Я немного поколебался и решил, что в таком ответственном деле скрытничать ни к чему. – Когда мы проникли в Эрмитаж, я рассказал о наших планах двоим. Но когда я вам объясню, как это произошло, вы поймете, что другого выхода… – Кому? – быстро спросил Эраст Петрович. – Имена! – Ее высочеству… – Вы видели Ксению? – взволнованно перебил он меня. – Что она сказала? Я сухо ответил: – Ничего. Она спрятала меня, и этого довольно. – А кто был второй? – вздохнув, спросил Фандорин. – Мой московский помощник Сомов. Он оказался благородным человеком. Не только не выдал, но и обещал помощь… И я пересказал содержание своего разговора с Сомовым, стараясь припомнить всё в точности. – Ну так Сомов и есть тот самый шпион, – пожал плечами Эраст Петрович. – Это яснее ясного. Он обосновался в Эрмитаже еще до вашего прибытия из Петербурга. Знал в доскональности и дом, и расположение комнат. Наверняка отлично изучил парк и присмотрел места для засады. Легко было д-догадаться, что после утомительного переезда ребенка поведут гулять. А о том, что вы действуете со мной заодно, кроме Сомова сообщить Линду никто не мог. Я молчал. Возразить на слова Фандорина было нечего, однако я уже составил о Сомове мнение, расставаться с которым мне не хотелось. – Я вижу, вы сомневаетесь? Что ж, д-давайте удостоверимся. Вы сказали, что Сомова переселили в вашу комнату? Значит, у него там есть телефон. Позвоните ему. Скажите, что мы в отчаянном положении и что нам нужна его помощь. – А что дальше? – А дальше передадите т-трубку мне. Я назвал барышне номер, Эраст Петрович приложил к уху отводную трубку и мы стали ждать. Очень долго раздавались лишь сигналы, и я уж было решил, что Корней Селифанович хлопочет по хозяйственным делам где-нибудь в дальней части дворца, но минуты через три послышался щелчок и запыхавшийся голос Сомова произнес: – Эрмитаж. У аппарата. – Слушайте и ничего не говорите, – сказал я. – Вы меня узнали? – …Да, – после паузы ответил он. – Вы по-прежнему готовы нам помогать? – Да. – На сей раз ни малейшего промедления не было. – Нужно встретиться. – Я… я сейчас не могу. Вы не представляете, что здесь творится! Мистер Карр обнаружен мертвым! Только что! Я вхожу, а он лежит у себя в комнате, и в груди торчит нож! Кухонный, для разделки белой рыбы! Полиция перевернула весь дом, рыщет по саду! – Спросите, давно ли убит, – шепнул Эраст Петрович. – Давно ли он убит? – повторил я. – Что? Откуда же мне… Хотя нет, знаю! Я слышал, как господа из дворцовой полиции говорили, что тело еще совсем теплое. – Этот Линд не человек, а дьявол! – шепнул я, прикрыв трубку ладонью. – Он продолжает сводить счеты, несмотря ни на что! – Спросите, вернулась ли Эмилия. – Скажите, Корней Селифанович, не объявилась ли госпожа Деклик? – Мадемуазель? А разве она нашлась? – Голос Сомова дрогнул. – Вы что-нибудь про нее знаете? Неспроста, ох неспроста он так взволновался. Я сразу вспомнил, как он докучал Эмилии со своими французскими уроками. Может быть, Фандорин не так уж и не прав в своих подозрениях на его счет! – Неужели Бэнвилл посмел тайно проникнуть в Эрмитаж? – спросил я у Эраста Петровича. – Это просто невероятно! – Разумеется, невероятно, – хладнокровно заметил он. – Карра зарезал Сомов. Уж он-то в кухонных ножах отлично разбирается. – Я ничего не слышу! – раздалось в трубке. – Афанасий Степанович, где вы находитесь? Как мне вас найти? Фандорин забрал у меня переговорную воронку. – У аппарата Фандорин. Здравствуйте, Сомов. Это я хочу с вами встретиться. Если вам д-дорога жизнь его высочества, немедленно выходите из дома через черный ход, пройдите парком и через тридцать минут, никак не позже, будьте на Донском кладбище, у противоположной от входа стены. Промедление подобно смерти. И, не дожидаясь ответа, разъединился. – К чему такая спешка? – спросил я. – Я не хочу, чтобы он встретился с Эмилией, которая п-прибудет в Эрмитаж с минуты на минуту. Как бы Сомову не взбрело в голову устранить опасную свидетельницу. Вы ведь слышали, как он забеспокоился. Судя по дерзости, с которой Сомов убил Карра, ваш бесценный помощник в любом случае собирался уносить ноги. Я покачал головой, вовсе не убежденный, что Карра убил именно Сомов. – Всё, Афанасий Степанович. – Фандорин положил в карман свой маленький револьвер, вынул из саквояжа еще один, повнушительней, и засунул его за пояс. – Теперь наши с вами д-дороги расходятся. Я встречусь с Сомовым и как следует с ним побеседую. – Что значит «как следует»? – Скажу ему, что он раскрыт и предложу выбор: пожизненная к-каторга или помощь в поимке Линда. – А если вы ошибаетесь и он ни в чем не виноват? – Я пойму это по его п-поведению. Но Сомов – шпион, я уверен. Я ходил за Эрастом Петровичем по комнате, следя за его приготовлениями. Всё происходило слишком быстро – я никак не успевал собраться с мыслями. – Но зачем нам расставаться? – Затем, что если Сомов – человек Линда, то весьма вероятно, что в эту самую минуту он телефонирует своему шефу, и меня ждет на кладбище более г-горячая встреча, чем я рассчитываю. Правда, у них совсем нет времени на п-подготовку. Но место там удобное, уединенное. – Тем более я должен идти с вами! – Нет, Зюкин. Вы должны оставаться здесь и стеречь вот это. Эраст Петрович сунул руку в карман и вынул обернутый платком бриллиант. Я благоговейно подставил ладонь и ощутил странное тепло, исходившее от священного камня. Развернувшись на каблуках, Фандорин вышел в коридор. Я не отставал от него ни на шаг. У порога кухни Эраст Петрович присел на корточки, подцепил одну из досок пола, приподнял ее, и в следующее мгновение в руках у него оказалась знакомая шкатулка. – Ну вот, Зюкин, теперь я дому Романовых ничего не д-должен. Вы ведь можете считаться полномочным представителем августейшей фамилии? – Он коротко улыбнулся. – Главное – никуда не отлучайтесь от аппарата. Я непременно вам протелефонирую. – Откуда? – Пока не знаю. Из какой-нибудь г-гостиницы, ресторана, почтового участка. У самых дверей он обернулся и посмотрел на меня. Взгляд был непонятный – будто Фандорин не решается мне что-то сказать или же колеблется, как поступить. Мне это очень не понравилось – по правде сказать, я испугался, что он передумал и намерен забрать драгоценности с собой. Отступив назад и покрепче сжав шкатулку, я сказал: – Вы не успеете. Путь ведь не близкий. Вдруг Сомов вас не дождется? – Дождется, – рассеянно ответил Фандорин, явно думая о другом. Уж не жалость ли была в его глазах? – Послушайте, Афанасий Степанович… – Что? – насторожился я, почувствовав, что сейчас он сообщит мне нечто очень важное. – Нет… Ничего. Ждите звонка. Повернулся и вышел. Что за гнусная манера! * * * Я расположился у аппарата самым обстоятельным образом.