Невысокий и изысканно красивый, с тремя шрамами рода Петро, словно шевронами, на левой щеке, генеральный инспектор излучал спокойную безмятежность. Он приветливо улыбнулся и жестом пригласил Мэри и Сулавье сесть на старые деревянные стулья перед заваленным бумагами обшарпанным столом. – Надеюсь, вы приятно проводите время в Эспаньоле, – сказал он. – Не сказать, что неприятно, – согласилась Мэри. – Я сожалею о трудностях во взаимоотношениях наших стран. – Как и я, – сказал Легар. – Надеюсь, вам это доставит незначительные неудобства. – Пока это так. – Ну-с. – Легар подался вперед и взял распечатки документов, которые предоставила Мэри, а также документов, присланных электронной почтой из Лос-Анджелеса и Вашингтона. – Все это как будто бы в порядке, но, к сожалению, мы не можем помочь. – Вам удалось установить, кто прилетел по билету, приобретенному на имя Эмануэля Голдсмита? – спросила Мэри. – Никто, – сказал Легар. – Кресло пустовало. Несмотря на имевшую место путаницу, наш начальник отдела организации поездок заверяет, что это так. Я говорил с ним не далее как сегодня утром. Вашего подозреваемого нет в Эспаньоле. – Согласно нашим данным, место было занято. Легар пожал плечами. – Мы бы хотели вам помочь. Мы, безусловно, одобряем поимку и наказание преступников в подобных случаях. На самом деле вам значительно выгоднее было бы оставить господина Голдсмита здесь, нашей системе правосудия, которая может оказаться более эффективной… Но, конечно же, – заметил Легар, нахмурившись, словно у него вдруг схватило живот, – Голдсмит, окажись он здесь, обладал бы статусом гражданина Соединенных Штатов и, как иностранный гражданин, был бы защищен от любых подобных действий с нашей стороны… Конечно, если бы на то не было предварительного согласия вашего правительства. Не хотелось бы расстраивать туристов, подумала Мэри. – Любопытно, что вы утверждаете, будто этот беглец знаком с полковником Ярдли. Я не стал спрашивать полковника сэра, который, естественно, очень занят, но сомневаюсь, что такое возможно. Какая польза полковнику сэру от знакомства с убийцей? Мэри сглотнула. – Голдсмит – поэт, очень известный. В прошлом он несколько раз приезжал на этот остров и всякий раз встречался с Ярдли – с полковником Ярдли, по-видимому, по просьбе полковника. Они долго переписывались. В Соединенных Штатах их переписка опубликована. Легара убедили эти доводы. – Многие утверждают, будто знакомы с полковником, хотя на самом деле это не так. Но теперь, когда об этом зашла речь, я припоминаю что-то о поэте, вызвавшем некоторые разногласия в вашей стране. Он читал много лекций в поддержку полковника сэра Джона Ярдли, не так ли? Мэри кивнула. – Это тот самый человек? – Да. – Замечательно. Если хотите, я спрошу у секретаря полковника, действительно ли он знает такого человека. Но, боюсь, у нас есть еще один нерешенный вопрос: какой у вас здесь теперь статус. Легар опустил взгляд к письменному столу и переложил пару бумаг, словно хотел прочесть что-то под ними. Однако не нашел других документов. Казалось, он просто избегает встречаться с ней глазами. – Хотелось бы знать… – начала Мэри. – В данный момент ваш статус под вопросом. Вы здесь формальный представитель правительства, разорвавшего дипломатические отношения с Эспаньолой и предъявившего нашему полковнику сэру серьезные обвинения, явно ложные. Все въездные визы из Соединенных Штатов и обратно отменены. Таким образом, ваша виза перестала действовать. Вы здесь на нашем попечении, пока этот вопрос не будет урегулирован. – Тогда мне хотелось бы покинуть вашу страну, – сказала Мэри. – Если, как вы говорите, Голдсмита здесь нет, мне незачем здесь оставаться. – Я уже сказал, что никакие договоренности между нашими странами не действуют, – напомнил Легар, все еще избегая смотреть ей в лицо. – Вы не можете покинуть страну, пока не будут урегулированы определенные вопросы. Вы заметили военные патрули для защиты иностранных граждан, еще не покинувших страну. Эспаньольцы удивительно преданы полковнику сэру, и сейчас на улицах – оправданный гнев. В целях вашей безопасности мы переместим вас из дипломатического квартала в другое место. Как я понимаю, это уже организовали. Чтобы переезд стал для вас не слишком трудным, Жан-Клод Борно и Розель Меркреди продолжат работать на вас. Сейчас они собирают ваши личные вещи. Советник Анри, – он указал на Сулавье, – проводит вас на вашу новую квартиру. – Я предпочла бы остаться в дипломатической резиденции, – сказала Мэри. – Это невозможно. Теперь, когда мы разобрались с этим, возможно, есть смысл выпить колы, отдохнуть и поболтать? После полудня Анри, может быть, свозит вас в Леоан и покажет замечательный грот. Вечером в нашей знаменитой крепости, Ла-Ферьер, устраиваются празднования, и туда тоже можно слетать. Удобство вашего пребывания и ваш досуг очень важны для нас. Анри выразил готовность и дальше сопровождать вас. Есть возражения? Мэри перевела взгляд с одного на другого, думая о расческе, о том, как отсюда убраться. – Вы чрезвычайно привлекательная женщина, – сказал Легар. – Такой тип красоты мы называем «марабу», хотя вы не негритянка. Ведь, конечно же, человека, решившего стать черным, должны тепло принимать черные от рождения? Она не заметила и тени сарказма. – Благодарю, – сказала Мэри. – А что вы офицер полиции, как