– Дрянное что? – Дрянная мысль! – Ты думаешь… – Лицо его перекосилось от боли. – Не знаю. – Квиллер нервно дотронулся до усов. – Все возможно. – Но где же тело? – Может быть, в реке! Оба принялись за кофе, шум в кафе путал мысли. – Еще одно! – закричал Квиллер после минутного молчания. – Дэн знает о моем чеке! Семьсот пятьдесят! – Откуда он узнал? Квиллер пожал плечами. – Что ты собираешься делать? – Продолжать задавать вопросы. Райкер покачал головой с мрачным выражением на лице. – Не говори Рози! – Что? – Не говори Рози! Не надо пока! – Хорошо. – Расстроишь ее! – Ладно! Квиллер пережил обед, посвященный собачьей еде, и написал достаточно остроумную статейку в колонку Райкера, сравнивая простоту собачьей кухни с разнообразием требований кошек. Затем он отправился домой, чтобы накормить Коко и Юм-Юм, но прежде зашел в магазин деликатесов. Он жадно разглядывал булочки с луком, куриный ливер, селедку, но сдержался и купил только голавля. Он раз и навсегда решил больше не экспериментировать с консервированной кошачьей едой. Еще утром он оставил записку под дверью Уильяма, пригласив его на обед в новый ресторан «Вкусные окаменелости». Молодой человек, с восторгом принявший приглашение, встретил его в Большом зале. – Давай выйдем около половины седьмого, – предложил Квиллер. – Это не слишком рано? – Нет, нормально, – сказал Уильям. – Я потом должен зайти к матери. У вас ведь нет машины? Мы можем воспользоваться моей. Квиллер побежал наверх, перескакивая через три ступеньки. Его охватило непонятное возбуждение, состояние растерянности было преодолено. Он был уверен, что предчувствие не подводит его. И мог продолжать расследование, обязан продолжать. Вместо того чтобы раскисать, горюя о потере Джой, он ощутил прилив бодрости. Он понял, что любит память о ней, не о миссис Джой Грэм, а о той девятнадцатилетней Джой Уитли, которая заставляла сильнее биться его сердце. И это чувство удвоило его силы. Он обязан расследовать это дело! Кошки почувствовали его настроение и начали скакать по комнате. Прыгали с книжного шкафа на пол, на кресло, пробежали под столом, взлетели на постель – Юм-Юм во главе, Коко так близко к ней, что они как бы образовывали единое целое. На повороте Юм-Юм слегка притормозила, и Коко обогнал ее. Теперь она охотилась за Квиллером. Обойдя бегущих котов, Квиллер снял туфли и ступил на весы. Он сошел с них с улыбкой удовлетворения. Был прекрасный весенний вечер, большие окна студии были приоткрыты, дул мягкий ветер. Где-то за зданием или внутри него мужской голос пел «Лох-Ломонд». В груди у Квиллера защемило: это была любимая песня его отца. Он встретился с Уильямом в Большом зале; по случаю визита в ресторан Уильям был в сером спортивного кроя пальто. Длинный черный лимузин старинной модели стоял с работающим двигателем у выхода. – Он выглядит как катафалк, – заметил Квиллер. – Самое лучшее, что я мог взять за пятьдесят долларов, – извинился Уильям. – Я разогреваю двигатель потому, что он слегка барахлит. Открывайте дверь осторожно, чтобы она не отвалилась. – Если заправлять эту тачку газом, ты быстро угодишь в долговую яму. – Я ее не так уж часто использую, но она бывает очень полезна для свиданий. Хотите сесть за руль? Тогда я подержу дверь. С таким водителем, как Квиллер, «черная красавица» неслась, отчаянно ревя, словно глушитель напрочь отсутствовал. Взглянув несколько раз в зеркало заднего вида, он решил, что его кто-то преследует, но это было лишь заднее крыло лимузина, блестевшее на порядочном расстоянии. Ресторан находился в части города, называемой Хламтаун, пришедшем в упадок районе, который пытались восстановить несколько предпринимателей. Бывший антикварный магазин за Цвингер-стрит получал теперь хороший доход как ресторан, а «Вкусные окаменелости» был уставлен всяким