Капитан Уильям Снелгрейв собирал груз африканцев на Невольничьем берегу Бенина, чтобы перевезти их в Антигуа, когда, к своему удивлению, его пригласил местный король Ардра (которого также называли Аллада). Это поставило перед ним дилемму. С одной стороны, Снелгрейв не осмеливался отказываться, если он хотел и дальше иметь возможность получать отсюда невольников. Но, с другой стороны, он полагал, что король и его люди были «жестокими каннибалами». Капитан решил проблему, взяв с собой к королю охрану из десяти матросов, «вооруженных мушкетами и пистолетами, которых дикари, которых я знал, очень боялись» [28]. Проплыв вверх по реке четверть мили, Снелгрейв добрался до короля, «сидящего на троне под тенистыми ветвями деревьев», окруженного пятьюдесятью приближенными и большим отрядом воинов, стоявших поблизости. Все они были с луками, стрелами, мечами и острыми копьями. Вооруженные моряки выстроились «напротив них, на расстоянии приблизительно двадцати шагов», пока Снелгрейв дарил подарки восхищенному королю. Капитан вскоре заметил «маленького негритянского ребенка, привязанного за ногу и лежащего на земле». Поблизости стояли два африканских жреца. Ребенок был «симпатичным мальчиком примерно полутора лет», но он был весь облеплен мухами и паразитами. Возмущенный капитан спросил короля: «Почему этот ребенок привязан?» Король ответил, что «его этой ночью должны пожертвовать богу Egbo». Ошеломленный этим ответом, Снелгрейв немедленно приказал, чтобы один из его матросов «отвязал ребенка». Когда тот выполнил распоряжение, один из воинов короля бросился к моряку, размахивая копьем. Тогда капитан встал и вытащил пистолет, остановив воина, повергнув короля в страх и возбудив всеобщий шум. Когда порядок был восстановлен, Снелгрейв пожаловался королю на поведение воина. Король ответил, что Снелгрейв сам виноват, потому что не имел права приказывать матросу забрать ребенка, «который является собственностью бога». Капитан извинился, объяснив, что его религия «запрещает жертвоприношения невинных детей». Он также процитировал «золотое правило»: «Великий человеческий закон гласит — не делай людям то, что ты не хочешь, чтобы сделали с тобой». Конфликт в конце концов был разрешен — но не с помощью богословия, а за оплату, поскольку Снелгрейв предложил выкупить ребенка и протянул королю «бусы, стоимость которых составляла около полушиллинга». Король принял предложение. Снелгрейв был удивлен такой низкой цене, так как обычно такие продавцы, как король, «были готовы обмануть нас». Оставшееся время прошло за едой — все угощались европейской пищей и напитками, которые Снелгрейв подарил королю. Им также предложили африканское пальмовое вино, но капитан отказался его выпить, так как разделял мудрое мнение, бытовавшее среди капитанов других невольничьих судов, о том, что вино могло быть «искусно отравлено». Матросы этого не боялись и пили с удовольствием. После этого король заявил, что «вполне доволен» посещением, что означало, что дальше рабов будет еще больше. Когда европейцы отправились обратно на свой корабль, Снелгрейв обратился к одному из членов команды и попросил «найти среди женщин-невольниц какую-нибудь кормилицу, которая сможет позаботиться о несчастном ребенке». Матрос ответил, что «он уже присмотрел одну». У этой женщины «было много молока в груди». Как только Снелгрейв и матросы поднялись на борт, та самая женщина, которую они обсуждали, увидела их с маленьким мальчиком и бросилась к ним, «выхватив его из рук белого». Оказалось, что это был ее собственный ребенок. Капитан Снелгрейв купил ее, не зная об этом. Капитан отметил, что «никогда он не видел более трогательной сцены, чем встреча матери с ее маленьким сыном». Переводчик, который был на этом судне, рассказал женщине о том, что случилось, и, как писал Снелгрейв, «о том, что я спас ее ребенка от жертвоприношения». Эта история распространилась по всему судну среди трехсот пленников на борту, и все они «выражали мне благодарность, хлопая в ладоши, и исполняли песни, восхваляя меня». Но благодарность на этом не заканчивалась, и Снелгрейв отметил: «Это дело оказало нам большую услугу, поскольку к нам стали хорошо относиться, и поэтому у нас на судне за все время плавания не было бунта». Благосклонность к Снелгрейву сохранялась и по прибытии