее длинные волосы – только лицо столетней старухи. Одежда на ней была замаслена, а волосы выглядели так, будто их никогда не мыли. – Рассказать тебе о твоей судьбе? – спросила она. Завороженный этой грубой карикатурой, Квиллер согласился. – Садись. Он сел на перевернутый бочонок из-под пива, женщина примостилась напротив, перетасовывая в руках колоду грязных карт. – Сколько? – спросил он. – Доллар. Один доллар, да? Она выложила карты крестом и принялась изучать их. – Я вижу воду. Ты собираешься в путешествие… морем… скоро, да?