Квиллер отказался от предлагаемого в меню десерта: ромового пирога со сметаной, бананового торта, кулинарного изделия из пекана, карамели и драчены, слоеного пирога с клубникой и шоколадного мусса – и покинул ресторан с остатками телячьей отбивной, завернутыми в алюминиевую фольгу. Он перешел через Ривер-роуд в поисках такси, но подъехал автобус. Это был один из медленных вечерних автобусов, его малая скорость и мерный звук мотора способствовали размышлениям. Почему женщин привлекают мужчины с лысой головой? Макс Сорэл, несомненно, привлекал противоположный пол. Может быть, этим он и вызвал чью-либо ненависть? Ревнивый муж? Было ли что-либо между Джой и Максом? Если Дэн решил воспротивиться этому, способен ли он затеять грязную кампанию против «Телячьих нежностей»? Макс, кажется, искренне удивился исчезновению Джой, но он хороший актер, мог и солгать. А как это все связано с отбытием машины Макса в три ночи? Пожар в ресторане? Но был ли он на самом деле? Квиллер сказал себе, что это надо будет проверить. Что касается тайного похода Уильяма в его комнату, тут Квиллер не был особенно встревожен. Щит с ключами висел на виду в кухне, и мальчик, наверное, хотел посмотреть на кошек. Здоровое любопытство – достоинство, с точки зрения журналиста. Уильям немного нервный, язык у него чересчур длинный, но он приятен в общении. Квиллер и Райкер были такими же в свои двадцать, пока их резвость не обуздали разочарования, уступки обстоятельствам и присущее всем газетчикам ощущение того, что ничто не ново под луной. Погруженный в свои мысли, Квиллер проехал лишнюю милю, и потом ему пришлось ждать автобуса в противоположном направлении. Вернувшись наконец домой, он нашел Большой зал изменившимся. Длинный обеденный стол и высокие кресла были отодвинуты, помещение было заставлено подставками разной высоты. В середине зала несколько рельсов образовывали квадрат, и Дэн Грэм ползал там на четвереньках, раскладывая гальку. Двигаясь по всему холлу, переставляя камешки туда-сюда, как будто их положение что-то меняло, он создал наконец композицию, которая, однако, как подумал Квиллер, не представляла собой ничего художественного. – Как идут дела, мистер Грэм? – Медленно, – сказал гончар. – Не очень-то весело делать все одному. – Он остановился и помассировал себе спину, осматривая в то же время разложенные камешки. – Мои лучшие работы будут выставлены здесь. Я собираюсь удивить весь город, клянусь вам. – Когда мы увидим новые работы? – В понедельник или во вторник. Несколько прекрасных экземпляров сейчас остывают в печи. Вы уже переговорили с кем-нибудь в газете? – Все нормально, можете не беспокоиться. – Хотя он забыл сказать Райкеру о чем-либо, кроме исчезновения Джой. – Какие-нибудь новости от вашей жены? – Нет, ни слова. Но я не удивлюсь, если она вернется к самой выставке, в среду. На прошлой неделе мы послали триста приглашений. Это будет классный вечер, я выставлю работы что надо, коли понимаете, о чем речь. Критикам стоит прийти, не сомневайтесь. Давайте я покажу вам кое-что. – Грэм снова достал из заднего кармана брюк оборванную статью, которая говорила о его былых успехах. Когда Квиллер поднялся к себе в комнату, он увидел, что кошки ждут его: уши у них были насторожены, как бы в ожидании чего-то. – Коко, где этот тип берет деньги на шампанское для трехсот гостей? – спросил Квиллер. Глаза Коко были в свете лампы как две вишни, безо всякого выражения, хотя и с ответами на все возможные вопросы. Квиллер положил пальто на спинку кресла и ослабил узел галстука. Юм-Юм наблюдала за галстуком яркими, полными надежды глазами. Он обычно проносил галстук у нее перед носом, чтобы она словила его в прыжке, но сегодня хозяин был слишком занят своими мыслями, чтобы играть. Вместо этого он сел в большое кресло, надел очки и принялся за статьи, взятые в библиотеке. Роберт Маус не преувеличивал. Каждые пять лет «Прибой» воскрешал загадочную историю с самоубийством в «Мышеловке», скорее всего для того, чтобы сбить с толку «Утреннюю зыбь». Они состязались с газетой, которая поддерживалась семьей Пенниманов. Старый Хью Пенниман построил странный Центр искусств и водил дружбу с героями трагической истории. Статьи, написанные в старинном стиле воскресного приложения, рассказывали, как «красивый молодой скульптор» по имени Мортимер Мэлен полюбил «красавицу Элен Мод Хейк», которая занималась керамикой. Она, к несчастью, оказалась «протеже» Хью Пеннимана, «хорошо известного филантропа». После «бурного вечера» в мастерской тело «несчастного скульптора» было найдено в реке, следователь вынес вердикт, что смерть произошла в результате несчастного случая. Не удовлетворившись таким решением дела, репортеры «Прибоя» попытались взять интервью у других керамистов, но «отрешенные от всего представители богемы» проявили «нежелание сотрудничать». Вскоре история приблизилась к «своему трагическому концу»: «прекрасная Элен» последовала за Мортимером в «водяную могилу». Она оставила предсмертную записку, которая так и не была опубликована. Едва Квиллер закончил читать, как услышал грохот в противоположном конце комнаты. Повернувшись, он увидел лежавшую на полу книгу в красном переплете. Коко мягко приземлился на пол рядом и принялся возить ее носом по гладкому полу. – Ах ты негодяй! – вскрикнул Квиллер; это была старая библиотечная, не очень большого объема книга. – Библиотекарь убьет тебя! Негодяй, – повторил он. Выказывая свое неудовольствие, Коко медленно выгнул спину и прижал уши. Его темный хвост застыл неподвижно, и он закружил вокруг книги в странном танце, высоко приподнимая лапы. Он обошел книгу один раз, два, три, и Квиллер почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Только однажды в прошлом он видел, как Коко выполнял подобный ритуал в покрытом льдом дворе. И тогда он ходил кругами, а то, вокруг чего он ходил, было мертвое тело. Теперь он ходил вокруг книги – старой красной книги, озаглавленной «Древнее искусство керамики». Тишину нарушил печальный свисток лодки на реке. Девять Перед отходом ко сну в четверг Квиллер позвонил корреспонденту «Прибоя» в полицейском участке и попросил дать информацию о неопознанных телах, которые вытащили из реки за последние сорок восемь часов. Кендал перезвонил ему. – Есть один, – сказал он, – мужчина, араб, около шестидесяти лет. Это тот, что тебе нужен? Квиллер плохо спал в эту ночь. Ему снились водоросли. Целые поля водорослей, движимые волнами. Потом они превратились в зеленоволосую голову, которая плыла, крутясь в грязной, коричневой воде. Утром он проснулся с ощущением, что кости у него превратились в желе. Он лениво оделся, игнорируя кошек, и они, кажется, чувствовали, что хозяин чем-то занят: старались не попадаться ему под ноги. Спустившись, чтобы выпить чашечку кофе для поддержания духа, он попал в историю, от которой у него окончательно испортилось настроение. На лестнице он встретил Роберта Мауса. Адвокат остановился и посмотрел ему прямо в лицо. Газетчик заметил, что его синяк под глазом приобрел желто-банановый оттенок. Казалось, Маус хотел сказать что-то; наконец он проговорил: – Мистер Квиллер, вы не могли бы уделить мне часть своего драгоценного времени? – Разумеется. Они отправились в комнату Мауса, уютную, в староанглийском стиле, обставленную мебелью, обтянутой кожей капустно-зеленого цвета, с большим количеством полированной меди и стали. Адвокат усадил Квиллера в кресло, какие стояли в Национальном банке Англии. – То, что я хочу обсудить с вами, – сказал он, – касается мистера Грэма. Я нахожу несколько затруднительным обращаться к вам по этому поводу, и вы не должны ни при каких обстоятельствах принимать мои слова за обвинение или упрек. Однако… событие привлекло мое внимание, и я думаю, что наш разговор с вами не будет лишним, так как я действительно дорожу тем, что я мог бы назвать… престижем этого заведения. – Что же случилось? – спросил