в Антигуа. Когда он рассказал историю ребенка и матери мистеру Стадели, рабовладельцу, «тот купил и мать, и сына и стал для них добрым хозяином». Уильям Снелгрейв мог думать об африканцах как о «жестоких каннибалах» и думать о себе как о нравственном, цивилизованном спасителе и добром христианине, которого дикари должны были уважать и приветствовать. Он мог считать себя хранителем семей, но он же и разрушал их. Он мог радоваться гуманному исходу для этих двух невольников, но именно он отдал на плантации сотни людей, приговоренных к бесконечному тяжелому труду и преждевременной смерти. Тем не менее «золотое правило», о котором он вспомнил, вскоре станет главным постулатом движения против рабства. Капитан Уильям Уоткинс Когда «Африка», бристольское работорговое судно, капитаном которого был Уильям Уоткинс, встало на якорь на реке Калабар в конце 1760-х, пленники сняли кандалы, разбив их так тихо, как только было возможно. Большинству удалось освободиться от оков и выбраться на главную палубу. Они стремились добраться до склада оружия в кормовой части и захватить его, чтобы вернуть себе потерянную свободу. В таких бунтах не было ничего необычного, как писал моряк Генри Эллисон, так как невольники восставали из-за «любви к свободе», «плохого обращения» или «духа мщения» [29]. Члены команды «Африки» были застигнуты врасплох; они, казалось, понятия не имели, что у них буквально под ногами начался бунт. Но как раз в тот момент, когда мятежники «взламывали запертую дверь», с соседнего невольничьего корабля «Найтингейл» приплыли Эллисон и семь членов команды, «вооруженные пистолетами и ножами». Они увидели, что случилось, и, устроив баррикаду, начали стрелять в воздух над головами мятежников, чтобы напугать их и вынудить подчиниться. Но это не помогло, и тогда матросы открыли огонь по мятежникам, убив одного из них. Невольники предприняли вторую попытку выломать забаррикадированную дверь, но моряки держались твердо и вынудили их отступить на корму. Когда вооруженные матросы настигли бунтовщиков, некоторые из рабов выпрыгнули за борт, другие остались на палубе, чтобы сражаться. Моряки вновь стали стрелять и убили еще двоих. Как только команда взяла ситуацию под контроль, капитан Уоткинс навел порядок. Он выбрал восемь из мятежников «для примера». Их связали, матросы команды «Африки» и восемь человек с «Найтингейла» взяли в руки кнуты. Моряки «пороли их до изнеможения». Затем капитан Уоткинс взял приспособление, которое называли «мучитель», которое состояло из комбинации поварских щипцов и хирургических инструментов. Он раскалил его добела и начал ставить клейма на тела пленных. «После этого их бросили вниз», — как написал Эллисон. Судя по всему, они все выжили. Однако попытки поднять мятеж не прекращались. Капитан Уоткинс подозревал, что один из его собственных матросов был вовлечен в заговор, что он «подстрекал рабов на бунт». Он обвинял неназванного черного матроса, кока судна, в помощи восставшим, «потому что тот якобы снабдил их инструментами, чтобы они смогли освободиться от оков». Эллисон сомневался в этом, говоря, что это только предположение «без доказательства фактов». Однако капитан Уоткинс все же приказал надеть на кока железный воротник, который обычно применяли в качестве наказания для самых буйных рабов. Этого человека «приковали цепью к главной мачте», где он оставался днем и ночью в течение несколько дней. Ему давали «только один банан и одну пинту воды в день». Из одежды на нем оставались только пара штанов, которые едва «защищали его от суровой ночи». Закованный матрос оставался привязанным к мачте в течение трех недель, страдая от голода. Когда «Африка» набрала полный груз из 310 рабов и команда подготовилась к дальнему плаванию из залива Биафра, капитан Уоткинс решил, что наказание повара нужно продолжать. Он договорился с другим капитаном, Джозефом Картером, и передал кока на борт «Найтингейла», где его снова приковали к вершине главной мачты и опять давали такой же скудный паек пищи и воды. После еще десяти дней черный матрос сошел с ума. «Голод и насилие, — говорит Эллисон, — превратили его в скелет». В течение трех дней он, обезумев, изо всех сил пытался освободиться от пут, разрывая кожу цепями в нескольких местах по всему телу. Воротник на шее «нашел свой