– Может быть, через минуту, – она снова зевает. – Но я хотела сказать тебе еще кое-что. А лорд Валентин… Я поворачиваюсь на стуле лицом к подруге, поджимая под себя ноги. – В чем дело, Летия? – Кое-кто из стражников по ночам уходит, чтобы подслушать новости. Таллис будет коронована в святилище в следующее новолуние. – И? – Ну… – у Летии на коленях тарелка, она ковыряет хлеб, крошит. – Законы, Адерин. Она должна выйти замуж, прежде чем стать королевой, так же как вы с Его Величеством должны были сочетаться браком. Мое сердце начинает биться сильнее. Я напрягаюсь; если она скажет мне, что Таллис собирается выйти замуж за Люсьена, я не могу позволить себе реагировать. Но Летия на меня не смотрит. Она поворачивается к Валентину. – Простите, милорд, но она собирается выйти замуж за вашего брата. Румянец исчезает со щек Валентина. Он подходит к закрытому ставнями окну и встает к нам спиной. – Не могу поверить. Чтобы мой собственный брат опустился до такого, – он роняет голову на руки. – Я его совсем не узнаю. Никто из нас не заговаривает. Наблюдение за мучениями Валентина вызывает эхо в моем теле; тень предательства Люсьена проносится по моей коже, как пламя. И все же Верон рискнул тем, что мы узнаем, и так быстро и свободно играет жизнью своего брата… – Возможно, здесь кроется нечто большее. Возможно, на него оказывалось какое-то давление. Возможно, его заставляют. Валентин горько усмехается. – Возможно. Или он думал, что я уйду отсюда. Может быть, он хочет стать… – он выплевывает фразу на селонийском, которую я не понимаю. Я смотрю на Арона, ожидая перевода. – Он имеет в виду, что Верон ищет собственной выгоды, – поясняет Арон. Он подходит к Валентину и кладет руку ему на плечо. – Он помог нам, а теперь снова помогает Таллис, чтобы… манипулировать ситуацией. Добивается своих целей. Вот в чем смысл, насколько я могу понять. Я вспоминаю все, что Верон говорил мне о своих целях, о своем долге перед оставшимися в живых селонийскими дворянами. И конечно, он не ожидал, что мы когда-нибудь узнаем о свадьбе. Валентин опустился на одно колено перед Ароном. Он вынимает меч из ножен на боку и протягивает ему. – Моя жизнь – расплата. Я не буду так бесчестен, умоляя о помиловании. Я просто прошу у вас прощения и предлагаю взамен свое. – Валентин, любовь моя… – вздыхает Арон и отталкивает рукоять меча. – Обязательно нужно так драматизировать? Я почти смеюсь над смесью шока и облегчения на лице Валентина. – Но… но вы говорили… Арон возвращается к столу и наливает себе вина. Я не знаю, скрывает ли он свое веселье, или его задевает убежденность Валентина в том, что он охотно пожертвует им. Я подзываю стоящего на коленях селонийца. – Вставайте, Валентин. Никто не собирается вас убивать. Почему вы должны быть наказаны за преступления вашего брата? Вы действительно думаете, что Соланум, такой… нецивилизованный? – Но после всего, что сделал Верон… – он встает. – Не думаю, что последний король Селонии проявил бы такое понимание. На самом деле, я знаю, что он не проявил бы. – Это одна из многих причин, почему я не хочу, чтобы Соланум закончил так же, как Селония. – Небо за ставнями – то немногое, что я вижу сквозь щели, – темнеет. – Как ты думаешь, Арон, сколько осталось? – Я бы сказал, что у Скайна есть еще десять часов или около того, чтобы принять решение к тому сроку, который ты им дала. Десять часов до изменения хода истории. Летия заснула. Я посылаю за Корой, и она ведет ее в мою комнату, где в маленькое пространство втиснут второй матрас; в Эйрии не хватает комнат, но даже если бы они были, я хочу проводить с ней как можно больше времени. В конце концов Валентин возвращается в тоннель. Арон и я остаемся ждать одни. Он оставляет поцелуй на моей макушке. – Что ты собираешься делать? Читать? Съешь немного того, что оставили Эмет и Летия. – Он зажигает пламя масляных ламп. – Или мы могли бы сыграть в дуэль. – У нас нет набора. – Ошибаешься, моя дорогая. Леди Финч обнаружила один в складской комнате, он был на дне бочонка с ржавыми кольчужными рукавицами. – Он подходит к ларцу, стоящему в углу комнаты. – Вот. Может, сыграем? Деревянный ящичек, который он протягивает мне, очень старый – крышка покорежена и плохо сидит, – но когда я заглядываю внутрь, все части на месте, а надрезанная доска все еще достаточно прозрачна. Я достаю одного из орлов и улыбаюсь ему. – Я собираюсь победить. Ты ведь это знаешь, верно? Арон отвечает мне улыбкой. – Не будь так уверена. Валентин научил меня некоторым приемам. В конце концов, я могу тебя удивить… Игра проходит довольно приятно, и если кто-то из нас думает о Таллис или Скайне, то никто хотя бы не упоминает. В какой-то момент мы, должно быть, заснули, завернувшись в одеяла и неудобно свернувшись калачиком на стульях с жесткими спинками, потому что мне снится сон, когда приходит слуга, чтобы разбудить меня. Во сне я вижу Люсьена, его руки, ласкающие мою кожу, его губы, нежно скользящие по моим. Я сажусь, отталкиваю образ и заставляю себя вспомнить реальность: острый и холодный клинок Люсьена у моей шеи, когда он спрашивает Таллис, должен ли он убить меня. Лорд Пианет ждет за дверью. – Что ж? – Скайн принял решение, Ваше