Нужно признать, что я очень расположена к людям. – Она взмахнула ресницами и взяла еще один бутерброд. – Что сегодня в меню, Уилли? – Выбор небольшой: суп из кресс-салата, моллюски в желе, фаршированные жареные цыплята, тушеный цикорий. Я ненавижу цикорий, жареные помидоры с карри, салат. – Шарлот назвала бы это маленьким перекусом, – заметила Хикси. – Шарлот никогда не ест по-настоящему, – объяснил Квиллеру Уильям. – Она только перекусывает. Вон она, Шарлот, – белые волосы и пять фунтов украшений. Женщина с волосами как сахарная вата что-то быстро говорила двум полным джентльменам, которые слушали ее скорее из вежливости, чем из интереса. Они были членами общественной комиссии по изобразительному искусству. На их деньги была основана «Утренняя зыбь». Еще они содержали художественную школу и финансировали городскую парковую систему. Внимание Квиллера привлек другой человек, который нервно мерил шагами Большой зал. Он показался ему знакомым. У него было привлекательное задумчивое лицо, на котором, стоило какой-нибудь женщине посмотреть на него, появлялась ослепительная улыбка. Но его бритая голова вселяла ужас. Изучая других гостей, Квиллер отметил приятного рыжего господина в костюме оливкового цвета… Молодого человека с маленькой бородкой… А потом он увидел ее. На секунду у него захватило дух. «Не может быть», – сказал он себе. И все-таки он не ошибся. Это была ее маленькая фигура, тяжелые каштановые волосы, ее лукавая улыбка. В это мгновение она повернулась к нему и застыла, не веря своим глазам. У него защекотало верхнюю губу, и он провел рукой по усам. Она двинулась в его направлении, скользя все так же, как и раньше, ее платье колыхалось, как и много лет назад, ее мелодичный голос произнес: – Джим Квиллер! Неужели это ты? – Джой! Джой Уитли! – Я не могу в это поверить! – Она уставилась на него и затем кинулась к нему в объятия. – Дай я посмотрю на тебя, Джой… Ты ничуть не изменилась. – Да нет же! – Сколько лет назад это было? – Пожалуйста, не считай… Какие у тебя усы, Джим! Ты стал сильнее, крупнее. – Ты хочешь сказать, потолстел? Спасибо, ты всегда была чертовски добра. Она отодвинулась. – Не всегда. Мне стыдно за то, что я сделала. Он смотрел на нее и чувствовал, как галстук сжимает ему горло. – Я не думал, что встречу тебя снова, Джой. Что ты здесь делаешь? – Мы живем здесь уже с января. У нас с мужем гончарная мастерская в задней части здания. – Ты замужем? – Затеплившиеся было у Квиллера надежды рухнули. – Моя новая фамилия – Грэм. А ты что здесь делаешь, Джим? – Никто не называет меня больше Джимом. Меня все зовут Квиллом вот уже двадцать лет. – Тебя все еще путают с киллером? – Моя фамилия выводит из себя наборщиков и корректоров. – Ты женат? – В настоящий момент вроде бы нет. – Где ты работаешь? – В «Дневном прибое». Уже больше года. Ты не видела моих статей? – Я не увлекаюсь чтением, разве ты не помнишь? А мой муж просто не выносит художественной критики в «Прибое». Поэтому мы покупаем «Утреннюю зыбь». – Скажи мне, Джой, где ты была все эти годы? – Главным образом в Калифорнии, до того как мистер Маус пригласил нас принять на себя обязанности по управлению гончарной мастерской. Нам нужно о многом поговорить. Очень нужно… Когда мы сможем? – Джой, – сказал Квиллер, понизив голос, – почему ты тогда убежала? Она вздохнула, посмотрела по сторонам: – Я объясню позже, но сначала позволь познакомить тебя с моим мужем… До того, как невыносимый мистер Г. выйдет из себя, – добавила она, кисло улыбнувшись. Квиллер посмотрел в противоположный конец зала и увидел высокого костлявого человека. Он смотрел на них. У Дэна Грэма были выцветшие морковного цвета волосы, выступающий кадык, веснушчатая кожа, натянутая на скулах и кистях. На нем был драповый пиджак, неглаженая рубашка и сандалии на босу ногу. Наверное, он мнит выразить этим свой свободный художественный дух, подумал