путь к костям». «Несчастный человек, — писал Эллисон, — являл самое отвратительное зрелище». После пяти недель на двух судах, «после невообразимых страданий смерть освободила его». Эллисон был одним из матросов, которым было приказано выбросить его тело за борт. Останки черного моряка были «немедленно сожраны акулами». Капитан Джеймс Фрейзер Томас Кларксон посетил невольничий рынок в порту Бристоля в июле 1787 г., собирая свидетельства для движения аболиционистов, где он обратился за помощью к человеку по имени Ричард Бургес, поверенному в делах, который выступал против торговли людьми. Когда в беседе были упомянуты капитаны невольничьих судов, нетерпеливый Бургес закричал, что они все давно заслуживают «быть повешенными» — все, кроме одного. Кроме капитана Джеймса Фрейзера из Бристоля, человека, который провел двадцать лет в работорговле, пять раз плавал в Анголу, Калабар, на Золотой берег и др. И при этом Бургес не был единственным аболиционистом, который уважал Фрейзера. Александр Фальконбридж, врач, который написал пламенный обвинительный акт о работорговле, плавал с Фрейзером, хорошо знал его и сказал, «что это один из лучших людей в торговле». Кларксон в итоге поддержал этот хор похвал [30]. Фрейзер управлял небольшим судном практически без применения насилия. Когда он предстал перед парламентским комитетом в 1790 г., он сказал: «Ангольские рабы миролюбивы, это редкое качество позволяло не заковывать их в кандалы; и им было разрешено самим выбирать, на какой палубе находиться, в зависимости от того, было тепло или холодно». В результате они «веселились» на борту. Он добавил, что считает, что невольники из других мест африканского побережья совсем другие — «более порочные» и склонные к восстанию. Но в отношении ангольцев он был очень умерен в оценках: «Как только земля исчезала с горизонта, я обычно снимал с них наручники и кандалы. Во время плавания по Среднему пути я никогда не держал их закованными, за исключением нескольких преступников, которые были опасны и подстрекали невольников к бунту против белых». Он всегда следил, чтобы невольники находились в чистых помещениях, и устраивал для них «частые развлечения, привычные для их страны». Он давал им хорошую и разнообразную еду, ту, к которой они привыкли у себя на родине. Тех, кто отказывался есть, как объяснял Фрейзер, «я всегда пытался убедить, так как насилие всегда неэффективно». Заболевших отправляли к врачу, и «врачам было приказано оказывать им хороший уход и давать все, что они попросят». В парламентском комитете он сделал одно из самых необычных заявлений: «Обычно мы выбирали самых гуманных и добросердечных из судовой команды для того, чтобы они заботились о невольниках и обеспечивали всем необходимым». Он не прощал нарушений: «Я собственными руками наказывал матросов за то, что они плохо обращались с неграми». Следствием этого стала низкая смертность на его судах — как среди матросов, так и среди рабов (за исключением случаев эпидемии). Он настаивал, что всегда обращался с матросами «милосердно и с заботой». В качестве доказательства он говорил, что матросы стремились плавать с ним снова и снова. И действительно, Фальконбридж плавал с ним три раза [31]. Фальконбридж опровергал показания Фрейзера в нескольких ключевых моментах: он считал, что количество невольников, которых похитили ради продажи, было значительно большим, чем признавал Фрейзер, и что сам Фрейзер покупал их, не задавая вопросов, откуда их ему доставили. Материальные условия на судне были хуже, чем рассказывал капитан, и невольники были не столь веселы и миролюбивы, о чем свидетельствовали многочисленные случаи самоубийств. Однако он добавил, что капитан «всегда советовал плантаторам не разделять родственников или друзей». И Фрейзер действительно часто поступал именно так, как говорил: «обращался с невольниками хорошо; всегда позволял им глоток грога по утрам и вечерам; когда кто-нибудь заболевал, он посылал этому человеку еду со своего стола и расспрашивал каждый день о его самочувствии». Капитан и торговец Роберт Норрис Норрис был талантливым человеком. Он был опытным и успешным ливерпульским капитаном невольничьего судна и скопил достаточно денег, чтобы оставить плавание и заняться работорговлей. Он был также писателем и историком, рассуждавшим