Неужели он и в самом деле остался равнодушен? А если так, то какой смысл был в притворстве? Я не успела воспользоваться чутьем: Кастил открыл тяжелую деревянную дверь, и я мгновенно узнала заплесневелый сырой запах. Мой желудок запротестовал. – Мой подарок в темнице? – спросила я, замедлив шаг на тесной лестнице. – Место для подарка может показаться странным, но ты сразу поймешь, почему он здесь. Я двинулась вперед, игнорируя параноидальный голос, нашептывающий, что это какая-то ловушка. После того, как я дала согласие на брак, он вряд ли бросит меня в камеру. Тем не менее мне неуютно опять очутиться там, где я чуть не погибла. Когда мы дошли до освещенного факелами коридора, от стены отделилась тень. Киеран. Взгляд бледных глаз вольвена скользнул от Кастила ко мне. – Как ты себя чувствуешь? – Хорошо. А ты? – почему-то спросила я, и мои щеки вспыхнули. Он никак не мог узнать, что произошло в кладовке, даже с его суперособенным вольвенским… Разве что он знает благодаря узам. Мне в самом деле нужно побольше узнать об узах. Киеран ухмыльнулся. – Просто великолепно. – Он перевел взгляд на принца. – А ты? – Ответ тот же, что и в прошлый раз, – сказал Кастил. Нахмурившись, я повернулась к нему: – Ты был ранен? – А если был, тебя это встревожит? Уголки моих губ поползли вниз. Нет? Да? – Не особенно. – Ой. – Он прижал руку к груди. – Ты опять меня ранила. – Он не ранен, – ответил Киеран. – По крайней мере, не физически. А эмоционально, я полагаю, ты разнесла его в клочья. Я закатила глаза. – Тогда почему ты его спрашиваешь, если он не пострадал? Киеран начал отвечать, но Кастил перебил: – Он очень мнителен. Все время боится, что меня ранят или я перенапрягусь. Хочет убедиться, что я сплю восемь часов в сутки и ем три раза в день. – Ага, именно так, – с шутовским видом подтвердил Киеран. Кастил одарил его ухмылкой и повернулся ко мне. – Идем. Твой подарок ждет. Так и не поняв, о чем толковали эти двое, я пошла следом за принцем, начиная подозревать, что это за подарок. Возмездие. Воздух напитан металлическим запахом крови. Свежей. Примешавшийся к нему тошнотворно-сладкий цветочный аромат подтвердил мои подозрения еще до того, как я увидела, кто ждет меня в камере, перед которой остановился Кастил. Прикованный цепями к стене, с широко раскинутыми руками и связанными ногами, там стоял лорд Чейни. Определенно, он знавал лучшие дни. Один глаз у него отсутствовал. По лицу тянулись глубокие порезы от моего ножа. Из приоткрытого рта струйкой текла кровь. Рубашка разорвана, и на груди кроме раны, которую я уже видела, красовались еще два глубоких пореза. Прямо под горлом и по всему узкому торсу кожа была разорвана когтями. Охватывающие запястья и лодыжки кандалы были снабжены шипами, которые впивались в кожу до крови. Наверное, он страдает от невыносимой боли. Но я не испытала ни капли жалости, глядя на вампира. – Ты его не убил, – сказала я, и Вознесшийся открыл глаза. Красного в них было больше, чем черного. – Нет. – Кастил прислонился боком к решетке и наклонился ко мне. – Хотел убить. До сих пор хочу. Сильно. Но он не меня ранил, не в мою кожу впивался. Не мою кровь похитил. У меня опять заколотилось сердце, пока я переводила взгляд с вампира на Кастила. – Возмездие твое, если хочешь, – продолжал он. – А если нет, я буду твоим клинком, и эта тварь закончит свое жалкое существование. Выбор за тобой. Он вытащил из сапога клинок и протянул между нами. Это был мой вольвенский кинжал. – Он в любом случае твой, вонзишь ты его сегодня в сердце Вознесшегося или нет. Я без слов взяла костяную рукоятку, приветствуя ее холодную тяжесть, и опять посмотрела в камеру. – Он не говорит? Прежде этот Вознесшийся болтал не затыкаясь. – Я вырезал ему язык, – объявил Киеран. Мы с Кастилом повернулись к нему. – А что? – Вольвен пожал плечами. – Он меня