– Не мне принимать такое решение. На одном экране генеральный директор опустил голову, отказываясь отвечать на вопросы, и удалился во временную безопасность своего кабинета. На другом экране наведенный на кнопку «Отправить» курсор приготовился привести команду в исполнение. Не глядя на нее, Никол предложил: – Окажешь честь? Кэсси протянула руку к трекпаду. И позволила кончику пальца коснуться его. – С удовольствием, – ответила она. Глава сорок четвертая Перед дверью в свою комнату Кэсси опустила ношу, вытянула руку и расправила плечи, прежде чем достать из сумки ключи. Она все еще испытывала слабость и неуверенность при ходьбе, что могло быть следствием долгого лежания в постели, а затем и на диване Никола. А может, их причиной стало что-то другое – воздействие на организм лекарства, о котором предупреждала ее Морган. Но не думай об этом! Нет смысла так думать. Дверь зацепилась за груду почтового спама, и, когда она отодвинула ногой конверты в сторону, чтобы перешагнуть через порог, острый комок подступил к горлу. Здесь должно быть и одно хорошее письмо – о погашении ее долга. После недели отсутствия комната показалась незнакомой. Заперев за собой дверь, она первым делом налила в стакан немного воды и отнесла ее шеффлере. Если вы можете ухаживать за растением, и через год оно все еще процветает… Сколько уже прошло с тех пор, как она начала ухаживать за этим растением? Оно выглядело пыльным, за последнюю неделю уронило несколько листьев, протестуя против внезапной засухи. Кэсси убрала их и еще раз полила цветок. В надежде, что фумигация не повредит ей. Если вы можете ухаживать за растением, и через год оно все еще процветает… Затем, повернувшись к пластмассовой переноске, она открыла защелки и сняла крышку, Пита немедленно сделала ставку на свободу – бросилась к «берлоге» Кэсси и исчезла за комодом. Кэсси не собиралась похищать кошку. Она хотела только одного – вернуть свою футболку, ту самую, которую она надела в Игру Воображения, ту самую, с фестиваля, на который они с Аланом ходили много лет назад. На обратном пути от Никола она воспользовалась ключами, которые по-прежнему оставались у нее в сумке, чтобы попасть в квартиру Льюиса. Сначала позвонила и убедилась, что в квартире никого нет. Внутри привычный приветливый запах чистого белья сменился затхлостью. Одежда требовала стирки или была забыта в стиральной машине. Грязный кошачий лоток. Свою футболку она нигде не нашла – ни в шкафах, ни в корзине для белья, где она оставила ее, ни среди вещей, разбросанных по полу спальни. Заглянув в ящик прикроватной тумбочки, где обычно оставляла чистое белье, она обнаружила, что он пуст. Сквозь обволакивающий ее красный туман она проверила ванную и увидела, что ее зубная щетка тоже исчезла. Он напрочь вычистил все, связанное с ней, будто она никогда и не бывала в этой квартире. Ей захотеть что-то сломать, разбить, но не потому, как он стер ее из своей жизни. А из-за потери футболки. Всего-то лоскут изношенного хлопка, но она хранила ее долгие годы, хранила как реликвию, и мысль, что Льюис выбросил эту футболку в черный пакет и выставил его мусорщикам, заставляла кровь стучать в висках. В коридоре она взялась за руль велосипеда его умершей подруги. «Честный обмен», – подумала она. А потом появилась Пита, обвиваясь вокруг ног Кэсси и мяукая с несвойственной ей настойчивостью. Кэсси заглянула в кухню. Запах грязной посуды, на полу – пустые кошачьи миски для еды и воды. Если она и нуждалась в каком-то оправдании, этого было достаточно. Теперь, когда Льюис снова вернулся в Игру Воображения, он, очевидно, перестал заботиться и о кошке, и о себе. Она забрала кошачьи миски и лоток и по дороге домой потратила большую часть десятки, которую одолжила у Никола, на сухой корм и наполнитель. Теперь она распаковала эти принадлежности и принялась размещать их. Для лотка места немного. На данный момент придется поставить его под раковиной, в кухонной зоне. Но как только Пита немного освоится, можно держать окно открытым, чтобы кошка ходила на улицу, по крайней