– Ну теперь все появились, можно посидеть, – облегчённо высказался Пакус. Все оживились, принялись переговариваться: – Как дошли? – Нормально, всё хорошо. – Ну что нового, братцы? – Липа, у тебя всё тихо? Никто не скандалит? – Да хорошо, всё хорошо, Аполодорчик. Как старички твои, пыхтят? – Да вроде пока идут дальше. – Пипер, в твоём доме дети хулиганят, по-прежнему? – Слушай, Влас, а ты откуда знаешь про этих пакостников? – Да мне Звенеций говорил, а ему Кучик – они разговаривали на днях. Тут голос подал Гек: – Пакус, если время останется, расскажешь дальше легенду? Стало тихо. Этот вопрос был интересен всем. Пакус на посиделках был самый старший по возрасту среди всех. Он был настолько богат летами, что многое просто не рассказывал – присутствующие просто не поняли бы, о чём он. Но эта тема была понятна всем – древняя легенда о кормышах касалась каждого. Кендя уточнил: – Лучше с самого начала. А то позабыли уж всё. И про тайну обещал что-то поведать. Пакус провёл правой рукой в воздухе перед собой вертикальную линию: – Конечно, братцы, расскажу – если время позволит. А сейчас давайте поболтаем. На посиделках кормыши болтали обо всём – о своих подопечных, о домах, где обитали, о разных случаях, произошедших с кем-нибудь из присутствующих за то время, что прошло после предыдущих посиделок. «Болтать про всё» было обязательным условием, кормыши во время «болтовни» забывали о своём одиночестве, снова становились одним народцем, набирались опыта и знаний об окружающем мире, да и просто отдыхали от повседневных забот. А забот было много. Каждый из присутствующих обитал в доме вместе с людьми. При таком образе жизни многое нужно было учесть, и не забывать про правила. Только соблюдение правил гарантировало длительное и спокойное существование кормыша в доме. Например, категорически нельзя было пугать подопечных. Совершенно недопустимо было устраивать шум в доме. Но, с другой стороны, такие методы, как шум и испуг, были необходимы в определённых ситуациях, когда требовалось их вмешательство, чтобы человек мог избежать беды. Кормыши могли рассказать много историй о пожарах, которые не случились, и как для этого потребовалось разбудить спящего человека, а после пробуждения скорчить ему жуткую рожу, отчего тот в ужасе выбегал из спальни, и замечал тлеющую штору возле обогревателя. Или грохнуть вазу с подоконника, чтоб взрослый появился возле двери на балкон, откуда видел маленького ребёнка, с титаническими усилиями пытающегося перебраться через перила. На сегодняшних посиделках также не обошлось без этих историй. Но сначала нужно рассказать об организации быстрого оповещения внутри своего квартала между его обитателями. Редко, но иной раз требовалось срочно позвать помощь, или срочно сообщить что-то очень важное. Для этого требовалось подать сигнал для привлечения внимания, а потом обозначить место, откуда он исходит. Систему эту придумал Липа. Для начала он пронумеровал все дома, где обитали члены этого мини-сообщества, и терпеливо объяснял каждому, в каком доме он живёт, и для чего это нужно. Когда на очередных посиделках Липа решил устроить экзамен, то выяснил, что все присутствующие отнеслись к его плану пренебрежительно, и внимали его объяснениям «вполуха». Никто толком не запомнил нумерацию домов. Тогда он стащил дома у своих подопечных кусок мела, и нарисовал схему квартала на школьной доске, которая висела в репетиционной – музыканты обозначали на ней табулатуры песен, и короткие нотные пассажи, чтоб эта схема была перед глазами во время подготовки нового материала. Отличие этой доски от стандартной было только в том, что по размеру она была на три четверти меньше. И это помогло – постепенно все приняли во внимание начерченную мелом карту, и через пару посиделок в разговорах