Присутствие Девочки-Сироты снова и снова напоминало ему, что он во сне. – Керау, – произнесла она, всё еще дуясь. Ронан рассердился, когда услышал, что она украла имя, которым называла его Бензопила. – Придумай свое прозвище, – сказал он, но ему уже надоело проявлять твердость, даже если это была просто честность. Девочка-Сирота села рядом, подтянув колени к груди. Прижавшись щекой к прохладной земле, он потянулся еще глубже. Его пальцы касались личинок и червей, кротов и змей. Личинки разворачивались, когда он миновал их. Черви ползли следом. Кротовий мех касался Ронана. Змеи обвивались вокруг рук. Он и был всеми ими. Ронан вздохнул. На поверхности земли Девочка-Сирота покачивалась и тихонько пела жалобную песенку, тревожно поглядывая на небо. – Periculosum, – предупредила она. – Suscitat. Он, впрочем, не чуял никакой опасности. Только земля, и силовая линия, и ветви-вены. Дом, дом. – Это здесь, внизу, – сказал Ронан. Земля поглотила его слова и выпустила новые побеги. Девочка-Сирота прислонилась спиной к ноге Ронана и задрожала. – Quid… – начала она, а затем, запинаясь, продолжила по-английски: – Что это? Это была кожа. Светящаяся, почти прозрачная. Ронан почти целиком ушел под поверхность и мог разглядеть, как она выглядела. Она имела форму тела – как будто росла под землей, как будто ждала, когда ее выкопают и освободят. На ощупь она напоминала спальный мешок в комнате Мэтью. – Держу, – сказал Ронан, возя пальцами по поверхности. «Помоги мне не выпустить ее». Он, видимо, только подумал это, но не сказал вслух. Девочка-Сирота начала плакать. – Осторожно, осторожно! Она едва успела договорить, как он почувствовал… Что-то? Кого-то? Кого? Это была не холодная и сухая змеиная чешуя. Не теплое и быстрое сердцебиение кротов. Не мягкость червей, похожих на шевелящуюся землю, не гладкая малоподвижная плоть личинок. Это было что-то темное. Оно текло. Не столько существо, сколько НЕ существо. Ронан не стал ждать. Он сразу же распознал кошмар. – Девочка, – позвал он. – Вытащи меня. Одной рукой-корнем он схватился за волшебную кожу, спешно пытаясь запомнить это ощущение. Вес, плотность, реальность… Девочка-Сирота копала руками землю вокруг Ронана, как собака, издавая тихие испуганные звуки. Как же она ненавидела его сны. Тьма, которая не была тьмой, ползла к Ронану сквозь землю. Она пожирала то, к чему прикасалась. Или, точнее, сначала оно было, а потом переставало быть. – Быстрее, – сказал Ронан, отступая вместе с кожей, которую стискивал своими корнями-пальцами. Он мог бросить волшебную кожу и проснуться. Но он не хотел ее бросать. Она могла помочь Ганси. Девочка-Сирота ухватила его за ногу, или за руку, или за одну из ветвей. Она тянула, тянула, тянула, пытаясь вытащить Ронана из-под земли. – Керау, – плакала она. Темнота проедала себе путь наверх. Если бы ей удалось схватить Ронана за руку, он, возможно, проснулся бы без руки. Он еще мог обойтись малой кровью… Девочка-Сирота выдернула его из земли и упала. Тьма вырвалась из дыры за спиной у Ронана. Не успев ни о чем подумать, он накрыл девочку собой. «Нет ничего невозможного», – сказал лес, или мрак, или Ронан. Он проснулся. Он не мог двинуться, как всегда бывало, когда Ронан выносил из сна предмет – любого размера. Он не чувствовал собственных рук («Пожалуйста, – подумал Ронан, – пожалуйста, пусть у меня еще будут руки») и ног («Пожалуйста, пожалуйста, пусть у меня еще будут ноги»). Несколько долгих минут он провел, глядя в потолок. Ронан лежал на старой клетчатой кушетке в гостиной и смотрел на те самые три трещины, которые много лет подряд складывались в букву М. Вокруг пахло орехами и