мере летом. А к тому времени, когда погода изменится… ну не будет же она жить здесь вечно. Кстати, прекрасный стимул найти жилье побольше, чтобы Пита обитала в привычных условиях. Она насыпала в лоток немного наполнителя и пошуршала им, чтобы кошка услышала, что «туалет» готов. – Туалет готов! – крикнула она. Пита все еще пряталась. Затем Кэсси поставила еду и воду на другой конец кухонной стойки. – Обед! – снова громко объявила она и пошуршала коробкой с сухим кормом, привлекая внимание кошки. Ответа не последовало. Возможно, проблема заключалась в переноске, которая стояла на виду. Напоминание о травмирующем путешествии. Если спрятать ее, может, Пита и рискнет выйти. Хранить, правда, негде, поэтому Кэсси просто накрыла переноску полотенцем, стараясь как можно лучше замаскировать ее. Затем, присев на корточки, заглянула за комод, протянула руку и позвала кис-кис. Пита смотрела на нее широко открытыми глазами и не шевелилась. Кэсси встала и нетвердой походкой обошла комнату. Собрала липкие листки с дохлыми тараканами и выбросила их в мусорное ведро. Проверила еще раз свое растение. И в итоге снова оказалась на кровати. Взбив пару подушек, она уселась, обхватив колени руками и прислонившись спиной к стене. Так вот какой он, этот вкус победы. Снаружи шумно спорили двое мужчин, крича друг на друга, бросаясь угрозами и оскорблениями. Слышно, как распахнулось окно соседа, и его крики добавились к их крикам: «Ну-ка, заткнулись там оба! Или я спущусь и заставлю вас!» Она включила на планшете последние новости. Прибавила громкость, чтобы заглушить ссору. Когда журналист, друг Никола, впервые рассказал эту историю, репортеры, казалось, засомневались. Они-то разматывали события с точки зрения конфиденциальности, делая акцент на то, что IMAGEN планировала делать с конфиденциальными данными. Борцы за гражданские свободы возмущались, остальная часть общества равнодушно молчала. Но как только просочилась информация о клинических испытаниях, настроения изменились. Снимки из клиники «Рафаэль-Хаус» сменялись аудиофайлами интервью с родственниками пациентов. Результаты испытаний комментировали говорящие головы нейробиологов и синтетических биологов. Сто тысяч пользователей Игры Воображения очнулись и поняли, что они принимали: синтетически сконструированные биомолекулы, реагировавшие на окружающую среду. Небезопасный продукт, проштампованный Департаментом инноваций. История вспыхнула и разгорелась ярким пламенем. Теперь все внимание было приковано к волне протестующих, собравшихся у офиса IMAGEN. Кэсси смотрела на экран, переключаясь между каналами. В этой неоднородной массе выделялись разные фракции. Некоторые носили значки и рубашки, указывающие на их принадлежность к «Кампании За Реальную Жизнь». Другая группа людей стояла под транспарантом с логотипом «Свобода» и печатным лозунгом: «Руки прочь от моих персональных данных». Третья группа не носила ни значков, ни транспарантов. Женщины и мужчины, прилично одетые, но взъерошенные, молодые и старые, и всех возрастных групп между ними. Казалось, их связывало общее выражение лиц, общая манера поведения: раскрасневшиеся лица, решительный настрой. Они не скандировали, не листали газеты. Они напряженно, настойчиво разговаривали друг с другом и с репортерами. – Я бы не пожелал такого своему злейшему врагу, – тихо говорил мужчина в офисном костюме. – Считала, что дело во мне, но теперь… это была не моя вина… разрушившая мой брак… – громко произнесла пожилая женщина в микрофон репортера. – Пришлось продать дом, потому что мы не могли жить рядом друг с другом, слишком неудобно, чтобы терпеть… – Ее щеки покрыл румянец, на лице застыло выражение растерянного негодования. Все это было так знакомо, и Кэсси поняла почему. Слушать этих людей – все равно, что сидеть на собрании их кружка, когда свинка шла по кругу. Истории у всех разные и тем не менее одинаковые. Но она продолжала смотреть, слушать, надеясь услышать что-то новое. Услышать про подключение, которое, к счастью или несчастью, произошло не с соседом