Квиллер. Адвокат протестующе поднял руку: – О нет, ничего такого, что могло бы быть названо, в смысле настоящего или будущего, проблемой, уверяю вас. Однако обстоятельства, о которых мне стало известно… уведомляя вас об этом, я не прошу ни отрицания, ни утверждения… Так как мой единственный интерес – поддерживать хорошие отношения… – Хорошо, так в чем же дело? – прервал Квиллер. – Я слушаю вас. Маус остановился, как будто считая до десяти, а затем начал медленно и осторожно: – Мистер Грэм, которого вы знаете… думает… что его жена получила значительную финансовую помощь от вас… чтобы иметь возможность уехать. Я, повторяю, не… Квиллер вскочил и зашагал по персидскому ковру. – Откуда я знал, что она собирается бежать? Она хотела получить развод. Вы знаете это не хуже меня. И один из ваших юристов запросил больше, чем она может себе позволить. И если Дэн имеет что-то ко мне, почему ему не прийти ко мне самому? Маус понизил голос и заговорил, как бы извиняясь: – Он боится – есть ли на это причины или нет, я не знаю, – как бы это противостояние не повлияло на рекламу в издании, которое вы представляете. – Или – прямо говоря – он надеется, что чувство вины заставит меня напечатать его фотографию на фоне горшков на первой странице газеты? Я не первый раз сталкиваюсь с таким элементарным ходом мыслей. Стратегия дураков! Я могу разозлиться до того, что вообще не предоставлю ему бесплатной рекламы. Можете ему это передать! Маус поднял обе руки: – Давайте сохранять спокойствие, любой ценой. И будем помнить: единственная причина, по которой я вмешиваюсь, – это та, что мне не нужен скандал. – Вас, кажется, ждет нечто похуже скандала, – бросил Квиллер, быстро выходя из комнаты. Он был все еще раздражен, когда пришел в редакцию «Прибоя», чтобы взять чек и почту. Каждый день он с надеждой просматривал свою корреспонденцию, и сердце все еще начинало сильнее биться, когда звонил телефон, хотя инстинкт и подсказывал ему, что Джой больше не скажет ему ни слова. В отделе публицистики он встретился с Райкером. – Пойдем перекусим. У меня есть что сообщить тебе. – Пока не забыл, – сказал редактор публицистики, – не мог бы ты посетить обед для прессы сегодня в полдень и написать пару строк для завтрашнего выпуска? Фирма представляет новый продукт. – Какой продукт? – Новый корм для собак. – Для собак! И это тоже входит в круг моих обязанностей как ведущего полосы для гурманов? – Пока что ты не отработал своего гонорара за неделю. Так что ты хотел мне сказать? Кафе находилось в подвале, и до полудня это было самое шумное, а значит, самое подходящее для конфиденциальных бесед помещение во всем здании. Несмотря на то что сроки сдачи материала подходили к концу, наборщики обедали, журналисты завтракали вместе с представителями рекламных агентств, служащие, воспользовавшись первым перерывом, пили кофе. Бетонные стены сотрясались от работавших за стеной печатных станков; посетители кричали друг на друга; девушки, обслуживавшие клиентов за стойкой, выкрикивали заказанное; повара орали в ответ; официанты звенели тарелками, радио гремело на полную мощность, хотя его никто не слушал. Словом, создаваемый шум делал кафе отличным местом для приватных бесед, ибо для того чтобы хоть что-то понять, уху слушающего приходилось смыкаться с губами говорящего. Таким образом, утечка информации была невозможна. Они заказали кофе, а Райкер еще и булочку в шоколадной глазури. – Что произошло? – крикнул он прямо в ухо Квиллеру. – Это касается Дэна Грэма! Истории, которую он рассказал! – закричал ему в ответ Квиллер. – Я думаю, он солгал! – Какая история? – О том, как волосы Джой попали в колесо. – Зачем ему было лгать? Квиллер яростно покачал головой: – По-моему, с Джой что-то случилось. Я не верю, что она сбежала. – Но ты ведь видел машину. – Это была машина Макса Сорэла! Пожар в ресторане! Официантка поставила два кофе на стойку. – Твое предчувствие… – прокричал Райкер. – Дрянная мысль!