о пользе рабства. В 1788 г. он сделал и анонимно издал «Краткий обзор африканской работорговли, собранный на основе местных сведений». В следующем году он написал историю Западной Африки, опираясь на свой собственный опыт: «Воспоминания о правлении Босса Адде, короля Дагомеи, внутренней страны Гвинеи». В ней он оправдывал краткость своего описания Африки так: «Глупость местных жителей создавала непреодолимый барьер для исследователя». Норрис представлял Ливерпуль на парламентских слушаниях, проведенных между 1788 и 1791 гг. Он был одним из защитников работорговли [32]. В первую очередь на этих слушаниях перед комитетом палаты общин в июне 1788 г. Норрис подробно описал плавание по Среднему пути. Невольники находились в хороших условиях — в помещениях на нижней палубе, которые, как он утверждал, «матросы постоянно чистили». Помещения проветривались и были достаточно просторными. Невольники спали на чистых тюфяках, «которые были удобнее коек и гамаков». Их кормили разнообразной и вкусной едой. Мужчины и мальчики играли на музыкальных инструментах и пели, в то время как женщины и девочки «развлекали себя, делая различные украшения из бусин, которыми их снабжали в изобилии». Невольникам даже предоставляли «такую роскошь, как трубки и табак», и иногда даже глоток бренди, особенно когда было холодно. Поддерживать такие замечательные условия, как объяснил Норрис, было в интересах капитана, поскольку он получал 6% сверх своего жалованья от продажи невольников, которых он доставлял живыми и здоровыми на запад Атлантики. Норрис объяснил членам парламента, что в работорговле отлично объединялись «интерес» и «гуманность». Другое яркое свидетельство Норриса, которое не было предназначено для публикации, свидетельствует о менее идиллической истине. Норрис вел судовой журнал на корабле «Юнити» во время рейсов из Ливерпуля на Ямайку и обратно между 1769 и 1771 гг. Через неделю после того, как корабль снялся с якоря на Ямайке и поднял паруса, чтобы пересечь Атлантику, Норрис записал, что «рабы подняли восстание, в это время были убиты две женщины». Две недели спустя невольники снова подняли мятеж, на этот раз его возглавили и в нем принимали участие женщины, поэтому капитан выбрал для них специальное наказание: «каждой по 24 удара плетью». Три дня спустя они предприняли третью попытку, и несколько человек смогли избавиться от оков, однако Норрису и членам команды удалось снова заковать их в кандалы. На следующее утро рабы предприняли еще одну, четвертую, попытку освободиться: «Рабы попытались начать бунт ночью, рассчитывая перебить всех белых или утопиться». Он добавил, что они «признались в своих намерениях и что женщины, так же как и мужчины, решили, что если и на этот раз у них ничего не получится, то они выпрыгнут за борт, чтобы больше не быть закованными в кандалы. Рабы также договорились, что последним средством станет поджог судна». Они были настроены так решительно, что в случае неудачи запланировали массовое самоубийство — либо утопиться, либо сжечь всех и себя в том числе. «Их упрямство, — написал Норрис, — заставило меня потребовать казнить главаря». Но даже на этом все не закончилось. Мужчина, которого Норрис назвал № 3, и женщина № 4 провели на корабле длительное время, продолжая сопротивляться и умерев в припадках безумия. «Они несколько раз пытались утопиться, когда поняли, что восстание не удалось». Торговец Хэмфри Морис На борту судна Хэмфри Мориса «Кэтрин» невольники умирали от разных причин, как об этом писал капитан Джон Дадж в 1727-1728 гг. Мужчина и женщина выскочили за борт и утонули, первый на африканском побережье, вторая во время Среднего пути. Другая женщина погибла от «паралича, у нее перестали двигаться конечности». Кто-то из мужчин умер от «печали и меланхолии», другой «от печали и безумия». «Печаль» обычно означала, что плеть на человека больше не действовала. Многие погибли из-за лихорадки, «опухоли и болей в теле», «летаргии и водянки». Кто-то был так истощен, что скончался от этого. Еще девятнадцать человек умерли, главным образом, от дизентерии. Одному мальчику удалось «сбежать, когда они проплывали мимо Дагомеи». Возможно, он был родом из этих мест [33]. Все эти безымянные люди, плюс огромная цифра в 678 человек, которых привез капитан Дадж в