Мы втроем поднимаемся в башенную комнату. Арон, кажется, обустроил ее как свое личное пространство; здесь комфортнее, чем я помню. Такой комфорт, какой может быть в Эйрии: три лампы вместо одной, травы, разбросанные по полу, вино и еда, разложенные на столе, шерстяные одеяла, обтягивающие жесткие стулья. Я опускаюсь на один из них, не в силах подавить стон, потирая все еще заживающую рану на ноге. – Я тебе не сочувствую, – бормочет Арон, наливая мне вина. – Ты должна быть в постели. – А еще я должна быть королевой. Сейчас это гораздо важнее. Он закатывает глаза. – Вина, Дамарин? – Да, благодарю вас. Как только все трое усаживаются, Арон поднимает свою чашку. – Тост за упрямых дворян Соланума, которые скорее потеряют головы, чем передумают. Дамарин мрачно улыбается. – Я слышала, что случилось в Селонии. – Вы знали об этом еще до моего прибытия на Гален, не так ли? – судя по выражению ее лица, я права. – Как? И как вы догадались прийти сюда? Как вы вообще нас нашли? – Я же говорила, что у нас есть агенты на материке. Сеть семей среди вашего бескрылого населения, которым можно доверять, которые передают наше доверие от одного поколения к другому. Среди ваших темных стражников есть несколько человек; они послали весточку на север после того, как Цитадель пала перед Таллис. Я кружу рубиновую жидкость вокруг чашки. – Ваш брат. Тот, что сбежал из дома, тот, кого навещал Прайден… Он ведь темный стражник, не так ли? Лицо Дамарин темнеет. – Как вы узнали? – Просто догадка, вот и все. Вы все хорошие бойцы. А стражники занимают особое положение при дворе. Больше возможностей передвигаться по Цитадели и королевству. Она поднимает свою чашку и улыбается мне. – Хорошая догадка. Но я все равно не назову вам его имени, – а не проверив, есть ли на нем отметина, я не смогу сказать, он ли это; кожа Дамарин все еще имеет очень слабый блеск, но ничего похожего на то мерцание, которое я наблюдала на Галене. Ничего такого, чего бы я не заметила, если бы не ожидала увидеть. Возможно, это побочный эффект ее удаленности от костра. Выражение лица Арона становится жестче. – Значит, верность темных стражников разделилась; они утверждают, что служат вам так же, как и нам? Дамарин делает глоток вина, прежде чем ответить. – Скажу больше, их любовь к Солануму охватывает и вас, и их собственный род. Они высоко отзывались о вас как о мудром короле и человеке, желающем улучшить судьбу всех граждан Соланума, – она наклоняет голову. – И вы им нравитесь, Ваше Величество. Арон поднимает бровь. – Я польщен. – Так и должно быть, – добавляю я. – Они нам нужны, – я продолжаю массировать ногу, вспоминая споры во время Скайна. – Дамарин, сколько мы должны пообещать, чтобы вы согласились помочь нам в битве? Мы с Ароном можем разрешить Галену торговать с материком. И мы можем предложить вам землю для поселения либо в Собственности Короны, либо в Атратисе. – Дамарин попросила землю в малонаселенной области Северного Фениана, но Грейлинг – новый защитник после смерти своего отца – наотрез отказался. – Но нам понадобится Скайн, чтобы добиться чего-то большего. – Письменных обязательств по земле и торговле пока будет достаточно, – отвечает Дамарин. – Но вы должны сдержать обещания. Я зеваю и падаю в кресло, когда усталость давит мне на веки. – Мы не собираемся вас обманывать, – мне не нужно объяснять дальше; Арон и Дамарин знают так же хорошо, как и я, что мы ничего не можем сделать, не победив Таллис первыми. Но если мы победим ее, что тогда? Как только мир будет восстановлен, и мы с Ароном вернемся в Серебряную Цитадель… Я изучаю мерцающее пламя лампы на столе рядом. В благородных семьях, особенно когда речь идет о большом наследстве, кузены нередко вступают в брак. Поэтому я пытаюсь представить себя с Ароном в роли его жены – на самом деле, а не только на словах. Представить только, как я укладываю его в свою постель. Ради королевства, ведь нам нужен наследник. Ради себя самой, потому что теперь я знаю себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что не могу прожить свою жизнь в одиночестве. Но даже если бы Арон захотел, я не могу удержать этот образ в своем сознании. Мой кузен превращается в Люсьена, как бы я ни старалась. Арон наблюдает за мной; румянец поднимается и разливается теплом по моей шее и щекам. – Пойдем, – он ставит мою чашку на стол и протягивает мне руку. – Ты чуть не уснула. – А где Дамарин? – Ушла спать. То, что ты как раз и должна сделать. Я позволяю Арону вытащить меня из кресла, но качаю головой. – Через минуту. В последнее время я достаточно времени провожу в своей комнате. – Я смотрю на пальцы Арона, вплетенные в мои, и принимаю решение. – Потом – если будет потом – я хочу, чтобы вы с Валентином были вместе. Независимо от того, изменим мы законы или нет. Арон опускает взгляд. – Но как? По закону, мы женаты до тех пор, пока живы. И пока мы женаты… – он качает головой. – Я не откажусь от клятвы, которую дал. Я не брошу тебя. Даже если Валентин согласится быть со мной на таких условиях… – Мы обещали любить друг друга. Я действительно люблю тебя, Арон. Вот почему я хочу, чтобы ты был счастлив. – Но