– Жертвоприношение предателя для освящения нового царствования – древняя традиция, к сожалению, в последнее время почти забытая. Сегодня начинается не только новое царствование, но и восхождение нового дома. Вполне уместно, что конец дома Сигнус будет отмечен смертью двух человек, разделяющих его испорченную родословную. Дворяне начинают аплодировать. Так, в конце концов, делают и бескрылые. – И все же, – Таллис машет рукой, призывая к тишине, – я милосердна. Поэтому я предлагаю вам выбор, предатели, – она снова садится и машет рукой в сторону двух каменных колонн. – Вы видите мучения, которые приготовили для вас. Быть сожженным заживо, полностью осознавая страдания другого. Но есть альтернатива. Я знаю, что некоторые дворяне, включая моего дорогого убиенного брата, носят меч как альтернативу более благородной, чистой силе, которую мы носим в собственных телах, – ее голос повышается. – Но вы, как я понимаю, пали так низко, что сражались с другими дворянами в королевских пределах Цитадели якобы для собственного развлечения, а на самом деле для развлечения бескрылых стражников, которых следовало бы научить знать свое место, – Таллис делает глубокий вдох, ослабляя хватку на подлокотниках кресла. Я бросаю взгляд на Верона. Румянец на его лице, плотно сжатые губы показывают, что он не забыл нашу дуэль. Сегодня на нем нет пояса с мечом. – Итак, – продолжает Таллис, – раз вы развлекали их, вы можете развлекать и меня. Вы будете сражаться друг с другом до смерти. Если кто-то из вас не будет достойно конкурировать, вы будете сожжены. Если кто-то из вас сдастся или попытается найти легкую смерть, оставшийся в живых будет сожжен, – она откидывается на спинку стула и скрещивает ноги. – Какую смерть вы выбираете? Мы с Люсьеном смотрим друг на друга. Я не хочу с ним сражаться. Я не могу себе представить, как можно причинить ему боль. Но, чтобы сжечь… Время еще не стерло из моей памяти, как Патрус сжег человека в прошлом году. Крики. Запах обожженной плоти. Мой желудок сжимается. – Меч. Я выбираю сражение. Губы Таллис дергаются вверх. – Как пожелаешь. По ее сигналу один из стражников приближается и снимает веревки, связывающие наши руки. Я потираю запястья и сгибаю пальцы, морщась от прилива крови. Стражник протягивает мне меч. Он тяжелее, чем я привыкла держать, с зазубренным краем. Но все равно острый. Люсьен изучает свой меч, пробно размахивая им в воздухе. Ради него я должна попытаться убить его. Ради моего же блага я должна надеяться, что он попытается убить и меня. Таллис берет конфету с блюда, стоящего у ее локтя, и кладет ее в рот. – Начинайте. Никто из нас не поднимает оружия. – Начинайте! Я не буду повторять. Я поднимаю меч, одними губами произношу: прости меня, и атакую. Люсьен не ожидал от меня такой прыти. Он блокирует мой выпад, но в то же время отшатывается назад. Я использую свое преимущество, атакуя снова, все время пытаясь решить, должна ли я целиться в его сердце, чтобы закончить все быстро. Пытаясь заставить себя поверить, что я когда-нибудь смогу всадить свой клинок ему между ребер… Я наношу удар, и острие моего меча рассекает грудь Люсьена, как спелый плод. Таллис хлопает в ладони и смеется, а Люсьен задыхается, прижимая свободную руку к ране. Кровь струится между его пальцами. Опустив клинок, я тянусь к нему. – Люсьен… мне очень жаль… – Нет, – рычит он на меня сквозь стиснутые зубы. – Вы должны продолжать сражаться… – Он бросается на меня, заставляя отступать, пока я парирую удар за ударом, пока не ныряю ниже, чтобы прицелиться ему в живот. Недостаточно быстро. Он отступает и тычет мечом мне в плечо… От боли у меня перехватывает дыхание. Я падаю на колени, когда он выдергивает клинок. Люсьен тяжело дышит и выглядит так, словно его вот-вот стошнит. – Поднимите меч. Продолжайте сражаться. Моя правая рука бесполезна. Кровь течет из раны на плече, капая с пальцев на траву. К нам приближаются двое стражников. – Адерин… В его глазах столько мольбы. Я хватаюсь за меч и, шатаясь, поднимаюсь на ноги. Поднимаю лезвие. Снова и снова опускаю его по широкой дуге, пока Люсьен уступает мне дорогу. Похоже, Таллис все еще наслаждается. Толпа, наблюдающая за нами, постепенно замолкает. Я продолжаю атаковать. Но недели болезни и дни пыток в Цитадели ослабили меня. Моя рука болит под тяжестью меча, дыхание прерывается от боли в раненом плече, а слезы на глазах мешают видеть. Люсьен крутит меч. Вырывает у меня из рук оружие. Я пошатываюсь, и он ловит меня. Направляет конец своего меча под мои ребра. Я пристально смотрю на него. Поднимаю пальцы, чтобы коснуться его заплаканного лица. – Заруби ее насмерть! – кричит Таллис. Она сидит на краешке стула, глаза ее сверкают. – Заставь ее страдать, Руквуд, или страдай сам… – Позвольте мне… Позвольте мне взять мой меч, – я