– Ты видел, как их обращают? Все они сознают, что с ними происходит? Он перевел взгляд на меня. – Я знаю, к чему ты клонишь, и не думаю, что ответ изменит ситуацию так, как тебе хочется. – Ты можешь просто ответить на вопрос? Он сжал губы. – Вознесшиеся устраивают церемонию. Смертных приводят в балахонах и масках. Поют бессмысленные слова, зажигают свечи. Некоторые, похоже, знают, чего ждать. Большинство выглядят как пьяные. Понятия не имею, вполне ли они сознают, что происходит. – Его грудь поднялась в глубоком вдохе. – Некоторые кажутся одурманенными. Сомневаюсь, что они вообще понимают, бодрствуют ли они. Я уставилась на него, застряв между облегчением и ужасом. Понятно, почему он не хотел отвечать. Если Йена одурманили до такой степени, что он не сознавал происходящее, если остальные тоже не сознавали, что происходит, – это еще хуже. Кастил молча смотрел на меня. – Вознесшимся незачем обращать полукровку. Это испортит кровь, которая им нужна, чтобы создавать новых Вознесшихся или сохранять жизнь атлантианцу. Вот почему они заботились о твоем здоровье и безопасности, вот почему ваша драгоценная королева так нежно ухаживала за тобой. Все мое тело напряглось, как тетива лука. – Твоя кровь до сих пор для них ничего не значила и будет значить еще меньше, если ты пройдешь через Вознесение. Значит, у меня с Йеном, скорее всего, были разные родители: или один, или оба. Потому что его предназначали для Вознесения. Он писал мне письма, и Кастил утверждал, что Йена видят только по ночам. Разве что… Разве что осведомители Кастила видели кого-то другого, а письма слал вовсе не Йен. От этой мысли мне стало дурно. Я тяжело сглотнула. Сейчас, когда я далеко от Йена, я даже не могу рассматривать все эти возможности. Вопросы и сомнения раздавят меня. И я уже чувствую себя раздавленной. Я уже знала, что для меня замыслили Вознесшиеся, но когда полностью поняла, почему они ждали, в чем причина всех их действий, мне стало тошно до такой степени, словно я в самом деле заболела. – Они просто держали меня в живых, пока… Я подавилась словами, будто их вес грозил меня сокрушить. Кастил ничего не сказал, хотя, наверное, это и к лучшему. Я почувствовала себя как подожженный пороховой бочонок. Внутри искрились недоверие и гнев. Меня держали в укрытии, практически в клетке, заботились, как о призовом скоте, пока моя кровь созревает. Пока я не стану полезной – либо чтобы создавать новых вампиров, либо поддерживать жизнь в том, кто будет их делать. – Я не бутылка вина, – прошептала я. – Нет, Поппи, – тихо сказал он. – Ты не бутылка вина. Я вскинула голову. – И ты не знал этого, когда отправился за мной? Клянешься? Поклянись прямо здесь и сейчас, что не знал о моем атлантианском происхождении. О том, что именно поэтому меня сделали Девой. Что меня держали живой и оберегали от всего, пока я не стану… полезной? Он встретился со мной взглядом. – Клянусь, Поппи. Я понятия не имел, что ты атлантианка, пока не попробовал твою кровь. Я даже не предполагал, в чем дело, когда узнал о твоем даре. Наверное, следовало понять. – По его лицу пробежала тень, так быстро, что я даже не была уверена, что видела ее. – Но никто из атлантианцев не был на такое способен уже сотни лет. Я не знал. Мое чутье все еще было открыто, и у меня ушло несколько секунд на то, чтобы пропустить через себя его эмоции. В них по-прежнему присутствует едкий привкус гнева и терпкость, которую я ассоциировала с неуверенностью, и никогда не покидающая его печаль. Мой дар никоим образом не детектор лжи, но я не думаю, что Кастил лжет. Убрать чутье было труднее всего, потому что это не казалось естественным. А естественным представлялось потянуться к нему и забрать печаль, дать немного временного покоя. У меня зудела кожа от желания так поступить, и не из-за Кастила. Дар требовал, чтобы им пользовались, чтобы