Антигуа, принадлежали Хэмфри Морису, выходцу из торговой семьи в Лондоне, члену парламента, другу и партнеру премьер-министра Роберта Уолпола и управляющему Государственным банком Англии. Он был вовлечен в торговлю на высшем уровне — в финансовый капитал и экономику Британской империи. Ему принадлежали роскошное родовое имение в Корнуэлле и великолепный дом в Лондоне. Слуги исполняли каждое желание этого джентльмена. Благодаря удачному браку он установил связи с другими влиятельными торговыми семьями. Он был членом правящего класса. Морис, кроме того, был одним из сторонников свободной торговли, которые вели войну с монополией Королевской африканской компании в первые годы XVIII столетия. Именно он был хозяином фирмы, где плавал капитан Уильям Снелгрейв. Он был одним из тех, кто убедил парламент послать корабль «Ласточка», находящийся на службе Его Королевского Величества, для поимки пирата Бартоломью Робертса на побережье Африки в феврале 1722 г. Морис торговал с Европой (особенно с Голландией), с Россией, Вест-Индией и Северной Америкой, но сердце его торговой империи находилось в Африке. Он был ведущим работорговцем Лондона начала XVIII в. «Кэтрин» была одним из небольших судов работорговой флотилии, принадлежавших Морису и названных именами его жены и дочерей. (Интересно было бы узнать, что чувствовали жена Кэтрин или дочь Сара, зная, что на невольничьих судах, названных их именами, на ягодицах невольников ставили клеймо из букв «К» или «С»...) Корабли Мориса составляли почти 10% рабов Лондона, когда городу принадлежали больше «гвинейцев», чем Бристолю и Ливерпулю. Они совершили 62 рейса, которые принесли прибыль в 12 000 ф. ст. из Африки и привезли почти 20 тыс человек на плантации Нового Света. Эти цифры не включают тех, кого продали за золото на португальские суда. Золото, как любил говорить Морис, не огорчается из-за смертности во время Среднего пути. Морис был занятым торговцем и судовладельцем. Он делал бизнес, изучив детали торговли, которые были отражены в его подробных инструкциях капитанам. Он разъяснял им методы торговли, имеющие отличия в разных африканских портах. Он знал, что слишком долгое пребывание на побережье, пока судно собирает живой груз, провоцирует высокую смертность, поэтому он разработал систему взаимодействия между своими судами, чтобы быстро увозить невольников. Он требовал от капитанов приобретать рабов в возрасте от двенадцати до двадцати пяти лет, так, чтобы на двух мужчин приходилась одна женщина, и чтобы они были «хорошие и здоровые, не хромые и не больные». Он, несомненно, следовал рекомендациям работорговцев на Ямайке, которые советовали «стараться избегать следующих дефектов»: карликов и слишком высоких; уродливых; женщин с отвисшими грудями, которых смертельно ненавидят испанцы; желтую кожу, с пятнами или язвами; отсутствие зубов, пальцев или глаза; тонкие голени, кривые ноги; страдающих лунатизмом, летаргией; слабоумных [34]. Также в документе указывалось, чем должны питаться невольники и как нужно готовить им еду. Предписывалось, чтобы и с матросами, и с невольниками обращались одинаково хорошо. На кораблях должны быть врачи, чтобы сражаться с цингой. Морис приказал капитанам проверять, чтобы «ваши негры были чистыми и хорошо выбритыми, для того чтобы они дороже выглядели и производили хорошее впечатление на плантаторов и покупателей». Трудно точно подсчитать, какая часть состояния Мориса, его земель, кораблей, товаров и капитала, была получена в результате работорговли. Однако известно, что, несмотря на высокие доходы, он считал их недостаточными для поддержания положенного ему образа жизни. Поэтому он обманул Государственный банк Англии (на сумму около 29 000 ф. ст. — это соответствует 7,5 млн долл, в 2007 г.), представив фальшивые векселя и пользуясь неопытностью служащих банка, фондами которого он управлял. Умер Морис 16 ноября 1731 г. в условиях, которые сильно отличались от тех, в которых находились умиравшие на борту «Кэтрин» или любого другого его корабля. Но смерть этого легендарного работорговца была все же ужасной. Люди перешептывались, что «он был отравлен». Торговец Генри Лоуренс В апреле 1769 г. Генри Лоуренс, один из самых богатых торговцев молодой Америки, написал капитану Хинсону Тодду, набиравшему груз на Ямайке, чтобы тот