сверху, или соседом по квартире, или партнером, кто спал рядом каждую ночь. Про подключение на расстоянии не нескольких метров, а миль. С тех пор как Освальд объяснил природу подключений, эта тихая и упрямая мысль не покидала ее. Каждый раз, когда она всплывала в голове, просила обратить на себя внимание, Кэсси старалась отвернуться, но та не оставляла ее в покое. Есть ряд факторов, необходимых для подключения. Развитые сети. Состояние сна. Сильный эмоциональный подъем. И близкое расстояние. Близко, как Льюис спал рядом с ней. Как Морган спала этажом выше. Как в первый раз, когда она нашла Алана: на садовой скамейке возле его палаты, и их разделяла только стена. Считалось ли расстояние во всех этих случаях достаточно близким? Достаточным для того, чтобы подключение было настоящим? Как на заднем сиденье машины, припаркованной в кустах возле клиники, и это был последний раз, когда она его нашла. Протягивая руки сквозь хаос, за мгновение до того, как подключения стали гаснуть, они двое совпали в страхе, ее ужас и его ужас. Словно на секунду их пальцы соприкоснулись. И будто ничего между ними не было. Будто ничего. Все это время вопрос оставался неизменным. Что считать настоящим? Те бесчисленные разы, когда она надевала приемник, находясь у себя в городской квартире, в тридцати милях от клиники, и Алан ждал ее там, где они всегда встречали друг друга. Но ведь это слишком далеко? Между ними всегда было слишком большое расстояние. Невыносимо признать, что факторы, о которых она знала теперь, являлись правдой. Как же тогда она воображала все это? Ладно там, водопад и шум дождя. Но не прозрачную же белизну его кожи, раскрашенную веснушками и футбольными синяками. Не чистейшую голубизну его глаз. Нет, как она могла чувствовать его так близко к себе, что даже воздух не смог бы проникнуть между ними? Его ритм. Подъем его груди на вдохе и падение на выдохе. Сильный, ровный стук сердца. Как вдыхала его тепло, запах уюта от его волос? Как его слова, обращенные к ней, могли быть текстом, который она сама заставляла его произнести? Их разделяло тридцать миль. На таком расстоянии подключение невозможно. Значит, их общая реальность – всего лишь фантазия, в которую она позволила себе поверить. Воображаемого или реального, в любом случае она потеряла его. Спина заскользила по стене, и вот Кэсси уже лежала, уставившись на перекладины кровати. Почувствовав подступившие колючие и горячие слезы, она сдалась и разрешила себе плакать. А слезы били ключом из нее, выталкивали воздух из легких, пока она не начала задыхаться, и тогда ей пришлось сделать выбор – повернуться на бок или задохнуться. Слезы все текли, и раковина ее уха наполнилась соленой водой, волосы и подушка промокли… затем она задрожала и разлетелась на беспорядочные осколки, даже не слыша свой стон: «Нечестно, нечестно, нечестно…» Она плакала, пока не выплакала все слезы, до последней капли, с минуту оставалась спокойной, а потом заново ощутила свою утрату. И та снова выбила ее спокойствие и утопила в соленых слезах и соплях. Впившись зубами в мокрую подушку, Кэсси позволила волнам рыданий сотрясать ее. И в следующий раз, когда, обессилив от выплаканных слез, опустошенная, она открыла опухшие глаза, то обнаружила, что смотрит прямо в чье-то незнакомое лицо. Горячая струйка потекла по щеке. Она смахнула ее прочь. Провела руками по лицу. Села и вытянула ноги, освобождая место для кошки. Пита попробовала поставить лапу на бедро Кэсси, потом вторую. Молча понюхала протянутую руку и осторожно ткнулась носом в высыхающую соль. Затем, на полпути к коленям, она осторожно присела. Если вы можете ухаживать за растением, и через год оно все еще процветает, значит, вам пора ухаживать за животным. Кэсси погладила кошку, и та не стала возражать. И это было уже кое-что. На данный момент совсем немалое кое-что. Глава сорок пятая Добраться до «Хорошего парка» без происшествий было маленьким триумфом. Стараясь сохранять равновесие, Кэсси избегала приближаться к самой воде, чтобы вдруг не принять нежелательную