Величество. Я посылаю слугу за Летией, прежде чем бужу Арона; после обещаний, которые я дала ей, что все изменю, я хочу, чтобы она стала свидетелем этого момента. Даже если мои надежды ни к чему не приведут. Арон моргает, одурманенный сном, но я заставляю его понять, что произошло, и мы следуем за Пианетом обратно в главную пещеру. Снаружи все еще темно, но пространство снова заполнено людьми. Летия там, ждет с Корой прямо за кругом Скайна. Лорд Корвакс, опираясь не только на посох, но и на руку одного из сыновей, делает шаг вперед. – Скайн рассудил, Ваши Величества. И мы пришли к выводу, что вы правы: если мы не изменимся, то можем потерять все. Поэтому, как уполномочили вы, защитники и Собрание, мы дадим Жар-птице обязательную клятву в присутствии этого Собрания, что после поражения Таллис мы согласимся на создание Собрания бескрылых, равного по статусу этому Собранию, и что мы пересмотрим законы и внесем необходимые изменения, чтобы отразить… – он колеблется лишь на миг. – Чтобы отразить эту новую реальность, в которой мы оказались. Лорд Пианет указывает на большой квадрат пергамента, лежащий на каменном столе. Лорд Корвакс ковыляет вперед, берет перо, лежащее рядом с пергаментом, и подписывается. Один за другим все остальные члены Скайна делают то же самое, пока не остается только почтенная мать, Арон и я, которые должны подписаться. Мы добавляем наши имена – и только наши имена, поскольку королевская печать вернулась в Цитадель, – и Пианет показывает бумагу всем. Раздаются аплодисменты. Сначала только единичные хлопки, но затем аплодисменты эхом разносятся по высокой пещере. Я заключила сделку с народом Соланума. Будущее, на которое я надеялась с тех пор, как согласилась выйти замуж за Арона и претендовать на трон, находится в пределах моей досягаемости. Но Таллис все еще стоит на моем пути. Вскоре после окончания нашей встречи над Эйрией разразилась буря. Гром, эхом разносящийся по пещерам, не дает мне уснуть, но, по крайней мере, маловероятно, что Таллис начнет атаку в такую погоду. В конце концов ветер стихает, и мне удается поспать несколько часов. Но наше положение слишком критическое, чтобы позволить себе долго отдыхать. Кроме того, из-за болезни, а теперь еще и из-за осады я уже почти месяц не преображалась и не летала. Моя сила роится под кожей, зудя от желания быть использованной. Я уверена, что многие из знати чувствуют то же самое; как только я встаю, Эйрия заполняется людьми. Как только я получаю донесения капитанов стражи о состоянии осады, мы с Летией спускаемся к нижним воротам и входу в тоннель. Здесь собралось больше людей, чем где-либо еще. Разбивая обломки, смешивая цемент или доставляя припасы шахтерам, каждый хочет помочь ускорить наш доступ к Цитадели. Валентин говорит, что добровольцев больше, чем дел, которыми их можно занять. Он и Арон вместе с Эметом, Дамарин, Пианетом и леди Финч стоят вокруг импровизированного стола, заваленного картами и списками. – Миледи, – Арон целует меня в щеку. – Как ты себя чувствуешь? – Достаточно хорошо. Как идут дела? – Чтобы полностью очистить тоннель – говорит Валентин, – нам нужно пять дней. Может быть, шесть. – Так долго? Я думала, теперь связь с Цитаделью установлена… Валентин широко разводит руками. – Нам еще нужно расчистить, по меньшей мере, десять скальных пролетов, и… – он наклоняется ближе, повышая голос, когда несколько человек поблизости начинают растирать камни в порошок, – укрепить крышу тоннеля. Наши люди работают изо всех сил. – Я знаю. Но люди, запертые под Цитаделью, голодают. А потом – коронация Таллис. Я уверена, что она попытается захватить Эйрию перед ней, – я бросаю взгляд на Арона. – Она захочет начать правление с нашей смерти, если сможет. – Адерин… – бормочет Летия. – Это правда. – Мои советники отворачиваются или вертят в руках разбросанные по столу бумаги, но никто мне не возражает. – Нам нужно удвоить бдительность. Можем ли мы увеличить число стражников? Найти какой-нибудь способ укрепить оборону вокруг нижних ворот? Мы договорились, что число стражников на каждом месте будет увеличено за счет добавления Покаянных воинов, а стена будет построена из щебня, принесенного из тоннеля, чтобы разделить пещеру за нижними воротами и дать нам дополнительную линию обороны. Нижние ворота – самое слабое место Эйрии. Сами ворота древние и массивные, но над ними нет окон, из которых открывается вид на землю прямо перед воротами, и никаких дополнительных ворот за ними. Как напоминает мне Летия, и так оно и есть, осаждающие не проявляют никакой активности к решительным действиям. Но я все равно беспокоюсь. В ту ночь, прежде чем лечь спать, я точу лезвие ножа и сплю с ним под подушкой. Меня будит шум: грохот, отражающийся от выдолбленных скал Эйрии. Я приподнимаюсь на локте, пока Летия возится с трутницей. В темноте я слышу ее учащенное, паническое дыхание. Свеча вспыхивает как раз в тот момент, когда с потолка сверху снова доносится грохот. – Гром? – спрашивает Летия. Я качаю головой, стягиваю ночную рубашку и натягиваю тунику и легинсы. – Нижние ворота. Таран или… Еще один шквал, усиленный теперь слабыми криками, воплями. Летия зажимает уши руками. В мою дверь долбят.