– Подходящих комнат больше нет, принцесса. Я вцепилась в одеяло, напряженно соображая. – Это неприлично. Я Дева. То есть была. Без разницы. Я воплощение приличия. Он уставился на меня. – Поппи, не считая того факта, что ты не воплощение приличия, все в крепости знают, что мы уже делили постель. – Ну… это просто… – У меня пылало лицо. – Просто великолепно. – Я не оставлю тебя одну. – Я не собираюсь бежать, обещаю. – Я надеюсь, ты не считаешь, что я настолько глуп, чтобы верить твоим клятвам? – Кастил взял довольно плоскую подушку и взбил ее. – Поэтому здесь буду либо я, либо Киеран. Ты предпочитаешь его? Если так, я его позову. – Он бросил подушку в изголовье. – Но просто чтобы ты знала: он часто спит в облике вольвена и имеет привычку брыкаться во сне. Я медленно приоткрыла губы. – Что? Погоди. Не нужно мне это объяснять. Я не хочу Киерана. Его легкая улыбка – воплощение коварства. – Ты хочешь меня. – Я не это сказала. Ты можешь спать на полу. – Я не буду спать на полу. И, предупреждая твои слова, ты тоже. – С вызывающей зависть грацией он скользнул в постель. – Неважно, что ты обо мне думаешь и что знаешь, но, надеюсь, ты понимаешь, что я не буду заставлять тебя ни силой, ни принуждением. Я никогда не буду делать то, чего ты не хочешь, и не только потому, что знаю, каково это, – произнес он ровным тоном, и у меня сжалось сердце. – А потому что я никогда таким не был. – Я не думаю, что ты будешь делать что-то подобное, – быстро сказала я. – Что они с тобой делали? Я не хотела знать. Мне… нужно знать. – Поппи, об этом я в самом деле не хочу рассказывать. Открыла рот и тут же закрыла. Я могу это понять. Отнестись с уважением. Я не стала настаивать и вспомнила, как Киеран говорил о том, что с принцем я в безопасности. К несчастью, я также вспомнила, какой эффект оказала его кровь и как я практически умоляла его прикоснуться ко мне. Не самое лучшее воспоминание. Хотя Кастил отказался. Он с легкостью мог воспользоваться ситуацией. но что он тогда сказал? Что он не хороший человек, но пытается быть таким. Я вспомнила стыд, который ощутила от него. Он был одновременно злодеем и героем, чудовищем и убийцей чудовищ. Но я не боюсь, что он что-нибудь сделает со мной. Я больше боюсь себя – меня пугает то, как сильно колотится мое сердце. В ночь, которую мы провели вместе, засыпать в его объятиях было… было так же прекрасно, как и то, что случилось между нами перед этим. Только это не было настоящим. Проблема в том, что мое сердце, похоже, не понимает этого; по крайней мере, не всегда. Вот почему сейчас оно билось так быстро. Для некоторых – возможно, для большинства в королевстве, – спать рядом с кем-то почти ничего не значило. Но для меня? Мою жизнь переворачивали такие простые вещи, как держаться за руки, открыто прикасаться к другому человеку, ужинать с кем-то – то, что другие люди воспринимают как должное. Вот почему так опасно делить постель с Кастилом. Я смотрела, как он опускает одеяло до пояса и складывает руки под головой. Устроившись поудобнее, он сказал: – Просто чтобы ты знала: если захочешь, чтобы мои губы оказались где-нибудь на тебе, я с готовностью исполню твое желание. Я разинула рот. – И моя готовность удовлетворить тебя распространяется на мои руки, мои пальцы, мой член… – О боги, – оборвала я его. – Тебе не стоит об этом беспокоиться. Мне никогда не понадобятся твои… твои услуги. – Услуги? – Он повернул ко мне голову. – Это звучит так грязно. Я проигнорировала замечание. – Мы с тобой больше никогда не будем делать ничего