Она ни в коем случае не собиралась выполнять то, что ей велели, но на шершавом бетоне ноги замерзли. У нее не было ни планшета, ни ключей, ни бумажника, а из одежды – только спортивные штаны и футболка Алана. Та самая, которую он носил несколько минут назад, потертый хлопок еще хранил тепло его тела. «Алан», – мысленно произнесла она, оглядываясь в поисках хоть чего-то, оставшегося от него: шепота его голоса, эха его слов, отголоска утешения. Тело дрожало в тонкой футболке. Она чувствовала себя почти обнаженной. Присев на корточки, она надела кроссовки. Дырявые задники терлись о пятки. Женщина пошла к лестнице, и мужчина жестом пригласил Кэсси следовать за ней. Но с какой стати они заставляли ее идти с ними? Ей всего-то и нужно дождаться возвращения Льюиса, и вместе они бы справились с этими посыльными в деловых костюмах. Когда вернется Льюис… от внезапно нахлынувшей тревоги у нее свело живот. Что, если он не ушел за круассанами? Слишком уж странно, что его не было рядом как раз в тот момент, когда появились эти люди. Хотя они и не представились, понятно, что они и есть та самая беда, которую она навлекла на себя. А если они узнают, кто такой Льюис и что он для нее значит, беда может распространиться и на него. Неужели они чем-то зацепили его и убедили оставить ее одну в своей постели? Нет, он не поступил бы так добровольно. Она знала, он не оставил бы ее по собственному желанию… и не собиралась оставлять его. Она дождется его прямо здесь. – Нет. – С этим словом она опустилась на пол лестничной площадки. И, кажется, продолжала опускаться дальше, когда две фигуры в темных костюмах вытянулись над ней, и темные тени от них поползли по стене лестничной клетки вверх, все выше и выше, а она погружалась все глубже в холод, который просачивался сквозь спортивные штаны, сквозь кожу и плоть, в самые ее кости. Множество булавок и иголок впились в ее руки, и она перестала чувствовать их вес. Внутри все ныло из-за разлуки с Аланом. Его не было внутри, не осталось ни одной молекулы. В ней вообще ничего не осталось, кроме тьмы и зевоты. Причиной всему была Игра Воображения. Нейроны работали несинхронно. Минутная задержка с восстановлением способности двигаться приковала ее к постели Льюиса. Наверное, и сейчас происходило то же самое – нехватка дофамина, который помогал выбраться из воображаемого мира и вернуться в мир реальный. Она могла бы попробовать объяснить весь процесс до конца, это погружение… как модифицированную биопрограмму? Но какое значение это имело сейчас? Она сидела, опустошенная, и ей едва хватало сил, чтобы дышать. Действие дофамина должно вот-вот начаться. Надо только продолжать дышать. И считать. Считать вдохи и выдохи. И тогда молодой человек заговорил: – Настоящим договорились о нижеследующем: Кассандра Макаллистер не должна вступать в прямой или косвенный контакт, преследуя любые цели, с любыми лицами, нанятыми компанией IMAGEN, без предварительного письменного согласия… Он цитировал подписанное ею соглашение. То самое соглашение, которое она нарушила. А это значит, выбора у нее не было. – …в интересах каждой из сторон, чтобы вы сейчас поехали с нами, – продолжил он, – и мы могли бы уладить этот вопрос неофициально. Казалось, мозг Кэсси отяжелел и сбился в один большой комок. И тут не обошлось без IMAGEN. Теперь понятно, откуда они явились. И откуда знают, кто она такая. Взломанная биопрограмма выдала ее, и вот, как и предполагалось, они пришли за ней. И хотя в ней не осталось ни капли бойцовского духа, она вспомнила слова Алана: «Хочешь стать солдатом в армейском платьице». Никогда еще она не чувствовала себя менее похожей на солдата. Скорее, потерянным ребенком, замерзающим на лестнице и которому некуда идти. И нет никого, кто защитил бы ее. И больше никаких вариантов. «Ты думаешь, как спасти его». Потребовались невероятные усилия, чтобы, опершись ладонями о бетон, она сперва поднялась на корточки, затем встала. Сделала один шаг. Не отрывая взгляда от лестницы, она пошла за женщиной. Шаг. Еще шаг. Снова шаг. Входная дверь распахнулась, и она вздрогнула от дневного света. Снаружи ярко и безлюдно. Женщина открыла дверцу серебристого автомобиля, и мужчина усадил ее на заднее сиденье, она не сопротивлялась. Пусть закрывает дверь. Голова наклонена вперед, руки зажаты между коленями. Она