Наконец повозка добралась до гостиницы «Домино», и Квиллер вручил вознице плату за проезд плюс приличные чаевые. — Как вас зовут? — спросил он. — Джон. — Спасибо, Джон. Где-нибудь свидимся. Старик тряхнул вожжами, и лошадь тронулась. Глава шестая Начинался закат, и, когда Квиллер поднимался по гостиничному крыльцу, гости усаживались на качели. — Прекрасный вечер, — сказал человек, и на воздухе, и под крышей носивший французский берет. Голос у него был приятный, а морщинистое лицо выражало кротость. — И впрямь, — ответил Квиллер с той особой ноткой бодрой вежливости, которую имел в запасе для знакомых стариков. — Я — Арледж Хардинг, а это моя супруга Дороти. — Очень приятно. Меня зовут Квиллер, Джим Квиллер. Отставной викарий двигался неспешно, что прибавляло ему достоинства. — Нам хорошо знакомо ваше имя, мистер Квиллер, ибо нам ниспослано было читать вашу колонку в газете «Всякая всячина». Вы чудесно пишете. — Спасибо. А я с сожалением узнал, что с вами произошёл несчастный случай. Которая из ступенек виновна? — Увы, третья сверху. — Он спускался, — вмешалась миссис Хардинг. — К счастью, держался за перила. Я вечно напоминаю ему — надо за перила держаться. Но тем не менее это странно. Арледж не тяжелей перышка, а вот тот юный крепыш, который без конца гоняет на велосипеде вверх и вниз прямо по ступенькам… — Но посередине, дорогая моя. Я же ступил на конец ступеньки, и другой её конец зримо приподнялся. Плотник винит в этом ржавые гвозди, и я твердо уверен, что в этом здании гвозди даже старше меня. Его жена заерзала, слезая с деревянных качелей. — Садитесь-ка сюда вы, мистер Квиллер. — Что вы! Не принуждайте меня вас беспокоить! — запротестовал он. — Вовсе нет. У меня кое-какие дела в гостинице, и я безбоязненно сдаю вам мужа с рук на руки… Арледж, войди внутрь, если станет хоть чуточку холодней. Когда она спешно удалилась, Квиллер сказал: — Обаятельная леди. У меня и в мыслях не было её выдворять. — Оставьте угрызения совести. Дорогая моя жена рада будет минуточку передохнуть. Со времени несчастного случая она чувствует истинно женскую потребность опекать меня двадцать четыре часа в сутки — и это из-за простого перелома ребра. Я трепещу при мысли о её неотступном внимании, случись мне, к примеру, сломать ногу. Такова цена супружеской преданности. А вы состоите в браке, мистер Квиллер? — Больше не состою, и не хотел бы испытать это сызнова, — ответил Квиллер, занимая свободное место на скрипучих качелях. — Как я понимаю, вы уже посещали этот остров? — Да, мы с миссис Хардинг любим острова, которые соответствуют нашему представлению об уединении, — это немножко странно. Я знавал лиц, которых привлекают острова, они все ведут себя чуть-чуть странно, ну а если они полностью окружены водой достаточную часть своей жизни, то уж ведут себя совсем странно. — Осмелюсь сказать, вы заметили: здесь многое изменилось… — Воистину! Мы часто гостили здесь в семье из Индианаполиса, их фамилия Ритчи, — в десятилетия Д. К., до коммерциализации, могу добавить. Эти Ритчи скорбели о стремительности перемен. Они были из торговцев, добрых к друзьям, щедрых и великодушных к церкви, мир душам их. — Семейство Ритчей связано с кланом Макинтошей, — сказал Квиллер. — Моя мать была Макинтош. — Я распознал некоторое лукавое шотландское остроумие в ваших произведениях, мистер Квиллер. Сказал об этом миссис Хардинг, и она со мной согласилась. — Каков был остров в годы Д. К.? Мистер Хардинг приумолк, раздумывая. — Тихий… В ладу с природой… и духовно возрождающий… — У этих Ритчей был дом за высокой железной оградой? — Боже избави! Нет! — воскликнул викарий. — Они не были столь тщеславны и с удовольствием подшучивали над теми, кто тщеславен и суетен. — Тогда кто же владелец Сосен? Они кажутся совершенно изолированной территорией. — Сосны принадлежат Эплхардтам, которые открыли частный клуб и первыми построились здесь в тысяча девятьсот двадцатых. Ритчи прозвали их королевским семейством, а их поместье — Букингемским дворцом. А что привело на остров вас, мистер Квиллер? — Желание немного поработать во время отпуска. Я остановился в одном из коттеджей, потому что взял с собой кошек, парочку сиамцев. — В самом деле? У нас в приходе был когда-то сиамец. Его звали Гнев Божий. Неожиданно вернулась миссис Хардинг. — Ветер усиливается, и я боюсь, Арледж, что для тебя он слишком холодный. — Да, надвигается буря. Я чувствую её костьми своими, одной особенно. Все трое