Квиллер, но вместо того выглядит неопрятным и заброшенным. Грэм сдержанно кивнул головой, когда Джой представила ему Квиллера как свою «старую любовь». Она подчеркнула это, пожалуй, не из озорства, а из вредности. И Квиллер подумал, что не все-то у них хорошо. Он почувствовал вину, потому что в глубине души был этому рад. Он сказал Дэну Грэму, что знаком с его женой с детства и что работает в «Дневном прибое». Грэм что-то пробормотал в ответ. Он говорил быстро, проглатывая слова. – Простите, не понял. – Я готовлюсь к выставке. Может быть, вы напишете обо мне статью? Джой добавила: – Это будет семейное шоу. Мы работаем в разных стилях. Ты должен прийти на открытие, Джим. – Я не очень хорошего мнения о вашем художественном критике, – пробормотал ее муж. – Его обзоры не стоят выеденного яйца. – Никто не любит нашего художественного критика, – заметил Квиллер. – Это та работа, которой я ни за что не хотел бы заниматься. И все-таки, как вам нравится город, мистер Грэм? – Да я и двух центов не дам за этот ваш город. – Квиллер уже приспособился к его быстрому потоку речи и к тому, как он свободно пользуется устаревшими выражениями и клише. – Я хотел бы работать в Нью-Йорке или, на худой конец, в Европе. – А мне очень нравятся эти места, – сказала Джой. – Я бы хотела остаться здесь. У нее все было «очень». Квиллер помнил ее безграничный энтузиазм. Грэм взглянул вопрошающе на обеденный стол: – Печенье-варенье! Как насчет того, чтобы перекусить? Я готов съесть быка. Шампанское… – Он держал в руке пустой бокал. – Оно только вызывает аппетит. – Можете себе представить, – сказал Квиллер, – я еще не знаком с хозяином. Джой схватила его за руку: – Как, ты не видел его? Пойдем на кухню. Вот увидишь, Роберт Маус – очень славный малый. Она провела его по низкому коридору в задней части здания, сжимая его пальцы и прижимаясь к нему, пожалуй, ближе, чем это было необходимо. Они шли молча, прекрасно чувствуя, о чем думает каждый. Кухня занимала просторное живописное помещение, пропитанное запахами трав и вина. Своим керамическим полом, белым потолком и гигантским камином она напомнила Квиллеру кухни, которые он видел в Нормандии. Медные котлы, пучки сушеного укропа и розмарина, висящие на крючках, ножи и топорики для рубки мяса, разложенные в ряд. На открытых полках стояли сковородки для омлета, блюда для суфле, медные тазы, сковороды для рыбы, салатницы и несколько загадочных предметов, ничего не говоривших непосвященному. Над всем этим возвышался огромный, ладно скроенный, крепко сбитый человек средних лет, в белейшей рубашке, украшенной золотыми запонками и несколько устаревшего фасона галстуком. Он держался с достоинством верховного судьи. Вокруг пояса у него было повязано полотенце. Когда Джой Грэм представила гостя, он оторвался от замешивания теста и, протянув руки, покрытые мукой, как бы извиняясь, с некоторой задержкой сказал: – Здравствуйте. Ему помогала женщина в белом, которой он отдавал указания ровным тоном: – Заморозьте это, пожалуйста… приготовьте сковородку… А теперь мне нужны цыплята, миссис Мэрон. Спасибо. Он начал отделять мясо от костей точными ударами своего страшного ножа. – Вы великолепно обращаетесь с этим орудием, – сказал Квиллер. Маус перевел дух, прежде чем ответить: – Мне это приносит чрезвычайное удовлетворение. – Он сделал еще один разрез, шлепнул по тушке плоской стороной ножа. – Подайте, пожалуйста, лук, миссис Мэрон. – Чрезвычайно интересное здание, – заметил Квиллер, – я никогда не видел ничего подобного. Хозяин обдумал замечание, прежде чем ответить. – Пожалуй, его можно назвать архитектурным кошмаром, – сказал он. – Со всем уважением к покровителю искусств, построившему его, нужно признать, что его энтузиазм и материальные возможности пересилили его эстетические познания. – Но комнаты наверху великолепны, – сказала Джой. – Можно я проведу Джима на балкон, мистер Маус?