– На IMAGEN? Ты создавала Игру Воображения? – Какое-то время я уже не работаю там. Все закончилось не очень хорошо, я… Впрочем, неважно, по крайней мере, с моей точки зрения. Они шли гуськом, обходя завладевшую тротуаром смеющуюся, галдящую толпу студентов с раскрасневшимися от выпитого лицами. Лея тихонько хрипло ворчала – не то рычала, не то скулила. Миновав толпу, Кэсси, понизив голос, продолжила свое объяснение: – Важно, что, когда они тестировали технологию, пытаясь разработать различные приложения, я больше чем уверена, они проводили испытания на людях без их согласия. Или на тех, кто не мог дать согласие должным образом, с юридической точки зрения. Для них такие подопытные – расходный материал. – Кэсси мельком взглянула на Никола. С потемневшим от сосредоточенности лицом, он смотрел прямо перед собой. – И получалось, что, если с испытаниями что-то не так, им ничего за это не будет. Потому что их подопытным никто не поверит. И все пошло не так… и до сих пор все еще идет. И среди этих подопытных оказался… один мой друг. Они проходили мимо скопления пабов с лицензией на работу в ночное время. Как туго ни было бы с деньгами, люди всегда умудрялись найти их на выпивку. Закрытые двери и запотевшие окна запечатывали шум и свет внутри. Снаружи, совсем рядом, спрятавшись в тени арки, распивала целая компания, только банки поблескивали в тусклом свете уличных фонарей. Иногда она всматривалась в лица, пытаясь найти знакомых. Женщин или мужчин, которых знала по группе. Поддайся искушению, и самое худшее, что с тобой может случиться, – ты растратишь свою жизнь впустую в какой-нибудь сточной канаве. Поддайся искушению, и самое худшее, что с тобой может случиться, – тебе введут экспериментальный препарат, который заморозит твой череп изнутри и изменит мозг. Ей хотелось рассказать о препарате, который ей ввели, Николу. Но он не имел отношения к делу. Поэтому не сейчас. – Просто, чтоб ты знала, – произнес он, – у меня уже миллион вопросов. – И ты до сих пор не задал ни одного, что я уже оценила, спасибо. Так вот, дело в том, – и это очень важно, – я могу помочь ему. Моему другу. И остальным тоже, сколько бы их ни было. Это то, о чем меня вежливо попросили люди из IMAGEN. – Она представила, как в голове Никола промелькнуло еще двадцать вопросов. – Так можно всё исправить, и я согласилась, сказала, что сделаю это… А теперь я не уверена, можно ли им доверять. Насколько они солгали. Понимаешь, вообще-то я знаю, им нельзя доверять, но в этом случае… – Она на мгновение погрузилась в мысли. Одна мысль – дикая, но рассчитанная на дальнюю перспективу, – обретала форму, пока она говорила. – Есть вероятность, что наши интересы совпадают, мои и IMAGEN. И если я сделаю, как они хотят, от этого выиграют все. Но я должна быть уверена. Мне нужна информация. И вот тут мне нужна твоя помощь. Они стояли на перекрестке, ожидая зеленый свет. Фары освещали мокрые улицы, цвета размазывались по темному асфальту, мокрому небу. Дверь одного из пабов распахнулась и выпустила пару, держащуюся за руки. Вместе с дразнящей музыкой и шумными голосами, порывом теплого, пахнущего пивом воздуха. Пара прошла между ними, будто ни ее, ни Никола не было, будто они всего лишь призраки, выгуливающие свою призрачную собаку. Именно этого ей и хотелось: скользить, как тень, сквозь свет и краски, сквозь внезапные короткие всплески разговоров, эмоций и смеха. Затеряться в толпе? Нет, так от IMAGEN не укрыться, но больше пока ничего не придумывалось. Дерево в лесу. – Ладно, давай выкладывай, что там у тебя. – Сначала трудное. Система IMAGEN. Их компьютерная сеть, их сервер. Как, по-твоему, сможешь взломать его? – Можно попробовать. – Ответ Никола прозвучал небрежно, словно он соглашался поменять лампочку. – Нужная мне информация серьезно защищена. – Отлично, нам повезло, что я профи в своем деле. Его ответ был похож на «да», но она хотела знать наверняка, что он понимает, во что ввязывается. – Никол, хочу предупредить: если дело пойдет наперекосяк и им удастся выследить тебя, они не позволят тебе уйти безнаказанным. Он остановился и повернулся к ней лицом. Хвост Леи мягко скользнул по ее ноге. – Слушай, подруга, я не новичок в скриптинге[22]. И знаю, как это работает. Если