вошли в гостиную и удобно устроились в нише, где викарий спросил у жены: — Рассказать мне мистеру Квиллеру о Гневе Божьем и епископе? — По-твоему, это будет уместно, Арледж? — Да епископ уже лет двадцать развлекает своих светских знакомых этой историей. — Что ж… вы ведь не поместите это в газете, правда, мистер Квиллер? — Конечно нет. Я никогда не упоминаю кошек и священнослужителей в одной и той же колонке. — Тогда ладно, — согласилась она и села, нервно сжимая свою сумочку, покуда её супруг рассказывал: — Это был особенный случай. — У мистера Хардинга задёргался левый глаз. — Сей епископ приезжал в приход во время ланчей, и мы выяснили, что в этот час дня он любит выпить стаканчик «Кровавой Мэри». Уверяю вас, потребовалось провести расследование и хорошенько подготовиться. Посоветовавшись со всеми досягаемыми для нас экспертами, мы добыли безошибочный рецепт и приложили все усилия, чтобы собрать необходимые ингредиенты. В условленный день высокопоставленный гость наш прибыл, и его подобающим образом приветствовали, а потом я уединился на кухне, чтобы лично смешать все компоненты этого напитка. Когда я нес поднос в гостиную, упомянутый Гнев Божий впал в некое сиамское исступление и стал носиться вверх и вниз по лестнице, пока не перепрыгнул через моё плечо, приземлившись прямо на поднос. Стаканы катапультировались в пространство, и «Кровавая Мэри» полетела во все стороны, обрызгав стены, мебель, ковер, потолок и преосвященную особу епископа. Кроткий мистер Хардинг в нечестивом веселье закачался взад-вперёд, пока жена его не сказала: — Постарайся всё-таки взять себя в руки, Арледж. Ты напрягаешь себе ребро. — Затем, оглянувшись на Квиллера, она задала неизбежный вопрос: — Вы играете в домино? — Боюсь, мне придётся ответить нет и, пожалуй, пойти домой и взглянуть, какие языческие ужасы учинили там два моих спутника. — Я сочту за честь и удовольствие, — сказал, немного отдышавшись, мистер Хардинг, — ввести вас в игру, которая навевает успокоение. Квиллер понял, что рано или поздно должен будет с кем-то сыграть в домино и что неплохо бы немножко успокоиться после событий дня. Он последовал за Хардингами к игорному столу под низко висевшей лампой. Когда старик был должным образом усажен, жена его извинилась, сказав, что лучше всего играть вдвоём. Викарий открыл коробочку домино и объяснил, что в наборе двадцать восемь костяшек, имеющих столько очков, сколько пятнышек на костяшке. — Почему одна игра считается приличной, а другая — дурной, я постичь не способен, особенно потому, что при дурной игре так часто молят о помощи небеса… По крайней мере, так мне рассказывали, — добавил он, поблескивая здоровым глазом. — Вы можете как-нибудь обратиться к этому важному вопросу в своей колонке. В качестве путеводной нити да позволено мне будет упомянуть, что домино было первоначально капюшоном, который носил кафедральный каноник! Двое мужчин принялись выставлять костяшки геометрическими фигурами, и Квиллер стал с нетерпением подумывать о шоколадном пломбире, а для него это был симптом скуки. Когда игра окончилась и Хардинги удалились к себе в коттедж, он отыскал Лори и спросил, будет ли открыто в этот час «Семейное кафе» Харриет. — Будет, но вряд ли там смогут обслужить по полной программе. Если ты голоден, она, впрочем, раздобудет для тебя несколько яиц. — Я хочу всего-навсего мороженого. Перед походом в кафе Квиллер, двигаясь тихонько, чтобы не разбудить сиамцев, зашёл в коттедж за диктофоном и фонариком. Сиамцы блаженно посапывали в шезлонге, на выгнувшейся в форме чаши подушке из кожзаменителя. Сонные головы безучастно приподнялись, приоткрыв щелочки глаз, а потом тяжело опустились обратно. Кафе занимало один из скромных домиков, построенных, когда западное побережье стали захватывать низы высшего класса и даже верхи среднего класса. Холодная практичность заменила здесь какие бы то ни было бытовые удобства: появились флюоресцентные светильники, при которых легко мыть пол, тёмная лакированная обшивка, скрывающая сальные пятна, столы с прочными пластиковыми столешницами и устойчивыми металлическими ножками. Судя по числу высоких стульев, разбросанных среди столов, вечер был напряженный. Последний клиент стоял у кассы, пересчитывая сдачу, а кассирша вытирала столы и убирала посуду. — Простите за беспокойство, — сказал Квиллер. — Я не слишком опоздал, чтобы получить сливочный пломбир? — Садитесь, — ровным тоном сказала она. — Какого сорта?