хламом. Старые кухонные кресла и столы, все разномастные, были выкрашены в несочетаемые цвета; стены, покрытые мешковиной, украшены сокровищами с городской свалки, официантами же были набраны бездельники из баров и с улиц Хламтауна. – Еда тут не очень хорошая, – сказал Квиллер Уильяму, – но она позволит мне написать яркую статью. – Какая разница, если все это бесплатно? – ответил юноша. Они сели за столик у стены под переплетением арматуры, и едва успели опуститься в кресла, как к ним приблизился официант. – Что пожелают господа? – спросил он. – Спиртное из бара? – Он был в черном костюме, пошитом в расчете на парня раза в два выше и толще. Галстук официанта съехал на сторону, а если он иногда и брился, то не иначе как ножом для масла. Уильям заказал пиво, а Квиллер лимон и сельтерскую воду. – Повторите, пожалуйста. – Пиво для джентльмена, – сказал Квиллер, – а я выпью содовой воды с соком лимона. – И повернулся к Уильяму: – Знакомые места: я довольно долго жил в доме Спенсера в этом квартале – исторический дом с привидениями. – Правда? А вы их когда-нибудь видели? – Нет. Но случались всякие странные вещи, после чего трудно было сказать, кто это сделал: коты или старая леди, лишенная возможности передвигаться. Официант вернулся с пустыми руками: – Вам положить сахарку? – Нет. Только лимон и содовую. – Как успехи котов в печатании? – спросил Уильям. – Ты никогда не поверишь, но Коко напечатал слово два дня назад. Довольно простое, но… – Квиллер поднял глаза и заметил ирландскую хитринку в глазах молодого человека. – Ты ведь, в сущности, служишь в «Мышеловке» рассыльным? – сказал Квиллер. – Что ты делал в моей квартире в среду вечером? Мои шпионы видели, как ты туда проник. Уильям громко рассмеялся: – Интересно, как вы все-таки меня засекли? Я взял икры из холодильника Микки-Мауса и отнес ее котам. Она им понравилась. – Кому же она не понравится! Официант принес пиво и содовую. – Может, чего еще? Квиллер отрицательно покачал головой и обратился к Уильяму: – Как ты поладил с Коко и Юм-Юм? – Малышка сразу же убежала, а большой кот остался, и мы с ним побеседовали. Он говорит больше, чем я. Мне нравятся кошки. Их ничего не заставишь делать, если они сами не захотят. – И ты никогда их не победишь. Ты будешь думать, что выиграл у них очко, но они в итоге окажутся впереди. – Может, заглянете в меню? – Официант положил перед ними меню в жирных пятнах, обернутое в холст. – Позже, – сказал Квиллер. – Как дела в художественной школе? Уильям пожал плечами: – Я собираюсь бросить ее. Это не для меня. Моя девушка – художница, и она захотела, чтобы я пошел туда, но… я не знаю. После военной службы я пытался поступить в колледж, но там нужно учиться. Я бы хотел, пожалуй, быть барменом или официантом в хорошем месте, где дают большие чаевые. – Еще чего-нибудь? – снова спросил официант, не отходивший далеко. Квиллер отмахнулся от него. Но прежде чем отойти, тот переставил липкую солонку и перечницу и стряхнул воображаемую крошку с пластмассовой столешницы. – Кем бы я хотел быть, – продолжал Уильям, – так это частным сыщиком. Я читаю много детективов и, думаю, достиг бы успеха. – Мне тоже это по душе, – признался Квиллер, – я писал о крупных преступлениях в Чикаго и Нью-Йорке. – Да? Вы расследовали какие-нибудь крупные дела? Это вы писали об убийстве на День святого Валентина? – Я не так стар, сынок. – Вы когда-нибудь хотели быть детективом? – Пожалуй нет. – Квиллер пригладил усы. – Но репортеру не менее присущи наблюдательность и умение задавать вопросы, вот я и задаю вопросы с тех самых пор, как переехал к вам в «Мышеловку». – Вопросы? Какие? – А вот такие: кто кричал в три тридцать в среду утром? Почему была закрыта дверь в мастерскую? Кто подбил Маусу глаз? Что случилось с котом Джой Грэм? Что случилось с самой Джой?