Патриция начала читать. В этот раз голова морской феи не понадобилась ей в качестве переводчицы. Язык был легко понятным, хотя вроде бы это не то наречие, на котором говорят в Опале. Похоже, это личный дневник Эдвина. На титульном листе сверкала витиеватая подпись, сделанная золотистыми буквами: «Эдвин». Дат, как в журнале капитана, тут не стояло. Когда были сделаны записи, не ясно. Чернила не выглядят свежими. Эдвин мог вести свой дневник хоть в прошлом столетии или вообще несколько веков назад. Он ведь бессмертный. Для бессмертного, время и даты не имею значения. Читать его дневник было приятнее, чем беседовать с ним самим, ведь тут всё понятно. Многозначительные намеки в тексте отсутствовали. Эдвин будто писал для самого себя. «Прошло три века с тех пор, как Роза меня бросила. Я начал привыкать к одиночеству. Вначале я ждал, что она вернется. Я сидел годами в драконьей империи и надеялся, что духи вот-вот принесут мне известие, что императрица объявилась. Однако время шло, и я понял, что в этот раз Роза исчезла окончательно. Как-то раз она попыталась отбить у меня власть. Наше противостояние продлилось целый век. Позже Роза принесла извинения и пообещала, что больше не станет играть со мной в прятки, но ее раскаяния хватило ненадолго. Моя императрица решила затеять со мной маскарад. Для талантливой волшебницы это ничего не стоило. Роза придумала способ похищать чужие тела и носить их, будто наряды. Ей очень нравилось менять внешность. Таким образом она могла испытывать меня на верность, дразня меня в новом облике. Красавицам, чьи тела она использовала, ее маскарад стоил жизни. Зато Роза стала самодовольной. Она отнимала личности то королев, то герцогинь, то сельских дворянок, то обычных коломбин. Титул и ранг перестали иметь для нее значение. Главным была внешность. Если девушка нравилась Розе, то она становилась ее маской. Или лучше сказать ее платьем? Куда при этом девалось тело самой Розы, я так и не понял. Моя императрица занимала чужое тело и обитала в нем, пока тело не начинало гнить от разложения. Увы, едва вытеснить из тела душу, как оно умирает и подвергается гниению. Роза могла носить свои маски недолго. Едва они портились, она искала новое тело. Ее маскарад растянулся на века. Я сам император волшебной империи и великий чародей, но отыскать свою бессмертную супругу среди череды незнакомых женщин я оказался не в силах. Любая встречная может оказаться Розой. Вначале мне давался тонкий намек. Роза выбирала своим новым сущностям имена в честь какого-либо цветка. Потом она сменила тактику. Имена в честь цветов перестали быть модными. Отныне ее могут звать, как угодно. Она может оказаться как блондинкой, так и рыжей, и даже снова стать брюнеткой. Хотя вначале маскарада она предпочитала похищать тела блондинок. Ангельский тип внешности был ее любимым. Ее можно было узнать по белокурым локонам и голубым глазам. В последний раз, когда я видел ее, она была шатенкой, и ее звали Морвеной. Морвена была лихим капитаном пиратов. Я был удивлен тем, что головорезы, которые не боятся даже дракона, подчиняются хрупкой девушке. Тут не обошлось без магии. Я долго летал над кораблем и оказался прав. Внутри Морвены жила волшебница Роза. С лица Морвены на меня смотрели глаза Розы. Я узнал ее сразу, а вот она меня больше не узнавала. Вначале я думал, что она притворяется, но позже понял, что ошибся. Память Розы как будто испарилась, но и воспоминаний Морвены в ее голове не осталось. Я долго разбирался, в чем тут дело, перекопал кучу колдовских книг и нашел ответ. Когда волшебник крадет чье-то тело, он присваивает себе и чужое сознание. Один раз этот опыт можно стерпеть, но если менять тела очень часто, то память стирается под давлением чужих воспоминаний. Роза доигралась. Она хотела обмануть дракона, а обманула себя. Даже своих собственных волшебных слуг она теперь не может вспомнить и принимает их за чужих. Она удивляется, почему они ей служат, и воспринимает их службу, как случайный подарок судьбы. А когда-то все эти чудовищные существа ходили у нее по струнке. Теперь она сама их побаивается, хотя они до сих пор ей кланяются, ведь даже