то, что ты ищешь, там, я найду эту информацию задолго до того, как они обнаружат мое присутствие. А если не найду… Скажем так, я знаю людей. У меня есть связи. Люди, которые думают, как я. И они нам помогут. Нам. Она моргнула, когда до нее снова дошло, как ей повезло, что он ответил на ее звонок. – И еще одно… Наверное, для тебя это несложно. Мне нужен адрес. – Она назвала ему имя. Скорее всего, в какой-нибудь старой адресной книге. Он понимающе кивнул: – Заметано. И это вся твоя куча? Тогда я домой и сразу займусь ею. Ее «спасибо» прозвучало грубее, чем ей хотелось бы. И, когда он отошел, она не помахала ему на прощание. Вместо этого Кэсси засунула руки в задние карманы джинсов, чтобы не смущать их обоих попыткой обнять его. Глава тридцать седьмая Кэсси поежилась, наблюдая, как исчезает в темноте Никол. Немного из-за холода, но в основном от накатившего одиночества. Присутствие твердо стоящего на земле Никола, да еще и с Леей, заставило ее почувствовать себя почти нормально. Выбирая, что рассказать ему, она превратила свое смятение чувств в историю – причины, следствия, и ничего больше. Теперь ее мысли находились под контролем и было четкое представление о том, что ей нужно выяснить и как это сделать. Скоро Никол будет работать допоздна по ее поручению. Она представила, как, вернувшись домой, он усядется перед компьютером, разбудит экран и погрузится в его голубоватое сияние, а Лея устроится у него в ногах. А пока он будет копать по ее заданию, ей надо сделать кое-что самой. Освальд лгал, когда расписывал, какой она ценный сотрудник, как сильно он хочет вернуть ее в компанию. При мысли об этом унижении ее чуть не вырвало. Она бы даже поверила ему, если бы ее единственная ценность на самом деле не оказалась случайностью: развитое состояние ее биомолекулярной сети, ее активная способность подключаться к другим пользователям, чьи сети находились на том же уровне развития. Во всех остальных отношениях она была обычным расходным материалом. Хотя вполне возможно, что в какие-то моменты Освальд все-таки говорил правду. Если обновление действительно предназначено для уничтожения способности подключаться к другим пользователям, не принимая во внимание остальное, то, выполняя свою часть соглашения, она все равно сделает для Алана все, что в ее силах. И вот сейчас ей нужно выяснить правду о том, что произойдет, когда и если она распространит обновление. В то же время какие бы процессы ни развивались внутри нее, она не могла контролировать их. И нельзя позволить им сводить ее с ума. Даже когда рука вдруг непроизвольно поднималась, чтобы потереть голову, она заставляла себя опустить руку. Судя по часам на церкви, которая возвышалась над мокрыми крышами, сейчас четверть первого. Дожидаясь нужного времени, Кэсси шла пешком и вела велосипед рядом, выбирая улицы более-менее наугад, но всегда стараясь держаться редеющей толпы. Меньше чем через час ее планшет зажужжал – пришло сообщение от Никола: адрес, который она просила найти. Теперь на дорогах было тихо. Изредка проезжали автобусы, иногда такси. На протяжении всего пути светофоры оставались зелеными, пока она ехала, преодолевая ухабы и колдобины, огибая особенно большие лужи. Когда начались богатые внутренние пригороды, асфальт стал ровнее, и Кэсси могла уже не так внимательно следить за выбоинами, чтобы своевременно объезжать их, поэтому она позволила себе еще раз провернуть в уме свою дикую затею. Раз, по мнению IMAGEN, ее ценность – в способности подключаться к другим пользователям, значит, стоило заставить эту способность сослужить ей хорошую службу. К тому времени, когда она добралась до своей цели – широкой, обсаженной деревьями улицы, – у нее уже созрел примерный план, что делать дальше. Дома в этом районе обозначались названиями, а не номерами. И располагались довольно далеко от дороги, прячась за деревьями и высокими живыми изгородями, обращая внутрь свои закрытые жалюзи окна-глаза. Когда живешь в таком районе, не требуется никаких усилий, чтобы остаться наедине с собой. Не то что в муравейнике ее квартала, где за тонкими перегородками стен многоквартирных домов сбились в кучу множество жизней, прижатых друг к другу. Здесь же, наоборот, надо приложить усилия для соединения