все еще считала вдохи и выдохи. Город двигался вокруг нее. Дневной свет был, но без солнца, поэтому ей не удавалось определить, сколько теперь – три или шесть утра; она не знала, как долго пробыла с Аланом. * * * Машина остановилась. Дверь открыта. Обхватив себя руками, она выбралась наружу. Давненько она не стояла на этом тротуаре. Если у нее когда-нибудь будут дела в этой части города, она лучше обойдет эту улицу стороной. Чтобы даже не видеть этот офис. Эту неприступную глыбу, с рядами освещенных окон, которая возвышалась над ней. При мысли, что ей предстояло пройти через главный вход, она даже споткнулась, а может, просто шнурок развязался. И он слишком далеко, чтобы нагнуться и завязать его. В данный момент она не способна на такое усилие, поэтому, пока ее вели к зданию, шнурок змеился рядом. А ведь вход-то не главный. Подъезд для доставки. Так она обычно приходила и уходила, когда главный вход был уже закрыт, а она начинала работу рано или заканчивала поздно. И здесь же она обычно пряталась в те последние месяцы, когда появлялась в офисе, как ходячий мертвец. При первой же возможности отыскивала за не распакованными коробками укромный уголок, расстилала на бетоне куртку и сворачивалась на ней калачиком, проваливаясь в тяжелый сон, насколько позволяло время. Подвальный этаж освещали белые лампы. Каблуки женщины стучали по голому бетонному полу, словно резец по камню, эхом отдаваясь в пространстве, подпертом колоннами. Они шли по направлению к лифту, мимо картонных коробок, сложенных в высокие штабеля. На каждой коробке что-то написано по-китайски. Эту надпись перечеркивала жирная полоса маркера, и сверху торопливыми каракулями было приписано «Макулатура». Двери лифта открылись. Они вышли на этаж, ковер привычно приглушал шаги. Ощущение, будто все как во сне. Она случайно пришла на работу в пижаме – опаздывала на встречу, которую очень боялась, на встречу, где с ней должно случиться что-то ужасное, какое-то наказание или унижение. Пространство расширилось и открылось: спрятаться было негде. Ее вели в отдел, где она прежде работала. Вот ее стол. И ее кресло. – Присаживайтесь, – сказала женщина. – Вы что будете – чай, кофе? Лахлан принесет вам. Мужчина улыбнулся улыбкой банковского работника, и теперь Кэсси узнала его. Лахлан – чей-то племянник. То ли директора, то ли главного управляющего. Он проходил в компании стажировку и неделю работал в ее отделе, разнося цифры по таблицам. Тогда он носил более дешевый костюм. И его дежурная улыбка только начинала формироваться. Это небольшое воспоминание придало ей немного уверенности. Но женщина по-прежнему ускользала из памяти. Обычная стрижка-боб, очки, брючный костюм – эти атрибуты лишали ее индивидуальности, и Кэсси никак не удавалось вспомнить ее. Офисное кресло слишком низкое. Нащупав рычаг, она настроила сиденье по своему росту. Позволила себе облокотиться о стол из искусственной древесины. Попыталась заставить работать свой закупоренный мозг – хоть как-то упорядочить некоторые мысли. За ней наверняка наблюдали… поэтому она не станет открывать ящик стола, не станет заглядывать внутрь. В любом случае что бы она там не нашла, это будет в полном беспорядке. В этом теоретически безбумажном офисе бумаги были запрещены. Значит, спутанный комок кабелей и зарядных устройств, аварийный запас носовых платков, болеутоляющих таблеток, печенья. В общем, такое, что обычно не держат на виду. И ничего из того, что ей нужно. А что на самом деле ей нужно? Ты думаешь, как спасти его. Она не понимала, что ей следует искать. Что-то очень конфиденциальное, в разы выше уровня зарплаты любого маркетолога. Она подняла голову и заморгала, глядя на экран компьютера – единственного разрешенного предмета на рабочем столе. Любая информация в локальной сети защищена паролями, шифрованием, блокировками, которые снимались только по отпечатку пальца конкретного сотрудника. Она развернула кресло. Взгляд уперся в мезонин, где находились кабинеты топ-менеджеров компании, со стеклянными стенами, закрытыми решетчатыми жалюзи. Она снова повернула кресло, еще на сорок пять градусов. Ощущение происходящего во сне постепенно замещалось чувством привычного. Они специально оставили ее здесь, за ее прежним рабочим столом. Это часть их стратегии по отношению к ней. Сначала дать