уже вовсю оперировали её данными. Когда кто-нибудь из них говорил, что дразнил кошку в переходе между «шестым» и «восьмым», всем было понятно, что это произошло под землёй между домом, где обитали Кучик и Кендя, и «пустым» домом, в котором не было никого из братцев. По крайней мере – пока не было. И тогда слушатель заключал: «А, знаю я эту кошку, это из пятнадцатой квартиры в «девятке», где Пипер живёт – далеко забрела! Видать загуляла». А все остальные дружно кивали, стрекоча и бубукая. Тот же самый Липа разработал систему звуковых оповещений, которую слышно только кормышам. Открытия, конечно, он тут не сделал, но сумел убедить остальных, что это будет удобно. До этого они могли узнавать об изменениях, и даже трагичных, только на очередных посиделках, когда, возможно, уже было поздно. Но теперь, зная правила, кормышу, попавшему в тяжёлую ситуацию, могли помочь остальные. Дело в том, что когти у кормышей, если он их сцепит, и резко разорвёт, издают резкий, щёлкающий звук, который будет слышен только своим. Ни человек, ни какое-нибудь животное этого не заметят. Липа предложил щёлкать определённое количество раз – соответственно нумерации дома. То есть, один щелчок – значит помощи просит Пакус из первого дома. Четыре щелчка – либо Влас, либо Звенеций, и так далее. А если положение сложилось совсем критическое, и братцу угрожает смертельная опасность, то после номера дома нужно было щёлкать беспрерывно, и часто. И взяли страшную клятву друг с друга понапрасну не использовать сигнал смертельной опасности. За нарушение полагалось самое тяжёлое наказание – безвозвратное изгнание с посиделок. На этой встрече Липа, после разной болтовни, которой все, кто пришёл, делились друг с другом, опять опросил всех присутствующих о знаниях номера своего дома и, убедившись, что все помнят его правильно, попросил Кучика рассказать, что с ним недавно произошло, и отчего он так взволнован: – Кучик, расскажи нам, что у тебя недавно случилось, я помню, что ты обязательно хотел поделиться этим со всеми? Тот покачался из стороны в сторону, кивнул головой, и начал рассказывать: – А вот, братцы, послушайте, какая штука произошла со мной недавно вечером. Я случайно зацепился своим покровом за крючок на шторе, и решил повисеть до ночи, чтобы потом спокойно выпутаться. А мои домашние как раз притащили какую-то новую игрушку, но я не сразу понял, как они с ней игрались. Знаете, похожа на мясорубку, только без ручки и крепежа, и в том месте, откуда фарш выходит, там один глаз, круглый и стеклянный. Ну и цвет у неё – чёрный. Пипер вытаращил глаза: – Ну и ну, вот это да-а-а! Кучик остановил его: – Не нукай! Я ещё не договорил, не перебивай! Так слушайте дальше, в общем, эту штуку они держат в руке, и прижимают к одному своему глазу ту сторону, где должна быть ручка у мясорубки, и потом ходят по комнате, водят её круглым глазом по всем сторонам. Дальше происходит вот что – эту штуку цепляют шнуром к телевизору. Пипер, ты знаешь, что это такое – телевизор? Пипер заулыбался: – Да знаю же, домашние в нём смотрят про погоду. – Ну и не только про погоду, про других людей всякое тоже разглядывают. Так вот, скоро я уяснил, что эта штука называется «камера», и она смотрит на то, куда направлен этот круглый глаз. И эта камера запоминает всё то, что видит. После люди через шнур подцепляют камеру к телевизору, и смотрят, что она запомнила. В разговор вступил Аполодор: – Кучик, ты зачем нам эту ерунду рассказываешь? Ну мало ли какие игрушки у людей есть? – Аполодорчик, ты как Пипер, такой же нетерпеливый. Не перебивайте, ещё немного осталось. Так вот, слушайте – они стали смотреть, что эта камера запомнила. А запомнила она всё то, что было в этой комнате, и куда они направляли её стеклянный глаз – стол, коврик, шкаф, друг