ванну. Вместо этого она ковыляла обходными путями и по велосипедным дорожкам. В последнее время такая прогулка стала для нее обычным делом. Она проведет здесь все утро, а днем снова навестит Алана. Теперь, когда его перевели в NHS, стало легче. Здесь не было ни желто-солнечных стен, ни палат, ни комнат отдыха, оформленных в стиле кафе, но, несмотря на унылый декор, резкий свет потолочных ламп и полы, покрытые потрескавшимся линолеумом, казалось, что он выглядел немного счастливее. И чуть-чуть больше реагировал на окружающий мир. Во всяком случае, именно в это она предпочитала верить. Кэсси не сводила глаз с детей, наводнявших игровые площадки парка, стараясь не отвлекаться на стаю собак, которые носились, ловили друг друга и, играючи, дрались друг с другом. Было бы неплохо завести компаньона, пока она ждала, условную Лею, которая сидела бы рядом с ней. В тот раз, проснувшись на следующее утро, она обнаружила, что кошка свернулась на подушке у ее головы. Пита постепенно дошла до того, что теперь полностью сидела на коленях у Кэсси и, прежде чем угнездиться, долго-долго запускала коготки в ноги. Но эта боль была удивительно приятной. Если по прошествии двух лет растение и животное все еще здоровы… тогда вы готовы выстраивать отношения с людьми. Это говорил ей Джейк, и она запомнила его слова. Еще один год – это, конечно, долгий срок. На планшете она открыла сообщение, которое получила утром, когда насыпала Пите на завтрак сухой корм. И позволила себе чуть заметно натянуто улыбнуться, прочитав его в пятидесятый раз: «От „Надежных Финансовых Решений“. Ваш долг погашен. Чтобы занять деньги быстро, звоните прямо сейчас. Кредиты обрабатываются круглосуточно». Она исправила свою самую большую ошибку: Финну и Элле теперь ничего не угрожало. Если ей не удастся исправить другие ошибки, этой будет достаточно. И все же она приходила сюда в надежде на большее. Можно сказать, что она пыталась ускорить процесс примирения или что она реалистка. Скорее всего, потребуется год, двенадцать месяцев спокойной настойчивости, чтобы сестра поняла, что теперь все по-другому. И ведь так и есть. Весь мир теперь другой, потому что мир – это все то, что есть. Весь мир – это то, что перед ней, над ней и под ней. Трава и земля под кроссовками, ветер, бросающий волосы на глаза. Никаких водопадов. Никаких счастливых концов. Никакого Алана, каким он был раньше. Только в том виде, в каком он есть сейчас, в своей больничной палате. Игривый терьер промчался по траве, вскочил на задние лапы и коснулся передними грязными лапами ее джинсов. – Ах ты! – Она потрепала его за уши и рассмеялась, когда, перед тем как снова убежать, он быстро лизнул ее руку длинным влажным языком. Жаль Пита – не собака, тогда ее ожидание было бы не таким одиноким. Но каким-то странным образом она чувствовала, что у нее все равно была компания. Потому что она все еще находилась в состоянии подключения. Не через Игру Воображения, но как-то по-другому. Просто, когда ветер касался ее кожи. Когда она протягивала ладони к потрескавшемуся дереву скамейки. И хотя она не хотела признаваться себе в этом, возможно, именно Льюис показал ей, что она может подключаться к другому человеку, к кому-то, кто не был Аланом. Просто ей нужно научиться делать это без помощи Игры. И нужно научиться делать это в одиночку. Она сидела посреди радостного шума, исходящего от детских площадок, где дети карабкались, раскачивались и бегали, вплетаясь в яркий беспорядочный узор розовых, красных и синих цветов. Если она будет продолжать наблюдать за этим узором, то в конце концов увидит их – Эллу и Финна. И на этот раз обязательно подойдет к ним в очереди за мороженым. Племянница не бросится к ней в объятия. Племянник не станет с широко распахнутыми глазами расспрашивать ее о битве. На лице сестры не появится улыбка. Мэг по-прежнему будет сердиться; дети будут озадачены, смущены, а может, даже напуганы. И все-таки со временем, возможно, они позволят ей купить им всем мороженое. И шоколад у нее во рту, гладкий и сладкий, растает.