Он обдумал это. К этому времени нам уже следовало попасть в центр Страны. Если он там, где небоскребы, мы ничуть не приблизились. Если начать джутц, мы вовсе лишимся ориентиров… Я полностью за, сказала Кэрол. Думаю, не стоит. Все это что-то да значит. Давай вызовем такси. Это было шуткой лишь отчасти. Они могли вызывать проявление некоторых свойств; но в нынешних обстоятельствах Мартину не хотелось без настоятельной необходимости навязывать Стране свои визуальные образы. Однако, может быть, не исключался компромисс: найти функцию, которой они смогут воспользоваться. Поищи метро, сказал он. Они огляделись; входов в метро не было. Учащенное сердцебиение барабанного боя не прекращалось ни на секунду. А он говорил, что вырос в Бруклине, сказала Кэрол, нахмурившись. Давным-давно уехал оттуда. Может, попробуем снова исследовать здания… спустимся в подвалы. Предположим, тут может быть какой-то способ перемещения. Они подошли к тому, что могло быть пустым бакалейным магазином на первом этаже двухэтажного каменного здания, тянувшегося вдоль всего квартала. Внутри бакалея была продумана тщательнее; проходы и полки, кассовый аппарат, сделанный из чего-то типа планшета, – скорее скульптура, чем устройство. Кэрол потрогала каменные клавиши. Вон дверь, сказал Мартин. Они прошли по среднему проходу в глубину магазина, распахнули двустворчатую дверь и оказались над огромной помойной ямой, выкопанной в пещере. От ямы их отделял проходящий за дверью парапет с ограждением. Боже, сказала Кэрол. Здесь не просто мусор. Это тела. И опять кости. Мартин снова увидел вместо костей груды разбитых керамических лиц. Прежде он никогда не встречал в Стране ничего подобного; эти знаки на грани кошмара, казалось, указывали на какую-то внутреннюю войну, внутренний геноцид. Мы ничего не добьемся, пока не найдем что-то от настоящего Голдсмита, сказал Мартин. Мы видим лишь оболочку. Возможно, мы в ловушке, сказала Кэрол. Я никогда не наблюдал в Стране никаких обманок. Мы никогда не наблюдали ничего подобного. Мартин задумался, не может ли здесь быть лабиринта. Могли интеллектуальные ресурсы Голдсмита возвести баррикады, защищаясь от их исследования? Голдсмит не мог знать, чего ожидать от исследования, но его различные органоны могли сопротивляться, стремясь избежать болезненных самооткровений. Возможно, ты видела такое. Возможно, мы наблюдаем умышленное закрытие, сказал Мартин. Лабиринт с вводящими в заблуждение элементами… Не ложь, не обман, но ложные пути и приманки. Кэрол поморщилась, глядя на яму. Если это малозначительные элементы, на что похожи серьезные? Мы не найдем здесь ничего полезного. Вернувшись на улицу, Мартин нагнулся, чтобы потрогать то, что выглядело как асфальт. Структура крупнозернистой поверхности сначала была непонятной, но почти сразу та стала шершавой и абсолютно убедительной. Он взглянул на Кэрол. Она на миг показалась слегка расплывчатой, но тотчас обрела плотность. Думаю, пора употребить власть, сказал он. Почти пора. Что сначала? Нам нужна улица, ведущая прямо к сердцу города. Скажем, вон оттуда. Он указал на следующий перекресток, мелодраматично нахмурился, демонстрируя сосредоточенность, и взмахом руки велел ей поступить так же. Внешне ничего не изменилось, но на такое воздействие лучше всего откликались объекты или ситуации, скрытые из поля зрения. При таком подходе требовалось меньше явных изменений в наблюдаемом. Отлично. Теперь проверим. Они дошли до поворота и остановились лицом к далекому горизонту. Прямая как стрела, новая улица вела к городу. Звук барабанов стих; теперь слышался лишь отдаленный шелест, словно шуршали юбки из тафты или ветер колыхал пальмовые листья. Вполне возможно, мы ничего не изменили; может быть, эта улица и так шла в ту сторону, сказала Кэрол. Мартин снова сосредоточился, решив, что попробует проделать новую реконструкцию в одиночку. За их спинами заревел двигатель. Обернувшись, они увидели старый дизельный автобус, шумно тарахтящий и извергающий клубы дыма. Мартин протянул руку и ухватился за опору автобусной остановки, которую раньше не замечал. Я снова оказал воздействие, пояснил он. Автобус подъехал к тротуару и открыл дверь. Дизайн в стиле конца двадцатого века, но ни водителя, ни места для водителя. Все на борт, предложил Мартин. Автобус рванул с места так, что их заметно тряхнуло. Кэрол сидела на обтянутом искусственной кожей сиденье; Мартин стоял, держась за гладкую стойку. Похоже на детские воспоминания Голдсмита, сказала она. Ты уверен, что это была твоя идея? Это наше совместное, сказал Мартин. За окнами все расплывалось. За предметами вновь стремительно нарастали шлейфы их черных призрачных силуэтов. Автобус ехал быстрее, чем происходило обновление сенсорной информации. Когда выдернем шнур? – спросила Кэрол. Она показала на темную пластиковую веревку, продетую в металлические петли над окнами. Может, и не потребуется, сказал Мартин. Он повысил голос и обратился к передней части автобуса, где не было кабины водителя: Высадите нас, пожалуйста, в центре города. За стенами автобуса все почернело, яростно замерцало и вернулось. На