друга. И когда дошли до штор на окнах, то там было тёмное круглое пятно, которое шевелилось. Я это сам видел, со шторы телевизор недалеко. Теперь уже Звенеций удивился: – Что ещё за пятно? Кучик покачал головой: – Вот если бы ты, Звенчик ненаглядный, слушал мой рассказ с самого начала, то запомнил бы, что это я зацепился за штору, и висел там! Это меня камера запомнила! Понятно тебе? Все сидевшие в круге замолчали, обдумывая услышанное. Кучик тоже молчал, ждал высказываний остальных. Известно, что кормыш только бегать быстро умеет, а вот соображает – медленно. Наконец отозвался Кендя: – Попробую разгадать этот секрет с камерой, и скажу сразу, что я вижу в этом большую проруху. Послушайте, что я думаю – выходит, глаз камеры устроен по-другому, чем глаз человека, и поэтому он нас видит. Игра в камеру может понравится людям, и они все начнут приносить эти штуки в дома. Тогда рано или поздно нас заметят. Все опять замолчали – обдумывали. Тишину нарушил Влас: – Значит, получается, что эта штука запоминает всё, на что смотрит её стеклянный глаз? Кучик тряхнул шерстью: – Именно так и есть, я это сам видел. Влас продолжил свою мысль: – Вот что в голову пришло, слушайте – вы все знаете, что среди людей есть некоторые особи, у которых в голове пусто, и они не могут научится добывать себе пропитание. Эти типы умеют только отобрать готовое у кого-нибудь. Но не все готовы отдать им добытое, начинают сопротивляться. И тогда пустоголовые достигают своего силой. Делают это в разных местах – в домах, на улице. Потом убегают и прячутся. Если везде поставить эти штуки, то они запомнят всех тех, кто нарушает правила, и их потом будет легче найти и поймать. Так? – Всё верно, Влас. – Значит, рано или поздно, эти камеры будут у людей везде. Но эти штуки запомнят тогда и нас, мы ведь ходим туда-сюда. И везде ходим, в разных местах. А камеры эти будут ставить в тайных точках, чтобы никто не знал, и мы не будем знать всех этих точек. И в итоге попадём в память этих игрушек. В разговор вступил молчавший всё это время Кендя: – Вот я и говорю – проруха будет. Про нас тогда все люди узнают. А это плохо кончается. Гек вспомнил своё: – Послушайте, братцы – когда я был ещё совсем маленький, мне опекун рассказывал, да вы его знаете, он на Застройке обитает, так вот, он говорил, что помнит те времена, когда люди нас видели. Потом на это был запрет. Теперь что – назад всё пошло? – Ты о чём? – уточнил Влас. – Ну, я хочу сказать, точнее, спросить – вы думаете, они захотят нас добить окончательно? А если нет? А если они тогда решат опять с нами вместе проживать, как раньше, и без пряток как сейчас? – Забудьте про «как раньше», – Пакус, самый старший из всех присутствующих, решил сказать своё слово, – как раньше уже не будет. Те времена прошли. Люди нас давно не видят, отвыкли. Если сейчас вскрыться, то они нас отлавливать начнут, это они умеют. А как поймают, посадят по клеткам, всем желающим будут показывать. А остальных по больницам отвезут, разрезать начнут. – А разрезать-то нас зачем? – округлив от ужаса глаза, испуганно спросил Пипер. – Это они так всё изучают, чтобы знать больше. Называется это занятие – наука. Я на эти изучения насмотрелся, давно это было, ещё когда в большом доме обитал, там все в халатах белых ходили. То, что люди там со зверьками маленькими делали – вспоминать страшно, вам лучше и не знать. Стало тихо. Новость тщательно обдумывалась. Затем посыпалось с разных сторон: – Беда, братцы, это – беда! – Вот что же творится-то вокруг, а? – А ведь точно так и будет дальше, Пакус правильно догадался! – Пакус умный, Пакус знает! – Надо что-то придумывать. – Да чего тут придумаешь то? Ходить нигде нельзя будет, в доме тоже сложно жить станет. Что тут придумать можно? Ох, пропали мы!