своей жизни с чьей-то другой. Подъездная дорожка, посыпанная гравием, перекрыта, но никакой охраны, только высокие кованые ворота, которые легко открылись, пропуская ее внутрь. Кэсси остановилась, намечая самый тихий путь к дому – через лужайку. Она уже собиралась сделать первые шаги, как внезапно оказалась в потоках света. Замерла, – казалось, свет лился отовсюду: от дома, травы, деревьев и дорожки, – и быстро отступила за ворота. Но жалюзи на окнах не поднялись, и дом не открыл глаза. Световая сигнализация сработала по какой-то внешней причине. Лиса. Она увидела, как зверь неторопливо пробирался по лужайке, не обращая внимания на свет. Вот она застыла в траве, словно уловив в воздухе запах. Пот человека и адреналин. На секунду ее взгляд, пустой и дикий, скользнул по Кэсси. Зверь прямо искрился энергией, словно его мех был наэлектризован. Кэсси не сводила с лисы глаз, пытаясь впитать этот заряд, эту смелость, переходящую в наглость, ее власть над ночью, пока свет не выключился, и она не потеряла ночную гостью из виду, привыкая к темноте. И, когда лиса снова включила свет, скачками направляясь к живой изгороди и ограде за ней, девушка была готова идти к дому. Теперь она знала свой маршрут и не пугалась, когда вспыхивал свет, потому что никто не следил за ней. Мир богатых спал, завернувшись в толстое фальшивое одеяло безопасности. В ярком свете ламп она быстро пересекла лужайку и остановилась, добравшись до гравия перед домом. Она старалась ступать как можно легче, но камешки все равно шуршали под ногами. Каждый шаг заставлял ее сердце биться быстрее. Она пыталась двигаться равномерно в надежде, что если кому-то не спится, то ее шаги примут за шум от соседской машины. Хорошо бы, чтоб в этом доме все крепко спали! Обогнув фасад здания, она с облегчением перешла к его темной стороне. Гравий по-прежнему хрустел под ногами, но здесь, в нешироком проходе между двумя домами, она чувствовала себя в большей безопасности. Световая сигнализация позволила разглядеть на первом этаже единственное окно. Маленькое, с матовым стеклом, чуть-чуть приоткрытое. Скорее всего, в ванной комнате. Кэсси подняла руки к каменному подоконнику, но он оказался слишком высоко. Так ей не залезть. Она прошла дальше по дорожке, пока не попала в сад, исчезающий в темноте за домом. Гравий сменился бесшумными плитами, и, когда она ступила во внутренний дворик, вспыхнула еще одна лампа, и ее сердце чуть не выпрыгнуло от внезапного ужаса. Неподвижная фигура человека замерла рядом с ней. Кэсси заставила себя осторожно, дюйм за дюймом, поворачивать голову, пока в черном зеркале стеклянной пристройки не оказалась лицом к лицу с этой фигурой. С собой. С широко раскрытыми глазами на бледном, застывшем лице. Кроме нее, никого не было. Она отступила назад, еще шаг… прочь от себя и от всего, что скрывала эта личность, словно за этим лицом воображаемый некто, невидимый по ту сторону зеркального стекла, смотрел на нее сквозь ее собственное отражение… и наткнулась на тяжелое садовое кресло. Вот идеальное решение. С трудом она перетащила кресло в боковой проход между участками, шатаясь под его тяжестью и слишком громко шурша гравием. Поставив кресло под окном, она проверила его устойчивость и забралась на сиденье. Просунула руку под приоткрытое окно и изо всех сил стала давить на рычаг запорного механизма. Рычаг никак не поддавался. Обливаясь потом, она тянула и толкала его, пока, наконец, он с грохотом не отскочил от шипа. Рама медленно повернулась внутрь. Благодаря креслу оконный проем теперь находился на уровне груди. Забравшись на подоконник, Кэсси полезла вперед, пока ее туловище не оказалось внутри ванной, а ноги все еще болтались снаружи. Впереди ждала покрытая темнотой неизвестность. Шип запорного механизма вонзился в низ живота, подоконник больно давил на диафрагму, так что она едва могла дышать. Кровь гулко пульсировала в голове, и Кэсси почувствовала, как в ней зарождается паника. Перед глазами возник образ предателя Льюиса, с его шлемом и яркими шортами, вспыхивающими светоотражающими полосками. «Будь как лиса», – приказала она себе и продолжила пробираться вперед, пока руки не коснулись твердой эмалированной поверхности. Ванна. Когда она вылезала из