До сей минуты Сенлин не был уверен, правильно ли Сфинкс оценивает Люка Марата. Да, этот человек был оппортунистом. Да, он был хулиганом, который без всяких угрызений совести делал вид, что занимается благотворительностью, в то время как создавал и вооружал банду. И конечно же, он был задирой, который любил управлять мыслями людей и использовал подростковую тактику, вроде каракулей в книгах, чтобы проиллюстрировать идиотские идеалы. И хотя его поведение было предосудительным и глупым, Сенлин сомневался, что оно влечет за собой такую опасность, на которую намекала хозяйка Башни. Марат, как ему казалось, не представлял угрозы ни для кого, кроме ходов, которых угораздило попасть под его чары или встать у него на пути. Теперь Сенлин понял, что Марат был гораздо хуже. Он был честолюбивым тираном, человеком, активно создающим новую реальность, в которой невежество обретало святость, а его консолидированные знания – божественность. Доказательством тому служили его поступки. Марат фетишизировал уничтожение книг и всего, что в них содержалось, а затем воровал учебники из библиотек, когда этого потребовали его замыслы. Марат рассказывал, как они все порабощены механизмами Башни, и в это же время строил собственный чудовищный движитель. Марат на самом деле не хотел возвращаться в романтизированное прошлое, когда маленькие племена жили, довольствуясь простыми щедротами земли, не беспокоясь о пороках цивилизации или неуверенности, приходящей одновременно с образованием, открытиями и прогрессом. Он творил новую разновидность варварства, намеревался лишить людей их интеллектуальных ресурсов – а затем представить себя единственным надежным, здравомыслящим и праведным источником мудрости. Он не собирался разрушить Башню, он хотел стать ею! Но Сенлин знал, что, хотя у тиранов было много сильных сторон, их слабость, как правило, одинакова. Они были слишком доверчивы. Для тиранов не существовало ни господствующих фактов, ни универсальных систем исследования, ни очевидных истин. Поскольку они предпочитали собственные измышления здравому смыслу, собственные догмы – дискурсу, то главными средствами, которыми тиран мог воспользоваться для проверки честности и верности другого человека, были клятвы и интуиция. И поскольку у тиранов не оставалось иного выбора, кроме как обучать всех вокруг именно тому, что они хотели услышать, им было легко потворствовать и легко обманывать. По крайней мере, на это надеялся Сенлин. Люк Марат сидел, выпрямившись, в инвалидном кресле на солнечном краю дыры. Свита из ходов – каждый был ростом с Джона – окружала его, настороженно и подозрительно глядя на приближающихся незнакомцев. Марат повернулся лицом к утру и не обернулся даже после того, как стражница Сенлина объявила об их прибытии. Предводитель ходов, казалось, не хотел отрываться от созерцания неба. Когда Сенлин выглянул наружу, он увидел вдалеке дымящийся воздушный корабль. Нить дыма быстро превратилась в толстую черную ленту, когда загорелись оболочки. Судно начало вращаться и падать. С такого расстояния спуск казался неторопливым, даже безмятежным. Когда воздушный корабль разбился в пустыне, он поднял лишь слабое облачко пыли. – А я все думал, можно ли сбить военный корабль с помощью всего лишь одного хода и простого саботажа, – сказал Марат, обращаясь к бесплодному голубому небу. – Я думал, хватит ли чего-то столь маленького, как воля одного мальчика, чтобы сломить оборону, дисциплину и огневую мощь старого военного корабля? Впрочем, что может быть древнее инстинктивной борьбы за свободу? Даже молодые это чувствуют. Даже нерожденные. Только тогда Марат повернулся к ним лицом. Его позолоченные ноги были обнажены. Плетеное кресло с несмазанными колесиками казалось слишком скромным троном для такого великолепия. Его коленные чашечки сияли, как огни сцены. Легкая блаженная улыбка появилась на красивом лице и засияла еще ярче, когда он увидел Сенлина с веревкой на шее. – Ах! Капитан Мадд! – сказал Марат, и его кресло заскрипело, когда он подкатился немного ближе. – Или лучше сказать, Томас Сенлин? Или, может быть, Сирил Пинфилд? Зная, что у него будет только один шанс выступить безупречно, Сенлин