смену унылым пустым проездам между темными заброшенными жилыми домами пришли широкие, хорошо освещенные улицы, снующие толпы, высокие, чистые, как будто бы процветающие здания, легкий снежок, рождественские украшения. Автобус притормозил, и дверь открылась, впуская в салон вихрь снежинок. В воздухе витало ощущение холода. Они спустились с подножки автобуса и замерли на широкой улице среди прохожих, жителей центральной городской части Голдсмита. В движении и суете прохожих почти не проявлялось никакой истинной индивидуальности. Их образы выражались размытым ощущением цвета, внезапно возникающими нечеткими очертаниями рук или одежды, длящимся всего миг впечатлением, похожим на поспешно выхваченное из фотогалереи лицо. Эффект был более чем впечатляющим; Мартин и Кэрол почувствовали себя по-настоящему одинокими в этой толпе. Вихрь измышлений продолжался без помех. Мне это совсем не нравится, сказал Мартин. Как думаешь, все эти смысловые знаки – такие вот пустышки? – поинтересовалась Кэрол. Он покачал головой, кривясь от отвращения. Их здесь вообще могло бы не быть. Какую функцию они выполняют? Во всех своих предыдущих путешествиях по Стране они встречались с колоритной популяцией смысловых знаков, а также моделей или сохраненных впечатлений о людях, которых субъект знал или просто видел. Здесь же если образы и имели когда-то индивидуальность или особые черты, то поблекли, как уходит от щелока цвет из ткани. Это что-то новое, или Голдсмит всегда был таким пустым? – спросила Кэрол. Даже не рискну предположить. В любом случае это означает, что здесь произошла серьезная катастрофа… Серьезное расстройство. Другого объяснения не может быть. Какое расстройство могли пропустить тесты? Давай выясним. Толпа расступалась перед ними с призрачным шорохом, похожим на отдаленные повторы звукозаписи в гулком коридоре. Никаких соприкосновений не было. Они пересекли улицу, направляясь к большому куполообразному муниципальному зданию, возможно, вокзалу. Знаки по-прежнему оставались нечитаемыми. Что мы ищем? Телефонную будку, сказал Мартин. Отличная мысль. Кому позвоним? Боссу. Руководителю. Любому местному начальнику. Может, мэру или президенту? Мартин пожал плечами. Меня бы устроил убедительный дворник. Через вход в городское здание втекала река ничтожных сущностей. Они спустились с этим потоком по нескольким пролетам каменных ступеней в зал с высоким потолком и на глаз по меньшей мере метров сто в поперечнике. Вокзал Гранд-Сентрал, сказала Кэрол. Мартин попытался разглядеть сквозь толпу телефонную будку. Кэрол глазела на архитектуру купола высоко над ними. Он ощутил идущую от нее волну удивления и страха и запрокинул голову, чтобы посмотреть на купол. И тоже вздрогнул от потрясения. Искаженная перспектива разместила купол в нескольких сотнях метров над головой. В окошки, проходящие по окружности на середине его высоты, лился слабый мутноватый свет. Густая паутина черных проводов отделяла верхнюю часть купола без какой-либо видимой цели, и это озадачило Мартина, но затем он заметил на самом верху ряд дверей и балюстрады. Каждые несколько секунд крошечные фигурки прыгали оттуда и безмолвно падали, раскинув руки, как крылья, чтобы попасться в беспорядочную сеть проводов. Они рвались из нее, дергались, как мухи, и замирали. Черная сеть проводов была полна застрявших трупов. С зоркостью, возможной только во сне или в Стране, Мартин видел эти застрявшие трупы так, словно их отделяло от него лишь несколько метров. Их лица были куда выразительнее, чем у любого из призраков, которыми кишел город; гниющие воплощения тщеты и смерти, жалкие осколки лиц, так много, что не сосчитать. И ни одну жертву, ушедшую из фокуса внимания Мартина, нельзя было найти снова; вместо этого он видел бесконечное разнообразие трупов, никогда не повторяющихся. Кэрол вскрикнула и отскочила в сторону. От какого-то тела высоко под куполом оторвалась гнилая рука и с мерзким звуком шмякнулась на плитку. Мартин обошел упавшую конечность и крепко обнял Кэрол. Это кошмар, сказала она. Мы никогда не встречали в Стране ничего подобного! Он кивнул, задев подбородком ее макушку. И бесстрастно отметил, что у него нет скрытых мотивов обнимать образ Кэрол; он просто пошел к ней, чтобы защитить и отчасти ослабить собственный ужас хотя бы симуляцией физического контакта. В его предыдущих путешествиях по Стране окружающее бывало сюрреалистическим, сказочным, но никогда – кошмарным. Ужас и паника подлинного кошмара проистекают из неправильного истолкования и неправильного помещения психологической сути несколько глубже личностного сознания; воспоминания и пугающие впечатления беспорядочно смешиваются с множеством слоев извлеченных из глубины образов. Сама по себе Страна никогда прежде не бывала обителью ужаса… Возможно, мы видим переход на другой уровень, выше Страны, предположил Мартин. Не думаю, возразила Кэрол. На каком уровне может иметь смысл нечто подобное? Это здесь и сейчас. Свалка костей в пещере, кости или глиняная посуда, или что там еще на окраине города… Здесь есть последовательность, Мартин. Ему пришлось согласиться.