Разговор за столом не клеился. Грэмы были явно не в духе, Уильям ел так, будто это был последний обед в его жизни. Квиллер развлекал соседей рассказами о Коко и Юм-Юм. – Они чувствуют запах через дверь холодильника, – говорил он. – Если внутри омары – курицу они не едят, если курица – не будут есть говядину. О лососине и говорить нечего. Утром Коко звонит, чтобы ему дали завтрак; он наступает на табулятор пишущей машинки, каретка передвигается, и раздается звонок. В один прекрасный день, я думаю, он научится печатать. Квиллер чувствовал себя в ударе в присутствии Джой, однако чем больше он говорил, тем больше ощущал ее подавленность. Наконец она сказала: – У меня был кот, но пару недель назад он пропал. Я ужасно по нему скучаю. Его звали Раку. Тут впервые за весь вечер заговорил ее муж: – Кто-то, наверное, украл Блимпа. Я его так называл – Блимп, – самодовольно добавил он. – Что за кот у вас был? – спросил Квиллер Джой. – Вы выпускали его? – Нет, но коты как-то находят способ улизнуть. У него была длинная дымчато-коричневая шерсть. – Люди воруют котов и продают в лаборатории, где их используют для опытов, – продолжал Дэн Грэм, ни к кому конкретно не обращаясь. Джой заскрипела зубами: – Дэн, пожалуйста, не начинай опять об этом. – А это неплохой бизнес – похищение кошек. – Дэн посмотрел вокруг себя в надежде, что его поддержат. – И не смешно. – Джой отложила в сторону вилку и сжала кулаки. – Абсолютно не смешно. Квиллер повернулся к ее мужу: – Я бы хотел посмотреть вашу мастерскую, если вы не возражаете. – Только после выставки, – ответил тот, угрюмо покачав головой. – Почему бы и нет? – возразила жена. – Ты знаешь, это действует на нервы, когда к тебе заходят во время работы. – Квиллеру он сказал: – Терпеть не могу, когда отрывают от дела. Меня труд кормит, коли понимаете, о чем речь. Джой повернулась к Квиллеру и отчеканила ледяным голосом: – Если соберешься посмотреть мастерскую, дай мне знать. Я очень хотела бы показать тебе мои последние работы. – Она зло посмотрела на мужа. Чтобы заполнить последовавшую за этим неловкую паузу, Квиллер обратился к Грэму: – Вы говорили, вам не нравится художественный критик «Прибоя». Чем именно он вам так не угодил? – Он ничего не смыслит в керамике, коли понимаете, о чем речь. – Он был хранителем музея, до того как стал нашим критиком. Грэм фыркнул: – Это ничего не значит. Он может быть знатоком фламандской живописи и африканской скульптуры, но то, чего он не знает о современном гончарном искусстве, составило бы целую книгу, коли понимаете, о чем речь. Когда я устраивал свою последнюю выставку в Лос-Анджелесе, ведущий критик написал, что мои произведения – удовольствие для глаз и упоение для рук. Я процитировал. Джой сказала Квиллеру с презрением в голосе: – Когда мы впервые здесь появились, Дэн выставил пару своих старых работ на общей выставке, и ваш критик не проявил к нему благосклонности. – Я не жду благосклонности от критика, – буркнул ее муж, его кадык лихорадочно задвигался, – просто он должен знать свое дело. – Он говорит о том, что видит. Это все, что может сделать критик, – пожал плечами Уильям. – Я думаю, он был достаточно наблюдателен. – Ох Уильям, помолчи, пожалуйста, – огрызнулась Джой. – Ты ничего не смыслишь в керамике. – Прошу прощения, – сказал Уильям с издевательской ноткой в голосе. – Тот, кто смешивает формы и ставит разбитые горшки на полку рядом с целыми, никуда не годен как гончар. – Дэн сказал мне, что… – Не слушай Дэна. Он такой же растяпа, как и ты. Чему только они учат тебя в твоей художественной школе? Квиллер никогда не видел Джой такой. Прежде она дулась, но никогда не грубила. – Не расстраивайся, Уилли, дорогой. Твое обаяние вполне возмещает твою глупость, – сказала Хикси ласково. – Спасибо. – Эта перебранка не приносит пользы пищеварению, – пробормотала Розмари. – Я не виноват, – сказал Уильям, – это она начала. Дэн встал и бросил салфетку на стол: – С меня хватит! Весь аппетит пропал, – и зашагал прочь от стола. – Большой ребенок, – пробормотала Джой. – Я заметила, он доел яблочный пирог, прежде чем сделать этот эффектный жест. – Я не виню его, – сказала Хикси, – это ты… его довела. – Почему бы тебе не заниматься собственными проблемами? Продолжай есть как ела. У тебя это так хорошо получается! – Смотрите, – заметила Хикси, моргая, – худые всегда плохо расположены к людям. – Да? – запротестовала Розмари своим мягким голосом. – Как вы можете говорить такое при мистере Квиллере? Джой закрыла лицо руками: – Извини, Джим. У меня нервы на пределе. Я слишком много работала. Извини, – и сразу вышла из-за стола. До конца обеда разговор так и не наладился. Хикси рассказывала о поваренной книге, которую она писала. Розмари превозносила достоинства дешевого портвейна. Уильям интересовался тем, как закончился матч по футболу в Милуоки. После обеда Квиллер позвонил Арчи Райкеру из холла. – Я уверен, что наткнулся на кое-что интересное в «Мышеловке», – сказал он тихо. – Обитатели дома – одна большая передравшаяся семья. Джой, без сомнения, чем-то расстроена. Она говорит, что переработала, но скорее всего это семейные проблемы. Я бы хотел, чтобы она встретилась с тобой и с Рози. Думаю, это ей помогло бы. – Ничего не предпринимай, пока не узнаешь все в деталях, – предупредил его Райкер. – Если у нее проблемы с мужем, она может использовать тебя в своих целях. – Она этого не сделает. Бедняжка! Я все еще думаю о ней, как будто ей двадцать. – Как ты оцениваешь ее мужа? – Самовлюбленный осел. – А кто из художников другой? Они все переоценивают себя. – Но что-то в нем внушает жалость. Он, должно быть, талантлив. Я видел его работы. Тем не менее кое-кто говорит, что он плохой гончар. – Ну, мало ли что говорят… А как насчет твоей новой рубрики? Ты собираешься написать статью о Маусе? – Если я что-то разузнаю о нем. Сегодня он идет на встречу АПГ. – Что это такое? – Ассоциация почетных гастрономов. Сборище снобов, помешанных на еде. – Квилл, – произнес Райкер серьезным голосом, – будь осторожен. Я имею в виду Джой. – Я не маленький, Арчи. – Но знаешь, пришла весна… Четыре