изо всех сил постарался казаться скромным. – Я предпочитаю ходдера Тома. – Не может быть! Но все же эти прежние жизни до сих пор липнут к тебе, как смола, не так ли? – Марат отвернулся, продолжая коситься на собеседника, и сказал что-то на ходском охраннику, который держал поводок Сенлина. Юноша приблизился к железному ушку, вбитому в камень. К кольцу уже была привязана туго натянутая веревка. Стражник рубил ее мечом до тех пор, пока джут не истерся и не лопнул; освобожденный канат умчался прочь с быстротой якорной цепи. Убрав остатки старой веревки, стражник закрепил конец привязи Сенлина на столбе. Мрачная мысль промелькнула в голове Сенлина: «Значит, Голл был прав. Все-таки дело закончится виселицей». – А вы те двое, что поймали беглеца, да? – сказал Марат, переводя взгляд с Финна Голла на Джона Тарру; оба они в солнечном свете казались такими испуганными, что кожа сделалась пепельно-серой. – Как прошел путь наверх? Властная версия гостеприимства, которую Сенлин наблюдал в Золотом зоопарке, по-видимому, все еще была очень важной частью спектакля лидера фанатиков. – Хорошо, хорошо, спасибо, – сказал Тарру и добавил, пренебрежительно махнув рукой: – Впрочем, мы наткнулись на кота-трубочиста. – Да, я вижу, что так и было. – Марат указал на рубцы на груди Сенлина. – Обычно эти отметины встречаются только на мертвых. Как же вы выжили? – Тарру ответил на ходском, и Марат сморщил лоб от удовольствия. – Да, конечно. Так и должно быть, ходдер Джон. Ходы умирают в одиночестве, но процветают как единое целое. Тогда, я полагаю, вы готовы получить награду? – О, я уже получил ее. – Джон склонил голову. – Моя награда была дана мне Содиком в виде второго шанса доказать свою верность делу. – Воистину, – сказал Марат, выразительно изогнув брови в сторону Голла. – Но ты, ходдер Финн, конечно же, не откажешься от оплаты своего труда! После всего, что ты пережил, сотня мин избавила бы тебя от страданий, не говоря уже о том, чтобы на толику уменьшить твои долги. Сенлин затаил дыхание, гадая, что скажет его озлобленный спутник. Финн Голл откашлялся: – Честно говоря, награда, которая мне и впрямь нужна, – это увидеть, как Томаса Сенлина повесят и как его глаза вылезут из орбит. – Тяжесть веревки на шее Сенлина удвоилась. Голл продолжил: – Несколько месяцев назад меня загнали в лагерь фанатиков разъяренные должники, которые обвинили в своей несостоятельности мое несчастье. Это было нечестно, учитывая, что я всегда платил по долгам до того, как встретил этого человека, и он решил разрушить мою жизнь. – Голл сплюнул на землю у ног Сенлина. – Когда я присоединился к вашему делу, я сделал все возможное, чтобы забыть свое прошлое – стереть его слово за словом, как учил меня ходдер Содик. Мне нравится думать, что я делал успехи на этом фронте. Но потом я услышал, что ты предлагаешь награду за старину Тома, и это распалило мой гнев. Мне никогда не нужны были деньги, я лишь хотел посмотреть, как его вздернут. – Финн Голл указал на Сенлина, который выглядел так, словно у него что-то застряло в горле. – Взгляните-ка на его физиономию! И ведь он все знает. Я ему все откровенно рассказал. Я сам пригрозил убить его и избавить тебя от лишних хлопот. Я держал пистолет в руках, а его – на прицеле. Я чувствовал, как мой палец жмет на спусковой крючок. – Финн Голл подчеркивал каждое слово ударом кулака. Сенлин краем глаза заметил, как напрягся Джон. Оставалось только надеяться, что друг не наделает глупостей. Не было никакой причины, по которой они оба должны были умереть сегодня. Голл вновь привлек внимание Сенлина громким смехом. – Но знаете ли вы, что сделал этот человек? Когда кот-трубочист загнал меня в угол и начал облизываться, Том мог бы схватить наш рюкзак и убежать. Но старина Том не побежал. Нет, он остался и сражался. – Выражение лица Голла смягчилось. Его кулаки разжались, и он вытянул вперед ладони, подавляя свое негодование. – И тогда я понял, что он совсем другой. Он не тот человек, который сжег мою жизнь, так же как и я не тот человек, который сгорел дотла. Теперь он ходдер Том. А я – ходдер Финн. Сенлин задумался, не ошибся ли Джон насчет актерских способностей Голла, или же