им исцеляли. Я с усилием заперла его и, прерывисто выдохнув, уселась на край кровати. – Теперь ты полностью понимаешь, почему они так поступали и в чем состоял их план. – В голосе Кастила прозвучала жесткость, которую я редко слышала, когда он говорил со мной. – Так ради чего тебе к ним бежать, Поппи? И брак со мной тут ни при чем. Я уставилась на него, чуть ослабив хватку на рукояти ножа. – Я же тебе говорила, что бежала не к ним. – Тогда куда ты бежала? Без ничего, я бы добавил. – Не нужно это добавлять. Я прекрасно знаю, с чем я ушла. – Если ты не возвращалась к Вознесшимся, то куда собиралась идти? Ты направлялась в Беломостье, на юг. – Его глаза горели, как осколки янтаря. – Ты не возвращалась в Масадонию. Полагаю, ты шла в столицу. Зачем? При том, что ты уже кое-что знала, зачем ты туда шла? – Зачем? – Во мне вспыхнул гнев, горячий и яркий, как пламя. – Ты серьезно опять задаешь этот вопрос? – Разве похоже, что я шучу? Я ошеломленно молчала, но только мгновение. – А зачем мне оставаться здесь и позволить тебе отдать меня им? Тем, кто, как ты сказал, хотят меня использовать; существам, которые мучили и пытали тебя? Которые делают то же с твоим братом? Чем же тогда ты лучше их? Чем безопаснее? Ты делаешь со мной то же, что делали они! – У меня горело горло от болезненного клубка эмоций. – Ты держишь меня в безопасности, сытой, в клетке, пока не придет время меня использовать! У него на скулах заходили желваки. – А потом ты объявляешь, что собираешься на мне жениться. – Я, дрожа, покачала головой. – Что, скажи на милость, заставило тебя выдать такое оскорбление? – Оскорбление? Да будет тебе, Поппи. В глубине души ты должна быть в восторге. Не всем выпадает удача стать настоящей принцессой. – Я и близко… Я захлопнула рот, осознав, что он на самом деле меня дразнит. Неужели это все какая-то грандиозная шутка? – В Атлантии считается великой честью войти в лоно благородной правящей семьи, – продолжил он. – Думаю, ты понравишься моей матери. – Мы не поженимся! Я вскочила на ноги и вогнала нож глубоко в деревянный столик возле кровати. Рукоять завибрировала от удара. – Еще одно подтверждение, что ты определенно понравишься моей матери, – пробормотал Хоук. В этот момент он был Хоуком. Я слишком хорошо знаю этот задумчивый тон, и он сбил меня с толку. Только через несколько секунд я пришла в себя и вспомнила, что это просто очередная маска. – Почему? Потому что на этот раз я не бросила его тебе в лицо? – Ее, скорее всего, позабавит рассказ именно о том, как ты его бросила, – произнес он, и я сдвинула брови. – И она будет рада узнать, что ты способна проявить сдержанность. – Я уже жалею, что проявила сдержанность. Кастил засмеялся, тоже очень знакомо, но это был смех Кастила. Это его золотистые глаза казались такими обворожительными. Он одновременно Хоук и Кастил, но сейчас я имею дело с последним. Он наклонился вперед в кресле и опустил босые ступни на пол. – Ты невероятно красива, когда злишься. Я не хотела поддаваться лести и таять от такого странного комплимента. – А ты такой невероятно ненормальный. – Меня называли и похуже. – Не сомневаюсь. Я сложила руки на груди. Он поднялся с кресла, и на миг я немного потерялась при виде всей этой бронзовой кожи. – О нашем будущем поговорим завтра… – Не о чем разговаривать завтра, – оборвала я. – Мы не поженимся. – Полагаю, после моих доводов отказать будет невозможно. – Нет ничего невозможного. – Посмотрим. – Нет, мы… Что ты делаешь? – возмущенно спросила я, когда он направился к другой стороне кровати. – Что ты делаешь? – Иду в кровать. – Зачем? – Мой голос стал пронзительным. Он выгнул бровь и отбросил одеяло. – Спать. – Спасибо, я это поняла. Но с чего ты вздумал спать в одной комнате, мало того – в одной постели со мной? – Я уже объяснил, что это моя спальня. – Тогда я найду другую комнату.