и мы, и вовсе замечательно! Анри говорит, вы обсуждали полицейские порядки в Лос-Анджелесе. Завидую. Могу я тоже узнать о них? Мэри чуть уменьшила давление на стиснутые зубы, улыбнулась и подалась вперед. – Конечно, – сказала она. Лишь теперь Легар поднял глаза и посмотрел прямо на нее. – После того как я поговорю с американским посольством или с моим начальством. Легар медленно моргнул. – Было бы только обычной вежливостью позволить сотруднику полиции узнать, каковы ее задачи теперь, когда ей не дают выполнять свой долг, – сказала она ему. Легар покачал головой, обернулся и посмотрел на Сулавье. Сулавье не отреагировал. – Никакого общения, – мягко заявил Легар. – Пожалуйста, объясните почему, – настаивала Мэри. Мысль о том, чтобы отправиться куда-то с Сулавье или любым другим представителем здешней полиции, пугала. Если ее собирались использовать как пешку в политике, ей хотелось четко понимать свое положение. – Я не знаю почему, – ответил Легар. – Нам приказали хорошо обращаться с вами, приглядывать за вами и сделать ваше пребывание приятным. Вам не о чем беспокоиться. – Меня удерживают здесь против моей воли, – сказала Мэри. – Если я политзаключенная, так и скажите. Обычная любезность… для сотрудников правоохранительных органов. Легар резко отодвинул стул и встал. Он покрутил двумя пальцами среднюю пуговицу рубашки, задумчиво разглядывая и пальцы, и саму пуговицу. – Можешь увести ее, – сказал он. – Продолжать без толку. Сулавье коснулся ее плеча. Она сбросила его руку, сердито посмотрела на него и встала. Обуздай свой гнев, но не скрывай его. – Я хочу поговорить с Джоном Ярдли. – Он даже не подозревает, что вы здесь, мадемуазель, – сказал Сулавье. Легар кивнул. – Пожалуйста, уходите, – сказал генеральный инспектор. – Он знает, что я здесь, – сказала Мэри. – Моему начальству пришлось получить его разрешение на то, чтобы я прилетела сюда. Если не знает, то он дурак или его ввели в заблуждение его люди. Легар выставил подбородок. – Никто не вводит в заблуждение полковника сэра. – И он, конечно, не дурак, – поспешно добавил Сулавье. – Прошу вас, мадемуазель. – Сулавье попытался взять ее за локоть. Она опять сбросила его руку и посмотрела на него, надеясь, что в этом взгляде читается строгий запрет, а не истерика. – Если таково эспаньольское гостеприимство, то его сильно переоценивают, – сказала она. «Сильный удар по деспотизму. Они та-ак обидятся». – Уведите ее отсюда немедленно, – сказал Легар. На сей раз Сулавье церемонился меньше. Он крепко схватил ее обеими руками, удивительно сильный, поднял и вынес, как вывозят груз на автопогрузчике, из кабинета в коридор. Мэри не сопротивлялась, просто закрыла глаза и вытерпела это унижение. Она и так зашла слишком далеко; Сулавье действовал не грубо, только целесообразно. Он быстро поставил ее на плитки пола, достал носовой платок и вытер лоб. Затем вернулся за слетевшим с головы цилиндром. Но, внутренне заледенев, она задумалась, не сочтут ли они целесообразным убить ее. – Прошу прощения, – сказал Сулавье, выходя из двустворчатых дверей. Он встал на голову Дамбаллы и отряхнул шляпу. – Вы дурно себя вели. Генеральный инспектор умеет гневаться… иногда он сердится. Он очень важный человек. Не люблю быть рядом с ним, когда он сердит. Мэри быстро прошла по коридору на улицу и подошла к лимузину, где на мгновение замерла, чтобы сориентироваться. – Отвезите меня туда, где мне теперь предстоит жить, – сказала она. – На нашем острове много красивых мест, – ответил Сулавье. – К черту красивые места. Отвезите туда, где меня будут содержать под стражей, и оставьте там. Час в одиночестве. Вот что ей нужно. Она попробует кое-что предпринять, проверит прутья этой клетки, узнает, насколько в действительности компетентны ее похитители. В лимузине Сулавье сел напротив нее и задумался. Мэри наблюдала за неторопливо проплывающими мимо серо-коричневыми зданиями восстановленного центра города: банки, торговые центры, какой-то музей и галерея гаитянского народного искусства. На улицах нет туристов. Ни одного уличного торговца. Они миновали еще несколько машин военного патруля, затем длинный ряд застывших танков. Сулавье наклонился и вытянул шею, разглядывая танки. – Вам следует проявлять больше терпения, – сказал он. – Надо понимать, что сейчас не лучшие времена. Проявлять бдительность. – Его тон стал угрюмо-раздраженным. – Вы выставили меня перед генеральным инспектором не в лучшем свете. Мэри промолчала. – Вы видите, что здесь происходит? Появилась слабина, – сказал Сулавье. – Оппозиция выходит на первый план. Были проблемы с деньгами, закрытие банков. Дефолт по кредитам. Особенно злы доминиканцы. Думаете, у нас есть войска, чтобы отразить иностранное вторжение? – Его тон был язвительным, бровь театрально поднята. – Я ничего не знаю о вашей политике, – сказала Мэри. – Тогда это вы дура, мадемуазель. Вас используют в игре, но вы знать не знаете о своей роли. Она посмотрела на Сулавье с большим уважением. Этот упрек вторил некоторым ее мысленным обвинениям в свой адрес. Она была не настолько невежественна; но все-таки лучше пусть верит, что она несведуща. – Из-за вас мне теперь опасно разговаривать с вами, – продолжил он. – Но если вы действительно ни при чем, то должны знать, где здесь ловушка. Это все, чем я могу вам помочь. – Спасибо, – сказала Мэри.