он говорил от души. Карлик выглядел очень искренним, когда прибавил: – Моя награда заключается в том, чтобы быть здесь, освободиться от своего гнева и лично встретиться с Королем Ходов. Марат удивил всех своим смехом. – О, я вовсе не Король Ходов! Нет, нет, я ходдер Люк для друзей и Марат для врагов. Нет, Король Ходов там. – Он указал на бездействующую осадную машину в дыре. Почувствовав удивление гостей, Марат пояснил: – Точнее, это будет Королем Ходов, как только его полностью укомплектуют экипажем. – Я ничего не понимаю. Наш король – машина? – спросил Голл. – Не совсем. Вы когда-нибудь слышали о крысином короле? – Новоприбывшие покачали головами, и Марат продолжил: – Иногда, если крысы вынуждены жить в слишком тесном пространстве, их хвосты запутываются и стягиваются узлами. Крысы, обнаружившие, что они связаны с братьями и сестрами, оказываются перед выбором: они могут научиться думать, координировать свои действия и работать как единое целое или же умрут как единое целое. Это и есть крысиный король. Сенлин подавил дрожь, увидев нарисованную Маратом картину. Он изо всех сил старался напустить на себя вид тупой, бездумной преданности, но хрупкая маска все время соскальзывала с лица. Он как будто пытался оседлать змею. К счастью, Люк Марат, казалось, не замечал его борьбы. – Для работы нашей огромной машины требуется сто одиннадцать ходов. Каждая нога, каждая пушка, каждый шарнир должны управляться отдельным ходом, и всем им надлежит работать безупречно в унисон. Мы пойдем вперед как единое целое, победим как единое целое. Это и есть Король Ходов. – А что ты собираешься с ним делать? – спросил Голл. – Всему свое время, ходдер Финн, – сказал Марат и развел руками, словно на сцене. – Должен признаться, я могу понять, почему вы отчасти ненавидите этого человека. – Марат повернул кресло лицом к Сенлину. – После того как ты пренебрег моим гостеприимством и напал на моих последователей, я счел своим долгом получше изучить персону капитана Мадда. Когда я узнал, что ты побывал в Вертуне, я нанес туда визит. Как можешь себе представить, это был своего рода вызов для человека в моем положении – шагнуть к ней в ее сети, но у меня состоялся увлекательнейший разговор с мадам Бхатой. Когда-то ты был учителем. – Да, был, – ответил Сенлин, уже не в первый раз жалея, что в прошлом не проявил большей сдержанности. Марат широко улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. Почему-то Сенлин сомневался, что этот человек питается исключительно жуками. – Скажи мне, ты скучаешь по нему? По преподаванию? – Нет. Теперь я знаю, что мое образование было всего лишь накоплением пустяков и лжи – лжи, которую, стыдно сказать, я передал детям, лжи, которая открылась мне в самый неподходящий момент. – Сенлин до этой минуты выдерживал пронзительный взгляд Марата, но теперь уступил ему в знак смирения. – Признаюсь – я иногда скучаю по этому чувству безопасности, каким бы ложным оно ни было. Но я знаю, что именно мое ученое высокомерие привело меня сюда. Я чувствую себя муравьем, которого плотоядное растение приманило запахом нектара. Башня – это медовая ловушка. – Плотоядные растения. Очаровательно. Ты не совсем забыл свое образование. Сенлин поморщился: – Это постоянная работа. Трудно забыть то, на обучение чему ушло полжизни. – Верно для всех нас. А как же твои друзья, твоя команда? Что случилось с теми людьми, за которых ты был готов убить моих последователей? – Не знаю, – признался Сенлин, слегка пожав плечами. – Я не видел их уже несколько недель. Небо за спиной Марата как будто превратилось в фон на картине. Возможно, это был эффект круглого устья скважины, но Сенлин все больше чувствовал, как его поле зрения сужается, отсекая все, что окружало фанатика с золотыми ногами. – Что ты делал в Пелфии? – Кое-кого искал. – А, точно! Мадам Бхата упомянула, что ты потерял… как же она сказала… молодую жену? Как ей живется в светском обществе? – Светское общество! – усмехнулся Сенлин. – Я познал истинную природу вежливости. Быть вежливым означает критиковать, как другой человек произносит какое-нибудь слово или завязывает галстук, а затем молчать о том, как в уделе вешают бедняков. Быть