размякнуть. Напомнить, что она потеряла. Но зачем им так напрягаться? Однажды они уже отняли у нее Игру Воображения. Почему бы просто не отнять ее снова? Она запрокинула голову, вспоминая, как ярко бывала освещена эта часть кабинета. Окна тянулись вдоль обеих стен высокими полосами. Снаружи ничего не видно, но свет наполнял все пространство помещения, которое было в два раза выше обычного. Слишком много света. Казалось, он то тускнел, то светлел, концентрируясь в пикселях, которые плясали у нее перед глазами. Еще один биомолекулярный сбой. Она принялась сильно моргать, широко открывала глаза и прищуривалась, пытаясь исправить мир, остановить его мерцание и распад. В правую руку опять впились булавки и иголки. Холодная боль растекалась по руке, скапливаясь в локте и в плече. Она с силой сжала сиденье кресла. Грубая ткань, гладкий пластик с невыразительной текстурой, словно она касалась его рукой в латексной перчатке. Попробовала отыскать чувство, которому можно было доверять, нечто реальное, за что уцепиться. – Ваш чай. Она слышала, как Лахлан поставил кружку на стол, и видела, как он снова ушел – темная уменьшающаяся фигура. Протянув руку, она коснулась фирменной кружки. Горячая. Поднесла ее к лицу, стараясь сфокусировать зрение. На керамике напечатан слоган: «Единственный предел – вы сами». Сделала глоток, позволяя горячей жидкости обжечь рот, и почувствовала, как чай потек по горлу. Она положила в кружку сахар, хотя предпочитала несладкий чай, – сейчас он нужен ей, – и стала смотреть, как поднимается пар. Через некоторое время на дне остались только остывшие чаинки. Снова появился Лахлан и пригласил следовать за ним. Ну не совсем пригласил. Они поднимались по лестнице в мезонин – к кабинетам со стеклянными стенами. И снова ощущение происходящего во сне, новая перспектива искажала чувство привычного. Лахлан остановился перед дверью и, постучав, открыл ее. Вежливый жест: «Прошу». Она вошла в кабинет, и ее провожатый исчез, закрыв за ней дверь. Глава двадцать шестая Человек за столом поднялся и протянул ей руку. – Кассандра, – обратился он к ней по имени, – если не ошибаюсь, мы с вами не встречались во время вашей работы здесь? Меня зовут Том Освальд, я технический директор. Кэсси позволила сжать и отпустить свою руку. Разумеется, она знала, кто такой Освальд. Технический директор, второе лицо в компании, сразу после генерального директора. Энергичный мужчина, высокий и широкоплечий. Зрительно его фигура казалась меньше из-за скошенности углов, словно его плечи и локти были сделаны из осыпающегося песка. За три года работы в IMAGEN она разговаривала с ним, наверное, дважды; естественно, он не помнил. – Садитесь, садитесь, пожалуйста. – Он жестом указал ей на приготовленный для нее стул; стол оказался между ними успокоительной глыбой. Кабинет представлял собой залитый светом куб. Освальд поднял жалюзи, и через стеклянную стену справа открылся отличный вид с высоты птичьего полета на офис открытой планировки, который она покинула совсем недавно. Одинокая фигура в синей накидке уборщика переходила от одного рабочего места к другому, вытряхивая мусор в черный мусорный мешок, разбрызгивая спрей на поверхность мебели и протирая ее. Кэсси видела оставленную на столе кружку. Теперь уборщику придется отнести ее на кухню, нарушив свой график передвижения. Ей следовало бы отнести кружку самой. Освальд откровенно рассматривал ее, развалившись в кресле и свободно сложив руки на животе. Кэсси, словно противоположное ему отражение, сидела ссутулившись, сложив руки на груди и сжав колени. Она отчаянно пыталась представить себя не в спортивных штанах и футболке, а в деловом костюме из черного шелка, и не в кроссовках, а в кожаных туфлях на шпильках. Когда Освальд поднялся со своего места и наклонился к ней через стол, она напряглась, а он снял со спинки кресла пиджак и вынул из карманов бумажник, ключи и авторучку. – Вот, накиньте. – Он протянул ей пиджак и коротко улыбнулся, заметив ее нерешительность. С большой благодарностью, которую решила не показывать, Кэсси взяла пиджак, тяжелый, словно вырезанный из цельного куска древесного угля, и прикрылась плотной тканью на подкладке, как щитом или одеялом, вдыхая слабый запах табака и одеколона. – Итак, прошу, выслушайте меня. Мне искренне жаль, что вас привезли