отправлялся в Чарльстон в Южной Каролине. Лоуренс был опытным работорговцем, и его беспокоило, что у Тодда как раз опыта не было. Поэтому он предупреждал капитана, что, если торговец Ямайки «должен отправить негров на шлюпке вашего корабля, примите все меры против возможного восстания. Никогда ни на минутку не давайте им возможности завладеть вами. Сделайте все возможное, чтобы они были в вашей власти. Достаточно мгновения, чтобы лишить вас этого и добиться уничтожения всей вашей команды, но все же вы все равно можете обращаться с ними со всей гуманностью». Это странное, но разоблачающее утверждение. Лоуренс требовал от капитана относиться «со всей гуманностью» к людям, которые смогут за долю секунды использовать шанс, чтобы уничтожить его самого и всю его команду. Перед такими противоречиями оказался не один только Лоуренс. Он знал о жестокой реальности работорговли и сопротивлении, которое она всегда порождала, и все же он пытался облагородить ситуацию. Возможно, он это делал из боязни напугать капитана, который мог слишком остро отреагировать и испортить его опасную, но ценную собственность. [35]. Лоуренс к этому времени уже нажил капитал на быстро развивавшейся атлантической торговле, в частности на продаже рабов. В 1749 г., двадцатипятилетним юношей, он организовал торговую компанию «Остин & Лоуренс», которая через десять лет расширилась за счет нового партнера Джорджа Эплби. Более половины рабов, которые Англия ввезла в свои колонии в Америке (ставшие потом Соединенными Штатами), попадали туда через город Чарльстон, откуда они распространялись по всему Югу. Его фирма играла в этом процессе ведущую роль, и сам Лоуренс был хорошо осведомлен об этнографических различиях африканских племен, которых доставляли невольничьи суда. Он отдавал предпочтение народам Гамбии и Золотого берега для работ на плантациях и испытывал решительное отвращение к племени игбо и ангольцам [36]. Подобно представителю предыдущего поколения Хэмфри Морису, Лоуренс организовал почти шестьдесят судов для доставки рабов. В отличие от Мориса, который, в основном, был единственным владельцем и инвестором таких рейсов, Лоуренс распределял риски, объединяя капиталы в торговую компанию. Он писал: «Африканская торговля более склонна к всевозможным несчастным случаям, чем любая другая, поэтому очень важно самому стать авантюристом, чтобы избежать разорения». Торговля была опасна, как он предостерегал капитана Тодда, но она также приносила прибыль или, как он когда-то выразился, была самым «выгодным делом». К 1760 г. Лоуренс был одним из самых богатых торговцев не только в Южной Каролине, но и во всех американских колониях. В 1763 г. он осознанно забрал большую часть своих вложений из бизнеса работорговли, хотя, судя по его письму к капитану Тодду, он продолжал ею заниматься. Он потерял обоих партнеров и богатых покровителей, что, возможно, вынудило его прекратить рисковать. Или, возможно, богатый торговец просто больше не желал быть «авантюристом». В любом случае, он обратил свое внимание — и свою прибыль от работорговли — на разные сферы деятельности: плантации, спекуляции землей, политику. Он приобретал и объединял участки, и в течение некоторого времени у него оказалось шесть крупных плантаций. Две из них (Broughton Island, New Норе) были расположены в Джорджии и четыре — в Южной Каролине (Wambaw, Wrights Savannah, Mount Tacitus, Mepkin). Последняя плантация, его главная резиденция, составляла 3143 акра, и там целая сотня рабов выращивала рис и другие продукты на экспорт. Все это отправлялось на тридцать миль вниз по течению реки Купер к Чарльстону и оттуда вливалось в атлантическую экономику. Лоуренс превратил экономическую власть в политическую. Его 17 раз избирали делегатом от Южной Каролины в Континентальный конгресс, где он некоторое время занимал пост председателя. Он способствовал подписанию Парижского мира, который дал американским колониям независимость11, и в 1787 г. он был избран представителем Южной Каролины для выработки Конституции (хотя он отказался от дальнейшей службы). Этот человек, который советовал капитану Тодду стараться не попасть в руки своих пленников, ради своего богатства, положения и благородной жизни держал в своей власти плантатора и работорговца сотни и даже тысячи жизней.