из того, что делали раньше. – Никогда? – Никогда. – Ты хочешь сказать, что это… невозможно? – Да. Абсолютно невозможно. Хоук улыбнулся, и это была улыбка Хоука. На обеих щеках появились ямочки, и я возненавидела себя за то, как у меня защемило в груди при виде них. Меня возмутило то, что они заставляют видеть в нем Хоука. – Но разве ты только что не сказала, что нет ничего невозможного? – практически промурлыкал он. Я уставилась на него, полностью утратив дар речи. – Мне сейчас хочется ударить тебя кинжалом в сердце. – Не сомневаюсь, – ответил он, закрыв глаза. – Ну и ладно, – пробормотала я, смирившись. Придется терпеть его по крайней мере ночь или пока я не придумаю, как сбежать. Я подвинулась назад, сунула ноги под одеяло и рухнула с такой силой, что затряслась кровать. – Ты там в порядке? Не ушиблась? – Заткнись. Он рассмеялся. Повернувшись к нему спиной, я уставилась на нож. Лезвие согнулось. Я вздохнула. Через мгновение послышался щелчок, и комната погрузилась в темноту. Кастил выключил масляную лампу со своей стороны кровати. Его стороны кровати? Мы разве поделили кровать? Я подтянула одеяло до подбородка и перевела взгляд на камин. Мысли вернулись к тому, что не должно иметь значения. Но имеет. – Почему ты мне рассказал? – прошептала я, даже не уверенная, что еще не сплю, и не зная, почему спрашиваю. Он ведь уже ответил. – Почему ты рассказал, что Хоук – твое второе имя? В камине потрескивал и искрил огонь, и я закрыла глаза. Спустя секунды или даже минуты Кастил сказал: – Потому что тебе нужно знать, что не все было ложью. Глава 7 После всех потрясений и травм последних дней не стоило удивляться тому, что прошлое настигло меня во сне. Тем не менее кошмар потряс меня до глубины души. Кровь была повсюду. Брызги на стенах, тонкие ручейки и бесформенные лужи на пыльном и неровном дощатом полу. В воздухе стоял сильный запах металла. Мой взгляд привлекло освещенное лампами синее пятно. Рубашка. Кажется, синюю рубашку носил забавный мужчина, который подавал нам еду вечером. Господин Ла… Лакост? Он рассказывал байки о семействе мышей, живущих в амбаре, которые подружились с котятами. Я хотела на них посмотреть, но папа увел нас обратно в наши комнаты. За ужином он не улыбался и не смеялся. Он не делал этого с тех пор, как мы уехали. Сидя за столом, после каждого наспех прожеванного кусочка он бросал взгляды на окно. Но грудь и живот господина Лакоста казались странными, больше не круглыми, а впалыми и неровными… Я стояла, дрожа. – Не смотри, Поппи. Не смотри туда, – услышала я приглушенный голос мамы, которая тянула меня за руку. – Нам нужно спрятаться. Поспешим. Она повела меня по узкому коридору, ее рука была мокрой. – Я хочу к папе… – Ш-ш. Мы должны вести себя тихо. – Ее голос дрожал и казался слишком слабым. Рукава ее платья порваны, бледно-розовая ткань перепачкана алым. Маме больно, а я не знаю, что делать. – Мы должны вести себя тихо, чтобы папа нашел нас. Я не поняла, как тихое поведение поможет папе прийти к нам. Мы вошли в комнату, где было темно и слышались громкие звуки: неровное дыхание и стоны, нескончаемый плач и крики. Папа вышел на улицу, когда они явились, вышел со странным человеком, который, похоже, его знал. Я хотела к папе. Хотела к Йену, но он ушел с женщиной, от которой пахло сахаром и ванилью… Темноту прорезал пронзительный визг. Кто-то закричал. Мама дернула меня за руку к себе. Сидя на корточках, она открыла большой посудный шкаф и принялась выгребать из него кастрюли – те со звоном посыпались на пол.