окна, локти, колени, голова больно бились о твердую поверхность, сердце колотилось, готовое разорваться, и стреляло разрядами боли. Но она все-таки пробралась внутрь. Она пробралась в дом. Она посидела, собираясь с силами. Прислушиваясь, не разбудил ли шум кого-нибудь из обитателей дома. Сосчитала до тридцати, потом до шестидесяти. Ничего. Ни шаркающих шагов, ни щелканья выключателем, никаких «Кто там?». Ни одна собака, к счастью, не почувствовала незваного гостя и не подняла весь дом возмущенным лаем. Ее руки, влажные от пота, скользили по поверхности, пока она выбиралась из ванны. Развязав шнурки, она сняла кроссовки, теплый пол приятно грел ступни. Ручка беззвучно повернулась, и дверь ванной открылась, скорее, со вздохом, чем со скрипом. Кэсси сделала шаг в коридор, который казался высоким и просторным. Опираясь рукой на стену слева от себя, она продвигалась по коридору, замирая при каждом шаге, боясь наступить на детскую игрушку на полу, наткнуться на приставной столик, стопку книг. Но на пути было чисто – только полированное дерево пустой стены. Наконец, пальцы коснулись дверного косяка. Дверь легко открылась, но внутри оказалось лишь небольшое пространство с полками. Бельевой шкаф. Она пошла дальше. Дошла до поворота коридора, повернула и, шаг за шагом, продолжила продвигаться вперед. Еще одна дверная коробка, а за дверью – кромешная тьма комнаты. Пол под ногами стал мягким. Гостиная? Такое ощущение, что она размером с футбольное поле. После целой вечности шарканья по коридору Кэсси наткнулась на что-то твердое: кресло. За ним… Она коснулась стены, которая тут же немного поддалась под ее рукой. Нет, это не стена. Жалюзи. Отыскав край, она приоткрыла их, и тусклый ночной свет упал белесыми квадратами на огромный ковер. Постепенно глаза привыкли к темноте и стали достаточно ясно различать предметы. Два кресла, камин, угловой экран над медиацентром. На одной стене висели полки с книгами, на другой – картины. А перед пустым камином стоял отличный длинный диван. Кэсси достала планшет и проверила время. Почти два часа ночи. Небогатый выбор: всего два часа до тех пор, пока она по-прежнему остается в безопасности. Два часа до того, как обновление будет готово к распространению. Она поставила будильник на планшете на четыре часа. Отрегулировала громкость: достаточно громко, чтобы разбудить ее, не разбудив никого другого. Проверила, включена ли вибрация – резервный режим, который вытащит ее из любого глубокого сна, пока она держала планшет в руке. Затем забралась на диван, растянулась, потом, подсунув под голову подушку и накрывшись покрывалом, свернулась калачиком. Профессор Морган, наверное, спала наверху, в спальне на втором этаже. Возможно, рядом с ней спал муж, а в соседних спальнях – двое детей. Конечно, ее затея рискованна. Если что-то пойдет не по плану, то она могла подключиться не к Морган. Эх, если бы подключения осуществлялись направленно… Освальд что-то говорил об эмоциях, что именно они управляют подключениями. Она вспомнила Алана: как хорошо они подходили друг другу и в тоске, и в утешении, как они носили свою тоску, как полузажившую рану. Затем всплыли воспоминания пережитого на заднем сиденье машины, – страх, переросший в ужас, который до сих пор вызывал у нее тошноту. Если ей удастся повторить эти чувства, может, тогда удастся нащупать путь в голову Морган. Так каковы же эмоции, окрашивающие ее сны? Позитивные или негативные? Самодовольство и безопасность в этом огромном доме или тревога в ожидании потенциальных непрошеных ночных гостей? Если у Морган есть хоть капля совести, она не могла спать спокойно, постоянно испытывая холодное чувство вины под давлением поступков, за которые она несла ответственность. А вот чувство вины – как раз та волна, которой можно управлять и на которой можно плыть. Стоило только подумать о Финне, Элле и Мэг. Или об Алане, о каждом разе, когда она покидала его. Она безжалостно проигрывала каждую сцену. В аэропорту. Поцелуй. Очередь. Уходит. По интернету, три тысячи миль между ними. Я люблю тебя. Я скучаю по тебе. Конец вызова. В больнице. Я скоро снова приду, через неделю или две, через месяц, когда-нибудь… Она почувствовала, как ее охватило чувство вины, всей тяжестью придавливая к