Дом, дом, дом. Пора было спать. Грезить. Ронан хотел создать особую вещь и был не настолько глуп, чтобы полагать, что он получит ее с первой попытки. – Правила для снов, – провозгласил Джона Майло. Ронан сидел на уроке. Майло, учитель английского, в клетчатом костюме, стоял перед светящимся экраном. Его пальцы, как метроном, щелкали в такт словам: «Правила для снов. Правила для снов». – Кабесуотер? – спросил Ронан у класса. Его мысли сковала ненависть. Он никогда не мог забыть запах этого места – запах резины, моющего средства, плесени и терияки из школьной столовой. – Мистер Линч, вы готовы поделиться с нами своими мыслями? – Конечно. Я не останусь в этом гребаном классе ни на секунду… – Никто вас здесь не держит, мистер Линч. Агленби – это выбор. – Майло явно был разочарован. – Давайте сосредоточимся. Правила для снов. Прочтите вслух, мистер Линч. Ронан молчал. Они его не заставят. – Сны легко ломаются, – пропел Майло. Его слова звенели, как в рекламе кондиционера для стирки. – Трудно поддерживать необходимый баланс между сознательным и бессознательным. На четвертой странице есть схема. Третья страница была черной. Четвертой вообще не было. Никакой схемы. – Правила для снов. Мистер Линч, пожалуйста, выпрямьтесь, заправьте рубашку и сосредоточьтесь, как положено в Агленби. Психопомп поможет вам не растерять мысли, с которыми вы засыпали. Вы все, не забудьте проверить, здесь ли ваш товарищ по снам. Его товарища по снам тут не было. Зато был Адам – он сидел в самом заднем ряду. Внимательный. Погруженный в процесс. Типичное «ученик Агленби представляет американское культурное наследие». В пузыре мысли над головой у Адама виднелся учебник, полный букв и диаграмм. Борода Майло сделалась длиннее, чем в начале урока. – Правила для снов. На самом деле это просто высокомерие, не так ли? Мистер Линч, вы хотите поговорить о том, что Бог умер? – Бред какой-то, – сказал Ронан. – Если вам виднее, то можете встать и сами вести урок. А я просто пытаюсь понять, с чего вы взяли, что в конце концов не умрете, как ваш отец. Мистер Пэрриш, правила сновидца! Адам ответил четко, как по писаному: – Хини утверждает на странице двадцать, что сновидцев следует классифицировать как оружие. Изучая ровесников, мы видим, как это подкрепляется реальными доказательствами. Пример первый: отец Ронана умер. Пример второй: К. умер. Пример третий: Ганси умер. Пример четвертый: я тоже умер. Пример пятый: Бог умер, как вы и сказали. Я мог бы добавить в этот список Мэтью и Аврору Линч, но они, согласно исследованию Глассера в 2012 году, не являются человеческими существами. Здесь у меня диаграмма. – Пошел ты, – сказал Ронан. Адам испепеляюще взглянул на него. Это был уже не Адам, а Диклан. – Сделай уроки, Ронан, хоть раз в жизни, блин. Ты разве не знаешь, кто ты такой? Ронан проснулся злой и с пустыми руками. Он слез с кушетки и с грохотом захлопнул несколько ящиков на кухне. Молоко в холодильнике прокисло, а Мэтью съел все хот-доги, когда приезжал сюда в последний раз. Ронан яростно выскочил в рассветные сумерки на веранде и сорвал странный плод с деревца, на котором росли орехи в шоколадной глазури. Пока он порывисто бродил туда-сюда, Бензопила скакала и перепархивала следом, тыча клювом в темные пятна, которые, как она надеялась, были упавшими орехами. Правила для снов. Во сне Майло спросил, где его товарищ. Хороший вопрос. Девочка-Сирота навещала его сны, сколько Ронан себя помнил – одинокое маленькое существо в белой шапочке, натянутой поверх коротко остриженных светлых волос. Некогда он думал, что она старше его, но, возможно, просто он сам в те времена был младше. Она помогала ему прятаться, когда Ронану снились кошмары. Теперь она чаще сама пряталась у него за спиной, но по-прежнему помогала ему не забывать о цели. Странно, что она не показалась, когда Майло упомянул ее. Весь сон был какой-то странный. «Ты разве не знаешь, кто ты такой?» Ронан, в общем, не знал, но думал, что научился жить с нераскрытой тайной в виде самого себя. Дурацкий сон. – Брек, – сказала Бензопила. Бросив ей орешек, Ронан зашагал обратно в дом в поисках вдохновения. Иногда, когда ему было трудно заснуть, он брал в руки что-нибудь реальное, и это помогало. Чтобы с успехом вынести из сна какой-то предмет, Ронан должен был понять, каков он на ощупь, как пахнет, как тянется и гнется, как на него действует (или не действует) притяжение… и всё прочее, делавшее вещь настоящей, а не эфемерной. В спальне Мэтью взгляд Ронана привлек шелковый мешочек с магнитами. Пока он рассматривал ткань, Бензопила невозмутимо прошествовала у него между ног, издав низкое ворчание. Ронан никогда не мог понять, отчего она предпочитает ходить пешком и прыгать. Будь у него крылья, он бы только и делал, что летал. – Его тут нет, – сказал он Бензопиле, когда та вытянула шею, пытаясь заглянуть на кровать. Заурчав в ответ, Бензопила безуспешно принялась искать развлечений. Мэтью был шумным и веселым мальчиком, но в его комнате царили порядок и минимализм. Ронан привык считать, что это потому, что Мэтью держал весь бардак внутри своей кудрявой головы. Но теперь он заподозрил, что это потому, что ему самому не хватило воображения, чтобы создать настоящего человека. Трехлетний Ронан хотел братика, чья любовь была бы полной и безусловной. Трехлетний Ронан приснил Мэтью, полную противоположность Диклану. Был ли Мэтью человеком? Адам из сна, он же Диклан, очевидно, так не думал, но Адам из сна, он же Диклан, явно врал. Правила сновидца. «Сновидцев следует классифицировать как оружие». Ронан и так уже знал, что он – оружие, но пытался возместить ущерб. Сегодняшней задачей было приснить нечто, способное сохранить жизнь Ганси в том случае, если его опять ужалят. Ронан и раньше, конечно, придумывал противоядия – инъекторы и лекарства, но проблема заключалась в том, что он бы не узнал, работают они или нет, вплоть до той минуты, когда стало бы слишком поздно, если бы они не сработали. Итак, план получше: легкая бронированная кожа. Нечто способное защитить Ганси еще до того, как ему станет плохо. Ронан не мог отогнать мысль о том, что время истекает. Это должно было сработать. Это будет здорово… Около полудня Ронан встал с постели после еще двух неудачных попыток создать надежную броню. Он надел резиновые сапоги и грязную куртку с капюшоном и вышел на улицу. Амбары представляли собой путаницу построек, сараев, загонов для крупного скота. В один из них Ронан заглянул, чтобы наполнить кормушки и положить сверху кусок соли – это была вариация его детских обязанностей. Затем он зашагал на верхнее пастбище, минуя молчаливые туши придуманного отцовского скота, который упрямо спал в полях по обе стороны тропинки. По пути Ронан завернул в большой сарай, где хранилось всякое оборудование. Встав на цыпочки, он нащупал над дверным косяком крохотный, принесенный из сна цветок. Когда он подбросил его, цветок завис над головой у Ронана, испуская слабый желтый свет, достаточный, чтобы позволить ему пройти по темному помещению. Ронан пробирался среди пыльных сельскохозяйственных машин, сломанных и несломанных, пока не нашел свой ночной кошмар – альбиноса, свернувшегося на капоте ржавого старого автомобиля. Это была воплощенная угроза – белая, оборванная, лежавшая с закрытыми глазами. Бледные жестокие когти процарапали краску на капоте. Ночной ужас провел здесь уже несколько часов. Он открыл розоватый глаз и взглянул на Ронана. – Тебе что-нибудь нужно, сукин ты сын? – поинтересовался тот. Кошмар закрыл глаз. Ронан оставил его в покое и зашагал дальше, гремя ведерками и позволяя сонному цветку следовать за ним, хотя при дневном свете он в нем не нуждался. К тому времени, когда Ронан миновал самый большой загон, он уже был не один. Трава по обе стороны тропинки двигалась. Сурки, крысы, несуществующие животные торопливо выбирались из травы и бежали сзади и спереди. На кромке леса появились олени. Пока они стояли неподвижно, их темные шкуры были невидимы. Многие были настоящими. Обычные вирджинские белохвостые олени, которых Ронан прикармливал и приручал просто ради удовольствия. Этому способствовало присутствие вымышленного молодого самца, который жил среди них. Он был очаровательный, светлый, с длинными трепетными ресницами и рыжими, как у лисы, ушами. Он первым принял подношение Ронана – блок соли, который тот выкатил на поле, – и позволил погладить короткий жесткий мех у себя на холке и вытащить репей из мягкой шерсти за ушами. Один из диких оленей съел несколько кусочков с ладони Ронана, а остальные стояли и терпеливо ждали, когда тот насыплет корм на траву. Возможно, кормить их запрещалось. Ронан никогда не мог запомнить, кого в Вирджинии разрешалось кормить и отстреливать. Мелкие зверьки подобрались ближе, кто-то поскреб лапой его сапог, кто-то сел рядом на траву, прочие вспугнули оленей. Ронан бросил еды и им и осмотрел на предмет ран и клещей. Он вдыхал. И выдыхал. Ронан задумался, как, по его мнению, должна была выглядеть защитная кожа для Ганси. Может, ей не обязательно быть невидимой? Может, сделать ее серебристой? И с огоньками. Ронан ухмыльнулся при этой мысли, внезапно почувствовав себя глупым и ленивым. Он встал, позволяя дневным ошибкам скатиться с его плеч наземь. Когда он потянулся, молодой белый олень поднял голову и внимательно взглянул на него. Остальные заметили внимание сородича и тоже посмотрели на Ронана. Они были прекрасны, как его сны, как Кабесуотер, только сейчас Ронан не спал. Каким-то образом, незаметно для него, пропасть между бодрствованием и сном начала сокращаться. Хотя половина этого странного стада погрузилась бы в сон, если бы Ронан умер, пока он находился здесь, пока вдыхал и выдыхал, он был королем. Он оставил свое дурное настроение в поле. Ронан вернулся в дом и заснул. 4 Лес был Ронаном. Он лежал ничком на земле, вытянув руки и впившись пальцами в землю, в поисках силовой линии. Он чувствовал, как горят и падают листья. Смерть и возрождение. Воздух был его кровью. Голоса, шепотом обращавшиеся к нему сверху, были его голосами, которые накладывались друг на друга. Ронан, перемотать; Ронан, снова; Ронан, снова. – Вставай, – сказала на латыни Девочка-Сирота. – Нет, – ответил Ронан. – Ты в ловушке? – спросила она. – Не хочу уходить. – А я хочу. Он посмотрел на нее – непонятно как, потому что он по-прежнему лежал, запутавшись в собственных корнях-пальцах и в черных ветвях, которые росли из татуировки на его обнаженной спине. Девочка-Сирота стояла, держа в руках ведерко. Глаза у нее были темные и запавшие – глаза вечно голодного или вечно чего-то жаждущего существа. Белая шапочка была низко надвинута на светлые, коротко стриженные волосы. – Ты просто кусок сна, – объяснил Ронан. – Какая-то подсознательная хреновина из моего воображения. Она заскулила, как щенок, получивший пинка, и Ронан немедленно разозлился на нее – или на себя. Почему он не может просто сказать, что она такое? – Я искал тебя, – сказал он, просто потому что вспомнил об этом.