вежливым – это иметь пылкое мнение о пьесах, актерах и выдуманных историях и никакого – о реальных трагедиях Черной тропы. Вежливое общество – это скопище очевидцев казни. – Хорошо сказано, ходдер Том. Похоже, ты и впрямь преобразился. – Марат подпер кулаком подбородок и прищурился. Сенлин чувствовал, что тиран раздумывает, верить или не верить врагу, который пришел к нему как друг. Марат все еще казался неубежденным, но Сенлин видел, что его сомнения постепенно рассеиваются. – Я благодарен за то, что ты вмешался, когда ходдер Содик нуждался в помощи. Я слышал, что ты также пытался остановить расстрельную команду. – Эти смерти на моей совести, – печально сказал Сенлин. – После того как ходдер Содик защищался от двух громил в переулке, ко мне пришли несколько констеблей. Конечно, я сделал все возможное, чтобы подорвать их расследование, но они все равно использовали меня как предлог для убийства невинных ходов. Марат с глубоким вздохом откинулся на спинку кресла, положив руки на скромные подлокотники. Его лицо погрузилось в тень от сверкания протезов. – Скажи мне, ходдер Том, какие у тебя долги? – Вот, – сказал Сенлин и вытащил должок из-под веревки, висевшей на шее. – Открой его. Посмотри сам. У меня нет секретов. По сигналу Марата охранник разъял кольцо, которым железная трубка крепилась к горлу Сенлина, и вручил маленький цилиндр хозяину. – После этого пути назад нет, ходдер Том. Уверен в своем выборе? – Марат на мгновение задержался, чтобы посмотреть, не поколеблется ли Сенлин, но, когда тот остался непоколебим, сломал восковую печать ногтем большого пальца. Он отвинтил колпачок должка и извлек свернутый в трубочку клочок бумаги. Прочел ее и рассмеялся. – Ты хоть представляешь, что здесь написано? – Нет, хотя я знаю, кто это написал. – Ну, это пелфийский адрес какого-то герцога и обещание награды в двести пятьдесят мин тому, кто откроет должок и вернет его вместе с твоей отрубленной головой. У тебя пугающий талант наживать врагов. – Он женился на моей жене, – сказал Сенлин, зная, что это будет откровением и для Тарру. Он отвернулся, чтобы друг не видел его лица, когда вслед за правдой прозвучит ложь. – Он сделал ее счастливее, чем я когда-либо мог. У нее есть богатство и слава, молодой и красивый муж. Она, конечно же, прогнала меня, а когда герцог узнал… ну ты знаешь, как он поступил – надел на меня клобук и прицепил к шее выкуп. Марат поднял клочок бумаги, зажав его между пальцами. Записка затрепетала на поднявшемся ветру, и, немного подразнив его, ходдер Люк ее отпустил. Обрывок бумаги вылетел на свет дня и скрылся из вида. – Мне кажется, наши с тобой хвосты спутались. Я ценю твою решимость, твои смирение и мужество. Я действительно их ценю, но… – Марат забарабанил длинными пальцами по своим бедрам, отчего раздался звон. – В последний раз, когда я вас видел, ты путешествовал с блюстительницей. Не могу поверить, что ты не диверсант и не шпион. Сенлин даже не вздрогнул. – Тогда я еще не встретился со Сфинксом. Это случилось позже. – В самом деле? – Совершенное самообладание Марата, казалось, пошатнулось. Сенлин не был уверен, было ли это признаком тревоги или азарта. – Скажи мне, как он выглядит? Очевидно, это была проверка, и все же что-то подсказывало Сенлину: он не должен открывать тайну лица Сфинкса, которое хозяйка Башни показывала столь немногим, а рассказать лишь о маске. Он описал ее лицо, похожее на серебряную ложку, змеящиеся черные одежды и удивительно переменчивый рост. А когда закончил, Марат нетерпеливо спросил, не заставил ли его Сфинкс подписать контракт. – Да, я подписал контракт. Марата, похоже, позабавила прямота признания и рассердил скрывавшийся в нем намек на лояльность Сенлина. Сенлин подумал, что Марат уже готов составить о нем мнение, так или иначе. – Скажите мне, ходдер Том, в чем состояло ваше соглашение? – Сфинкс обрел контроль над моим кораблем и моей командой – он был особенно заинтересован в том, чтобы взять под опеку годных для службы брата и сестру. В обмен я получил транспорт в Пелфию, несколько поддельных удостоверений личности, карманные деньги и возможность воссоединиться с женой. По крайней мере, я так считал.