самшитом. Бензопила, вспорхнув, взлетела над кушеткой и тяжело опустилась ему на левую ногу. Значит, у него как минимум осталась одна нога. Ронан никак не мог сформулировать, чтó делало ту тьму такой жуткой – теперь, когда он ее не видел. Его пальцы медленно обрели подвижность. Значит, они тоже уцелели. Волшебная кожа лежала рядом, она наполовину сползла с кушетки. Кожа была прозрачной и нематериальной на вид, в грязи, местами порвана в клочья. Все конечности у Ронана остались на месте, а вот одежда нуждалась в стирке. Еще он умирал от голода. Мобильник загудел, и Бензопила, хлопнув крыльями, перелетела на спинку кушетки. В норме Ронан не стал бы отвечать на звонок, но воспоминание о пустоте во сне так смутило его, что он, воспользовавшись своими едва ожившими пальцами, вытащил телефон из кармана и убедился, что это не Мэтью. Сообщение прислал Ганси. «Пэрриш хочет знать не убился ли ты во сне прямо сейчас пожалуйста сообщи». Прежде чем Ронан успел выразить какие-либо чувства по поводу осведомленности Адама, Бензопила вдруг низко пригнула голову. Перья у нее на шее встали дыбом. Она насторожилась. Взгляд птицы был устремлен на какую-то точку в другом конце комнаты. Приподнявшись, Ронан проследил его. Поначалу он не увидел ничего, кроме обычной тесноты в гостиной. Кофейный столик, телевизор, игровой автомат, корзина для тростей. А потом он заметил какое-то движение под столом. И застыл. До Ронана постепенно дошло, на что он смотрит. – Черт, – сказал он. 5 Блу Сарджент выгнали из школы. Всего на один день. За двадцать четыре часа, предположительно, она должна была избавиться от желания злонамеренно крушить всё вокруг, «и, честно говоря, Блу, от удивительно плохого поведения». Блу понимала, что ей должно быть стыдно, но никак не могла заставить себя стыдиться; школьные дела совершенно не казались реальными по сравнению со всем остальным. Стоя в коридоре перед кабинетом директора, она слышала, как Мора объясняет, что у них недавно умерла родственница, что совсем недавно вернулся биологический отец Блу, что всё это очень травматично. Возможно – добавила Мора, от которой пахло полынью (следовательно, она проводила какой-то ритуал с Джими, пока Блу была в школе) – возможно, ее дочь даже не сознавала, что делает. О нет, Блу прекрасно всё сознавала. И теперь она сидела под буком на заднем дворе дома номер 300 на Фокс-Вэй, злая и в скверном настроении. В глубине души Блу сознавала, что у нее проблемы – проблемы гораздо более серьезные, чем всё то, что случалось до сих пор. Но другая, ближайшая часть радовалась: целый день не придется притворяться, будто ее интересуют уроки! Блу бросила поеденный жуками буковый орешек, и тот ударился о забор с таким треском, словно выстрелили из пистолета. – Есть идея. Сначала она услышала голос, потом почувствовала холод. В следующую секунду к ней присоединился Ной Черни, как всегда в синем школьном свитере. «Присоединился», наверное, было неподходящим словом. Ной, скорее, «проявился». Еще больше подходило словосочетание «оптический обман». Или, точнее, «обман чувств». Блу редко удавалось отследить тот конкретный момент, когда возникал Ной. Не то чтобы он появлялся постепенно. Но мозг Блу как будто переписывал предшествующую минуту и внушал девушке, что Ной с самого начала сидел рядом. Иногда было немного жутко дружить с мертвецом. Ной дружелюбно продолжал: – У тебя, значит, трейлер. Не как у Адама. Просто прицеп. – Что? У меня? – У тебя. У тебя. Как это называется, когда что-то есть у всех, а говоришь про себя одного? Какое-то грамматическое правило. – Не знаю. Спроси у Ганси. В каком смысле – «трейлер не как у Адама»?