сюда рано утром. Понимаю, немного тяжеловато. – На его лице появилось нечто среднее между улыбкой и гримасой, будто от легкого разочарования некомпетентностью подчиненных. – Вам наверняка интересно узнать, зачем. Она медленно пожала плечами: ответ очевиден. – Я нарушила соглашение. Юридические вопросы. Мне запрещено возвращаться в Игру Воображения. Положив локти на подлокотники, Освальд переплел пальцы. – Гм, юридические вопросы. Да, соглашение вы нарушили… вкупе с некоторыми другими моментами. – В его голосе почти звучало сожаление, когда он перечислял ее проступки. – Вы солгали о своих полномочиях при получении доступа к нашим ведущим сотрудникам; пытались получить секретную коммерческую информацию о наших продуктах; использовали поддельный пропуск для проникновения в исследовательский центр… не совсем по вашей части, поэтому… полагаю, действовали не в одиночку, да? И еще – поддержание контактов с сотрудниками IMAGEN… Кэсси почувствовала, как у нее округлились глаза, но постаралась сохранить спокойствие. Харри? Неужели Харри настолько подозрительна, что сообщила о визите подруги и о ее вопросах? Не тогда ли IMAGEN и начала активно интересоваться ею, отслеживая каждый шаг? С трудом верилось, что преданность Харри компании могла настолько перевесить их дружбу. «Компания старается развивать у сотрудников чувство, что IMAGEN – одна большая семья, – сказала ей Харри. – Но это была всего лишь твоя работа». Освальд все еще говорил. Теперь он смотрел не прямо на нее, скорее всего, сверялся с информацией, которая подавалась ему на линзу. Это всегда заметно. Выглядит, будто один из собеседников перестал слушать другого, хотя они по-прежнему смотрят друг на друга. – Краденый приемник… использование незаконно модифицированной биопрограммы… несанкционированное использование чужого аккаунта… Но! – Его руки разомкнулись в открытом жесте. – Не стоит слишком беспокоиться обо всем этом. По крайней мере, сейчас. На самом деле, вы здесь потому, что у меня есть предложение, которое я хочу сделать вам. Ничего сложного для вас; вы помогаете нам, а мы, естественно, – услуга за услугу – поможем в ответ вам. Она нахмурилась, изо всех сил стараясь сосредоточиться на таком неожиданном повороте: был разочарованный директор, стал энергичный переговорщик. – Продолжайте. – Все очень просто: мы хотим, чтобы вы помогли нам провести коррекцию Игры Воображения. – Мне же туда нельзя. Взаимное замешательство длилось несколько секунд, и Освальд неожиданно усмехнулся: – Нет, речь идет не о подключении. Коррекция. Только небольшая коррекция функционала Игры Воображения. В голове роилось так много вопросов, что она не могла выбрать, какой задать первым, и, прежде чем успела хоть что-то сказать, он поднял руку: – Знаю, вы не нейробиолог, не компьютерщик, не синтетический биолог и считаете, что мы ошиблись адресом. Нет, не ошиблись, и вы именно тот, кто нам нужен. – Он наклонился вперед. – Кассандра, между нами, хотя мы и не были близко знакомы… я знаю о вас довольно много. – Его слова, наверное, можно было принять за угрозу, но они прозвучали совсем не так. В его голосе появилась нотка восхищения. – Вы проработали в IMAGEN три года, верно? Первые два года ваша работа в компании была безупречной. За тот период у вас выдающийся рейтинг. Вы последовательно достигали все поставленные цели и даже превосходили их. Вы получили максимальный годовой бонус. Она внимательно наблюдала за ним, не сомневаясь, что он снова читает с экрана линзы. Но он смотрел на нее в упор, даже не мигая. Он знал о ней всё, запомнил наизусть то, чего больше никто не знал и не хотел знать. Он понял, насколько эффективно она работала. – Известно ли вам, что IMAGEN готовится к международной экспансии? Мы надеемся, что очень скоро запустим Игру Воображения в США, и почти готовы к запуску этого продукта в Японии и Южной Корее. Мы находимся на ранних стадиях вывода новых продуктов на рынок в Великобритании. А значит, нам нужен хороший персонал, поскольку мы продолжаем расти. Зачем он говорит это ей? Ее внимание привлекла деталь, которая, как она знала, не соответствовала реальному положению дел. – Но это же не так. Вы не растете. Вы уменьшаетесь. Она ожидала, что он выкатит реплику о запланированной консолидации. Но он только кивнул, явно впечатленный ее вызовом.