раздражал. – Ну ладно, – проговорил Кастил. Вознесшийся жалобно заскулил, снова привлекая мое внимание. Сочувствие, нарастающее в моей груди, едва не душило. Но это сочувствие вызвал не монстр передо мной. Оно относится к госпоже Тулис, которой он не задумываясь сломал шею. И к ее сыну, Тобиасу, у которого больше нет будущего. И к мужчине, которого убил рыцарь по команде Чейни, и к тем, кто погиб. К тем, что лежат в комнате за пиршественным залом, и к девушке, которая, скорее всего, уже умерла. Мое горло и глаза горели из-за мальчика, которого Вознесшийся убил только потому, что мог. Только потому, что хотел. – Откройте камеру, – приказала я. Киеран шагнул вперед и отпер замок. Я вошла. Наверное, это неправильно. Определенно Деве не следует так поступать, но я больше не Дева. По правде говоря, никогда ею и не была. Но все равно жизнь за жизнь – это неправильно. Я это знаю. Точно так же знаю, что рука, сжимающая сейчас кинжал, держала за руки раненых, облегчая их боль вместо того, чтобы причинить еще большую. Оборвать жизнь Чейни могут Кастил или Киеран, как и множество обитателей крепости, которые тоже имеют право на воздаяние. Мне не обязательно пятнать руки кровью. Но кровь была пролита из-за меня. Я остановилась перед лордом Чейни и подняла голову, уставившись в единственный горящий глаз. В нем было столько холода и беспредельной пустоты. Злобно глядя на меня, он подался вперед в своих оковах, и из-под них потекло еще больше крови. Вознесшийся испустил рокочущий жалобный стон. Если бы он был свободен, то ринулся бы на меня, как Жаждущий, оскалив зубы и разрывая мою плоть. Ведомый голодом, он бы убил меня, невзирая на последствия. Для него было бы неважно, что я представляю ценность для Вознесшихся. Он бы кормился и кормился, а если бы его не отправили в Новое Пристанище, он продолжил бы убивать. Я смотрела в его глаза и видела только лица его жертв, зная, что очень многие останутся безымянными. Кинжал практически гудел в моей ладони. То, что я сделала с лордом Мэзином, было продиктовано горем и яростью, но все равно было возмездием. В самой моей сути таится что-то такое, что позволяет мне убивать Вознесшихся. Что бы это ни было, Кастил это узнал. Вот почему он преподнес мне такой подарок. Он знает, на что я способна, и, возможно, мне следует этим обеспокоиться. Возможно, потом. А может, я вообще не обеспокоюсь. Я больше не знаю, какие из моих деяний будут преследовать меня по ночам, и будут ли. Я меняюсь не просто с каждым днем, а, похоже, с каждым часом. И правила, которые руководили мной раньше, когда я носила вуаль, больше на меня не действуют. Я смотрела лорду Чейни в глаза. Я не отвернулась. Я не произнесла ни слова, когда приняла дар принца и вонзила кровокамень в сердце Вознесшегося. Я смотрела, пока красный огонь в его глазу не угас. Смотрела, как его плоть трескается и сползает, опадая хлопьями и рассыпаясь. Оковы со звоном рухнули на каменный пол. Я не отворачивалась, пока не осталось ничего, кроме тонкого пепла, который медленно падал на пол. * * * Позже я сидела за столом в библиотеке, просматривая атлантианские записи. Я едва видела буквы, даже те, что могла прочесть. Мысли уносились в миллион различных мест, и я не могла сосредоточиться. Откинувшись на спинку стула, я тяжело вздохнула. – Ты ничего не хотела обсудить? Киеран оторвался от книги, которую пролистывал. Кастил поручил ему присмотреть за мной, пока сам он встречается с семьями погибших. Он не стал спрашивать, хочу ли я пойти с ним, но у меня хватило здравого смысла понять, что мое присутствие либо нежелательно, либо будет отвлекать. То, чем он сейчас занимается, не для меня. – Или что-нибудь спросить? – добавил Киеран. – Уверен, у тебя есть что спрашивать. Я хмуро посмотрела на него. – Мне не о чем спрашивать. – Тогда почему ты вздыхаешь каждые пять минут?