дивану. А потом она мысленно вызвала Морган: ее помятое лицо, ее вежливый деловитый голос. Представила ее мертвой для всего мира, под толстым теплым одеялом сна. Напрягла воображение и, схватив одеяло за угол, стянула с нее и обернула вокруг себя. Во-первых, звук. Белый шум переходит в рев, от которого закладывает уши. Затем скрученная тьма горелой резины забивает ей нос, рот, легкие, и она брыкается от навалившейся тяжести, тянущей ее вниз. Она борется, высовывает голову из тьмы, которая пытается ослепить, заставить замолчать, задушить ее. Стоп! Она почти думает слово СТОП, а потом вспоминает. Именно этого она и хотела. Вспоминает: она не одна. Белый шум сжимается, конденсируется в электрические разряды. Темнота уже не абсолютна. Вспышки позволяют увидеть фигуру – чахлое тело, распухшая голова, а на голове спутанная масса, корона, поблескивающая не драгоценностями, а искрами, потрескивающая с обжигающим звуком тысячи мух, пойманных, убитых в прожилках голубого света. И по мере того как она думает об этом, они появляются перед ее мысленным взором: густой черный водоворот насекомых, жужжание – треск разряда – падение мертвой мухи, и лицо в центре водоворота. Лицо Морган. Затянутое паутиной, пойманное в ловушку. – Нет, – говорит она. Ее тощая шея вздрагивает. Она поднимает руки вверх. – Не я, не с меня все начинается. Кэсси сокращает расстояние между ними. – Почему ты так боишься меня? Она протягивает руку сквозь массу мух, этих напуганных искр, и по руке вверх поднимается глубокая, холодная боль. Ее пальцы не знают пощады и жаждут ответов. Она злобно вырывает из Морган куски – ее мысли, чувства, воспоминания. Прямо изнутри, разрывая все слои ее тела. Выхватывает, выдергивает и отбрасывает в сторону, не осторожно разжимает пригоршни или аккуратно потрошит, как разделывают рыбу, но с яростной, невероятной жестокостью, пока мучительный звук не пробивается сквозь ее безумие. Причитание высоким, тоненьким голоском. Боль, которую невозможно передать словами. Она чувствует тяжесть молотка в руке, и как под ударом трещит маленький, всего-то с пригоршню, череп. Видит мех, и кровь, и запавший, но все еще пристально глядящий на нее глаз. Слышит, как Льюис говорит: «Я причинял боль». Осознает, что это не поиск, не разборки. Это не что иное, как месть. И это слово благородно, пламенно и чисто, но сам поступок безобразен, и она не может отделаться от него, когда отступает от разорванной на куски женщины, когда отдает команду со всей ясностью, со всей силой разума, на какую только способна: Стоп! Глава тридцать восьмая Свернувшись калачиком под покрывалом, она лежала на диване, обхватив голову руками, словно и невиноватая в этом кошмаре. Но тяжелое дыхание говорило об обратном. Скачок пульса. Секунду она не двигалась, подтянув колени к груди и крепко зажав в кулаках мягкое покрывало, а потом, откинув его в сторону, вскочила с дивана и нетвердой походкой поспешила прочь. Вверх по лестнице, на площадку. Из-за закрытых дверей не слышно ни звука. Она распахивала их одну за другой, нащупывала выключатели. Детская спальня и еще одна, обе неестественно чистые и пустые. Гулкая ванная комната. Двухместная спальня. На первый взгляд, она тоже пустая: на ковре валялась разбросанная одежда, на огромной кровати – скомканное одеяло. На дальнем конце матраса – какая-то непонятная груда. Бесшумно ступая в носках, Кэсси обошла кровать и, подойдя к прикроватной тумбочке, вытащила из зарядного устройства планшет Морган. Потом с силой сдернула одеяло. – Бу! Морган, поджав ноги к животу, даже не вздрогнула. – Разве я не такая же страшная в реальной жизни? – поинтересовалась Кэсси. Она положила руку на плечо Морган и сжала его. Медленно, словно двигаясь под водой, профессор подняла голову. Лицо, белое как полотно, покрыто капельками пота. Дрожащей рукой она вытерла рот. К горлу Кэсси подступила тошнота, и она проглотила комок с привкусом желчи. Напомнила себе: эта женщина получила по заслугам. Морган неуверенно протянула руку за планшетом, и Кэсси, повертев планшетом перед носом женщины, засунула его в задний карман своих джинсов. Словно инвалид, пожилая женщина с трудом села на постели и едва слышно проговорила: – Они ищут тебя. На лице Кэсси появилась улыбка: