– Это ночь истины, – сказал Ганси, и в любое другое время они, возможно, посмеялись бы над ним. Но только не сегодня. Сегодня все понимали, что они часть медленно работающего механизма, размер которого потрясал их. – Давайте сложим фрагменты воедино. Они неторопливо рассказали, что произошло с ними накануне, делая паузы, чтобы Ганси успевал записывать. Отмечая в тетради факты (силовая линия, замершая в 6:21, нападение Ноя, истекающее черным дерево, глаз Адама, двигающийся сам по себе), Ганси начал понимать суть ролей, которые они играли. Если внимательно присмотреться, он уже почти мог разглядеть финал. Они обсудили, чувствуют ли себя обязанными защищать Кабесуотер и силовую линию – да, они все так считали. Думают ли, что Артемус знает больше, чем говорит – да, они все так думали. Надеются ли, что он хоть когда-нибудь сможет говорить об этом свободно – тут все засомневались. В середине разговора Ронан встал и принялся мерить шагами комнату. Адам отправился на кухню и налил себе кофе. Блу свила гнездо из диванных подушек рядом с Ганси и положила голову ему на колени. «Нельзя». Нет, можно. Правда выбиралась на свет. Еще они поговорили про Генриетту. Как было бы разумнее поступить – прятаться от чужаков, приезжающих в город в поисках сверхъестественных артефактов, или бороться с ними. Пока все сыпали идеями волшебной защиты и опасных союзников, чудовищ, превращенных в оружие, и рвов, полных кислоты, Ганси осторожно коснулся волос над ухом у Блу, стараясь не дотрагиваться до кожи вокруг глаза, потому что там пролегал шов, и не встречаться взглядом с Ронаном и Адамом, потому что ему было неловко. «Можно». Ему позволялось этого желать. Они поговорили про Генри. Ганси помнил, что делился тщательно охраняемыми секретами Ченя, но к концу учебного дня он решил, что рассказать что-либо ему значит рассказать также Адаму, Ронану и Блу. Они выступали как единое целое; нельзя было одержать победу над Ганси, не победив также и их. Адам и Ронан сыпали дурацкими шутками в адрес Генри («Он наполовину китаец» – «На какую половину?») и интимно хихикали; Блу порицала парней за это («А вам завидно?»); Ганси велел им отбросить предубеждения и подумать о нем. Никто еще не произнес слова «демон». Оно висело в воздухе, невысказанное, определяемое формой происходящего разговора. То, за чем гнались Адам и Ронан, то, что вселилось в Ноя, то, что, вероятно, угрожало Кабесуотеру. Возможно, они провели бы целый вечер, не называя его прямо, если бы из дома номер 300 на Фокс-Вэй не позвонила Мора. Она сказала: Гвенллиан видела что-то в зеркалах на чердаке. Понадобилось немало времени, чтобы разобраться, что именно она видела, но, похоже, это была Нив, которая их предупреждала. Демон. Разрушитель. «Он уничтожает лес и всё, что с ним связано». Это откровение заставило Ронана остановиться, а Адама замолчать. Ни Ганси, ни Блу не прерывали полную вопросов тишину. В конце концов Адам произнес: – Ронан, я думаю, им надо тоже сказать. Судя по выражению лица, Ронан полагал, что его предали. Это было утомительно; Ганси с точностью мог описать грядущую ссору. Адам скажет что-нибудь бесстрастное и правдивое, Ронан выстрелит из пушки, заряженной сквернословием, Адам плеснет бензина на пути снаряда, и несколько часов всё будет полыхать огнем. Но Адам просто сказал очень серьезным тоном: – Ничего не изменится, Ронан. Мы сидим здесь, среди волшебных огоньков, и я вижу, как девочка, которую ты приснил, ест в коридоре пенопласт. Мы разъезжаем на машине, которую ты достал из сна. Ты удивишься, но это никак не повлияет на отношение к тебе. Ронан отрезал: – Ага. По тебе видно. Услышав его обиженный голос, Ганси подумал, что внезапно понял кое-что про Ронана. – У меня эта проблема была не единственной, – парировал Адам. – Поэтому я слегка завис. Ганси определенно показалось, что он что-то понял про Ронана. Они с Блу переглянулись. Она подняла бровь, так что та совсем скрылась под челкой; один глаз у нее был по-прежнему закрыт. От этого у девушки сделался еще более любопытный вид, чем обычно. Ронан подергал себя за браслеты на запястье. – Ладно. Я приснил Кабесуотер. И в комнате вновь настала абсолютная тишина. Ганси на определенном уровне понимал, почему Ронан колебался и не говорил им. Способность извлечь из своей головы волшебный лес добавляет человеку мистического блеска. Но, с другой стороны, Ганси ощутил легкое замешательство. Как будто ему рассказали секрет, который он и так уже знал. Он не мог понять почему – потому, что сам Кабесуотер уже, возможно, нашептал Ганси правду во время одной из прогулок, или потому, что количество улик было таким большим, что его подсознание сочло себя владельцем тайны, прежде чем официально получило извещение о доставке. – Подумать только, ты бы мог приснить лекарство от рака, – сказала Блу. – Слушай, Сарджент, – огрызнулся Ронан, – вчера вечером я собирался приснить тебе глазную мазь, потому что, очевидно, от современных лекарств нет ни хрена толку, но в четвертом кругу ада смертельно опасная змея чуть не откусила мне жопу, поэтому не стоит благодарности. Блу была явно тронута. – Спасибо, чувак. – Да не за что, детка. Ганси постучал ручкой по тетради. – Раз уж мы так откровенны – ты, случайно, не приснил какие-нибудь еще географические объекты, о которых нам стоит знать? Горы? Водоемы? – Нет, – ответил Ронан. – Но я приснил Мэтью. – Господи. Ганси жил в непрерывном состоянии невозможности, время от времени поднимаясь до состояния еще большей невозможности. Во всё это было трудно поверить, но вещи, в которые было трудно поверить, продолжались уже месяцами. Ганси и без того пришел к выводу, что Ронан не похож ни на кого; теперь он просто получил еще одно доказательство. – То есть ты знаешь, что означали видения в том дереве? Он имел в виду дерево с дуплом, которое показывало видения всем, кто влезал в него; они обнаружили это дерево во время первого визита в Кабесуотер. Ганси увидел в нем две сцены – первую, когда он, казалось, подошел совсем близко к тому, чтобы поцеловать Блу Сарджент, и вторую, когда он, казалось, подошел совсем близко к тому, чтобы найти Глендауэра. То и другое крайне интересовало Ганси. То и другое казалось абсолютно реальным. – Кошмары, – небрежно отозвался Ронан. Блу и Адам моргнули. Блу переспросила: – Кошмары? И только? Это не предсказания будущего? Ронан ответил: – Когда я приснил это дерево, оно показывало кошмары. Худшие варианты развития событий. Разную фигню, которая, по его мнению, с наибольшей вероятностью могла испортить человеку жизнь на следующий день. Ганси вряд ли классифицировал бы оба видения как «худшие варианты развития событий», но, несомненно, то и другое породило изрядное количество «фигни». Смущенное лицо Блу намекало, что она с ним согласна. Адам, с другой стороны, так шумно вздохнул, как будто удерживался месяцами. И неудивительно. Жизнь Адама и без того представляла собой кошмар, еще до того, как он вошел в дупло. Кошмары, превосходящие реальность, наверняка были просто ужасны. – Можешь ли ты… – начал Ганси, а потом остановился и задумался. – Можешь ли ты приснить какую-нибудь защиту для Кабесуотера? Ронан пожал плечами. – Та черная гадость в Кабесуотере означает черную гадость в моих снах. Я же сказал тебе, что не смог приснить даже глазную мазь для Сарджент вчера вечером, а это сущие пустяки. Ребенок справился бы. А у меня ничего не получилось. – Я попробую помочь, – заявил Адам. – Я могу погадать, пока ты будешь грезить. Возможно, я сумею расчистить энергию – настолько, чтобы у тебя получилось что-нибудь полезное. – Это всё как-то несущественно, – заметил Ганси. На самом деле он имел в виду: «Чудовище такое огромное». Блу выпрямилась и застонала, щупая глаз. – «Несущественное» меня вполне устраивает. Сомневаюсь, что мы должны предпринимать нечто существенное, не поговорив сначала с моей мамой. Я хочу выяснить, что именно видела Гвенллиан. Ух. Ганси, тебе придется отвезти меня домой. Глаз дико болит – из-за этого такое ощущение, что я мешки ворочала. Простите, ребята. В отсутствие информации никакие новые идеи просто не приходили в голову, и остальные воспользовались этим как предлогом, чтобы встать и потянуться. Блу направилась в сторону кухни. Ронан проскакал вперед, нарочно пихнув ее бедром. – Придурок, – сказала Блу, и он радостно заржал. Ганси был искренне растроган звуком этого смеха – именно здесь, здесь, в Амбарах, всего в пятидесяти шагах от того места, где Ронан обнаружил труп своего отца и где его жизнь разлетелась на кусочки. Сейчас этот смех казался таким непринужденным и беспечным – он давал понять, что его можно тратить не задумываясь, потому что там, откуда он исходил, были еще запасы. Рана, вопреки всем прогнозам, исцелялась; жертва в конце концов могла выжить. Ганси и Адам задержались в гостиной – они стояли и думали. Окно выходило на темную парковку, где ожидали «БМВ», «ведро с гайками» и блистательный «Камаро». «Кабан» в свете фонаря на крыльце напоминал космический корабль. Сердце Ганси по-прежнему было полно ожиданий и магии, одновременно темной и светлой. – Ты ведь знаешь про проклятие Блу? – негромко спросил Адам. «Если ты поцелуешь своего любимого, он умрет». Да, Ганси знал. А еще он понимал, почему Адам об этом спрашивал, и чувствовал искушение как-нибудь отшутиться, поскольку ему было до странности неловко говорить о себе и Блу. Ганси вновь превратился в маленького мальчика. Но сегодня была ночь правды, и голос Адама звучал серьезно, поэтому Ганси ответил: – Знаю. – Думаешь, это относится к тебе? – спросил Адам. Ганси осторожно ответил: – Полагаю, что так. Адам обернулся, чтобы убедиться, что Ронан и Блу по-прежнему на кухне, вне пределов слышимости. – А как же ты? – А что я?