подумай, Адерин: ты же знаешь, что для тебя все будет по-другому. Для женщин оно всегда так. Наши вельможи могут не заметить, что я открыто беру Валентина в любовники, даже если он иностранный принц, даже если они будут возмущены его влиянием. Но как королева… – Арон вздыхает. – Я не знаю. Монархи Соланума правят как супружеские пары. Даже если законы изменятся, останемся ли мы правителями? Неужели ты думаешь, что я откажусь от короны? – Конечно, нет, – я поднимаю свободную руку и кладу ее ему на щеку. – Мы можем не пережить того, что нас ждет, а если и переживем, то я не знаю, как будет выглядеть наше будущее. Но я хочу, чтобы ты был счастлив. Я хочу, чтобы у тебя был мужчина, которого ты любишь, и корона. Меньшего ты не заслуживаешь. Арон некоторое время молчит. Потом спрашивает меня: – А как же ты? – Со мной все будет в порядке, – мое заявление звучит неубедительно даже для моих собственных ушей. Арон обнимает меня за плечи, притягивая к себе, чтобы я могла положить голову ему на грудь. Интересно, что происходит в пещере внизу? – Надеюсь, я сказала достаточно, чтобы убедить их. – Это была хорошая речь, Летия гордилась бы тобой. Чтобы отказать тебе в просьбе перед лицом бескрылых и Покаянных… Они должны быть сумасшедшими. – Я хотела спросить тебя… – я отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в лицо. – Как я до сих пор жива? Я знаю, что хочу от него услышать: что это тайна. Что я была на грани смерти, когда затем внезапно чудесным образом выздоровела. Потому что тогда есть шанс, что Люсьен действительно пришел ко мне в темноте. Что он спас меня. – О, – брови Арона приподнимаются. – Что ж, я отправил двух джентльменов Пианета к целителям в Риску, как только тебя охватила лихорадка. Они вернулись с травами и новым режимом лечения. Вскоре тебе стало лучше. Я думаю, если мы выживем, то должны основать медицинскую школу. Возможно, не одну, а центр в каждом доминионе, где… Арон продолжает описывать свой план, но я не обращаю на него внимания. Все, о чем я могу думать, – это Люсьен, и то, как он казался настолько реальным: прикосновение его губ к моему лбу, тяжесть его руки на моей. Но если Арон говорит правду – а почему бы и нет? – тогда Люсьен был просто еще одним из снов, которые преследовали меня последние несколько недель. Я не могу остановить слезы, катящие по моим щекам. – Адерин, почему ты плачешь? Тебе больно? Мне позвать врачей? – Арон с тревогой смотрит на меня. – Нет. Просто… Он вздыхает. – Все еще Люсьен? Я сидел с тобой, когда жар спал. Ты с ним разговаривала… Что я могу ему сказать? Что мне кажется, будто я снова потеряла Люсьена? Я отрицательно качаю головой. – Пожалуйста, просто обними меня. Когда Арон снова обнимает меня, я зарываюсь лицом в его тунику и отдаюсь своему горю. На следующее утро я просыпаюсь немного отдохнувшей, благодарной за быстрое исцеление, которым славится наш вид. Но моя раненая нога все еще окоченелая; по совету лечащего врача я провожу большую часть дня, прогуливаясь по лестницам и пещерам Эйрии. Повсюду небольшие группы людей. Дворяне обсуждают требования, которые я им предъявила. Бескрылые гадают, что решит Скайн. Кожа между лопатками покалывает от взглядов моих подданных, когда я прохожу мимо. Липкий воздух Эйрии становится еще тяжелее от тяжести ожидания. Когда я замечаю Валентина в углу одной из пещер, я ухватываюсь за возможность отвлечься. Он сидит, скрестив ноги, на полу, заткнув уши пальцами – гул разговоров эхом отдается под высоким каменным потолком, – и изучает что-то, похожее на старую карту. Когда я останавливаюсь перед ним, он смотрит на меня и улыбается, немного неуверенно. – Не хотите прогуляться со мной, милорд? Я хотела бы посмотреть, как продвигается ваш тоннель. – Конечно, – он берет стопку бумаг, лежащую у ног, и мы спускаемся на нижние уровни. Два темных стражника играют в карты при свечах; они вскакивают и отдают честь, когда мы входим в пещеру за нижними воротами. Стена в конце исчезла. Вместо нее возникли черное пространство и ветер, который заставляет лампы стражников мерцать, несмотря на стекло, защищающее пламя. Половина пещеры заполнена горным оборудованием: кирками, деревянными подпорками, мотками веревки, ведрами и еще лампами. Валентин зажигает одну из них и ведет меня в темноту. В свете фонаря видна широкая ровная дорога, просверленная в скале и уходящая от нижних ворот в гору. Воздух сух, холоден и полон пыли; земля наполняет мои ноздри и обволакивает мой язык. Глубина тишины заставляет меня дрожать. Я придвигаюсь ближе к Валентину. – Сегодня никто не работает над тоннелем? – я напрягаю слух, ожидая услышать слабое эхо металла о камень. – Люди работают все время, посменно, но они слишком далеко, чтобы их можно было услышать. Пять часов быстрой ходьбы, не меньше, – вздыхает он. – И мы еще не соединили этот тоннель ни с одним из тех, что проходят под Цитаделью. Я думаю о расстоянии между Цитаделью и Эйрией и об огромном весе гор над ними. – Не могу поверить, что кто-то смог создать такую штуку. Валентин прижимает ладонь к гладкой каменной стене; в этом жесте есть что-то почти благоговейное.