пытаюсь освободиться от его хватки, но Люсьен качает головой. – Я собираюсь покончить со всем. Я не могу больше смотреть, как вы страдаете. Я не могу заставлять вас страдать. – Нет, она вас сожжет… Призрак улыбки. – Я смирился. Если есть что-то после этой жизни, значит, я скоро увижу вас. Если нет… я люблю вас, моя дорогая Адерин. Он целует меня и отводит руку… Слишком поздно. Стражники хватают нас, обезоруживают Люсьена и растаскивают в стороны. Они начинают тащить нас к каменным столбам, в то время как два других стражника зажигают факелы от жаровни, которая стоит рядом. Я борюсь в руках своих мучителей, пытаясь дотянуться до их незащищенных лиц, чтобы сжечь их прежде, чем они сожгут меня… Крики и звон металла, бьющегося о металл, эхом отдаются от темных арок, ведущих в подземелья и помещения темных стражников. Стражники медлят. – Закуйте их в цепи! – кричит Таллис. – Сейчас! Я приказываю вам… Стрела пролетает мимо моего лица и вонзается в одного из стражников, державших меня. Он стонет. Падает на землю. Таллис смотрит, широко раскрыв рот и глаза. Арон шагает через ближайшую арку, обнажая меч. – Все кончено, вероломная сука, – его голос разносится по арене. – Это последний раз, когда ты причиняешь боль тем, кого я люблю, – даже отсюда я слышу, как задыхается Верон. Рот Арона кривится в усмешке, когда Таллис поворачивается к нему лицом. – Лучше тебе самой покинуть трон, тиран, прежде чем тебя оттуда сбросят. Крик ярости Таллис заглушает внезапный шум, разливающийся по арене, когда люди высыпаются из арки. Темные стражники и лучники из Галена сражаются с наемниками и разношерстной гвардией из Бритиса и Олориса. Повсюду вспыхивают бои. Стрела вонзается в спину стражника, борющегося с Люсьеном. Верон выхватывает меч у стражника и спрыгивает с платформы в гущу наемников Таллис. Я протягиваю назад свою здоровую руку и впиваюсь пальцами в плоть стражника, все еще держащего меня, пока его кожа не покрывается волдырями, он кричит и отпускает меня. Схватив его топор, я вонзаю его в ногу аристократки – кажется, одной из родственниц Патруса, – когда она бросается на меня с клинком. Преображенные дворяне появляются в небе над Цитаделью и начинают нападать на тех, кто расположился на балконе; некоторые из них бегут внутрь, чтобы спастись, некоторые начинают стаскивать с себя одежду, чтобы изменить форму. Леди Крамп нападает на одну из Покаянных, крича от разочарования и шока, когда ее прикосновение оказывается не в силах поставить бескрылую женщину на колени. И Таллис… Ее нигде не видно. – Адерин, ты ранена… – Арон стоит рядом со мной с мечом в руке. Он тяжело дышит, кровь сочится из пореза на виске, но он выглядит более живым, чем за последние недели. – Эмет, отведи королеву в безопасное место… – Нет! Мы должны найти Таллис. Мы должны покончить с этим. Нельзя допустить, чтобы она снова сбежала. Арон осматривает переполненную арену, когда из-за заборов раздаются крики – бескрылые повернулись к стражникам позади них. – Там… – Эмет указывает на маленькую дверь у основания зубчатой стены. Таллис стоит перед ним с топором темного стражника в руке. – Эта дверь надежно заперта. Она пытается срезать замок… – он поворачивается, чтобы отразить удар меча олорийского дворянина, и вонзает свой меч в живот мужчины. – Дамарин! Приведи ее вниз… Но Дамарин, отвлеченная криком Эмета, сбита с ног одним из наемников Таллис, а Люсьен… Люсьен кричит. Он упал на колени, схватившись за лицо, а человек перед ним поднял меч… Верон кричит и бросается в атаку, отбрасывая нападавшего Люсьена в сторону и отправляя жаровню в полет. Сухое дерево, сложенное у одной из каменных колонн, начинает пылать. Вокруг меня бушует битва, крики и вопли оглушают меня, и повсюду трава окрашивается кровью. Я хочу пойти к Люсьену, но Таллис рывком распахнула дверь в бойницу… – Иди… – Арон сует мне в руку свой меч и берет меч мертвого олорийца. – Покончи с этим. Я позабочусь о Люсьене… Покончить с этим. С этими словами я нахожу в себе силы бежать. За дверью – крутая, тесная лестница, чуть шире моих плеч, ведущая к проходу вдоль верхней части зубчатой стены. Лестница в основном в тени, если не считать света, проникающего через дверной проем и падающего через несколько узких щелей в стенах через большие промежутки. Я начинаю подниматься, не дожидаясь, пока глаза привыкнут. Таллис далеко впереди меня. Но я думаю… я думаю, что догоняю ее. Она борется с юбками и шлейфом своего платья, спотыкаясь через каждые несколько шагов; похоже, она сгребла объемистую ткань в свои руки и пытается удержать вместе с топором. Платье, которое я ношу, платье, предназначенное для того, чтобы унизить меня, совершенно не мешает. Я сжимаю рукоять меча. Бегу еще быстрее. Стискиваю зубы от боли в плече, от судорог в бедрах и жжения в легких.