потеряв память, она остается их императрицей». Патриция прервала чтение. Как это похоже на ее ситуацию. На что Эдвин намекает? Вдруг он написал всё это специально, чтобы вести ее в заблуждение? Или он вел дневник задолго до ее появления на свет? Чернила совсем сухие. Этому дневнику много лет. Патриция перевернула страницу. Теперь речь в дневнике шла уже не о Розе. Я начал путешествовать в те края, где обо мне никогда не слышали. Слуг и свиту я оставлял дома. Мне нравилось разнообразие. Тропические острова манили различными чудесами. Иногда на них и в море находились следы Розы. Увы, тело Морвены быстро сносилось. Оно и так гнило, а от полученных в бою травм испортилось слишком быстро. Естественна, Роза успела сменить его на другое, но на какое, я не знал. Годы прошли в полетах над морем и островными государствами. Я подружился с местными королями и королевами. Все были заинтересованы в покровителе-драконе. Русалкам и водяным, обитающим вблизи берегов, я не особо нравился. Эти существа не любят огонь, а я внутри весь огненный. Они чуют это на расстоянии и прячутся в волнах, но стоит мне заиграть на свирели, и волшебная мелодия гипнотизирует их настолько, что они забывают о страхе. В такие моменты мне удается рассмотреть венки из раковин и короны из жемчужин в зеленых русалочьих волосах. Русалки невероятно красивы. Я думаю однажды Роза захочет похитить тело одной из них. Если она уже была пираткой, то непременно станет и русалкой. Нужно лишь выждать момент, чтобы ее застать. Я нашел живописное скалистое побережье и обосновался там, еще не зная, что вблизи может обитать другой дракон. Побережье оказалось не необитаемым. Вначале я просто не заметил символы, выжженные на песке драконьим огнем. Очевидно, здесь гнездились прибрежные драконы, а потом они переселились куда-то, но знаки на песке и на скалах остались. В волнах часто мелькали гребни русалок и трезубцы тритонов. Это означало, что на данный момент драконы далеко от побережья. По привычке я играл на свирели. Инструмент, сделанный в форме нимфы, оживал в руках и источал дивные звуки. Мелодия струилась по берегу моря и долетала до далеких скал. Иногда деревянная нимфа изгибалась в моих пальцах и пела сама. Она призывала русалок, но ни одна не показывалась из волн в это пасмурное утро. Однако над скалами промелькнул неясный силуэт. Вроде бы крылатый. Не думал, что встречу здесь сейчас другого дракона. Я был в своем человеческом облике и удовлетворенно смотрел в зеркало воды в каменном круге. Кто-то выложил крупные валуны у берега так, чтобы получилось подобие колодца. Любопытно, какой русалке захотелось так подшутить, и почему она использовала в качестве бордюра не раковины? Драконий силуэт над скалами оказался бирюзово-голубым. Никогда не видел ничего красивее. Хотя оттенок отдавал ледяным холодом. Я играл, давая возможность дракону, очарованному моей музыкой, подлететь поближе. И вот дракон в небе куда-то исчез, передо мной на песке стоял долговязый незнакомец в лазурно-голубой накидке, а вокруг него взметались снопы искр. Меня этим не удивишь. От моего вздоха на мокром песке вспыхнул костер. Пламя ничем не питалось, так как хвороста кругом вообще не было, но и не гасло. Незнакомец был поражен. Я разглядывал его. Он был довольно привлекателен. Брюнет, глаза голубые — красивое сочетание. Раковина на красном шнурке на его шее сразу запоминалась. Казалось, что у нее есть еще и другое предназначение, кроме как служить украшением. — Ты тот дракон, который поселился здесь до меня? — я кивнул на скалы, где, судя по всему, он ночевал. — А ты тот, о ком все говорят, и мне следует тебе кланяться? — Можешь, не соблюдать этикет. Тут ведь дикое побережье. Зови меня просто Эдвин. — Я — Шеор, — представился юноша-дракон. — До сих пор я жил вон на тех скалах, но сегодня приветствую тебя на моем побережье. Чувствуй себя тут, как дома. Ты ведь везде дома, учитывая, что ты наш император? Я рад, что ты ко мне залетел. Я пожал его горячую руку, по которой бежали искорки. Наверное, это означало, что мы подружились. Он даже не попытался царапнуть меня когтями. — Как давно ты обитаешь на этих берегах? — ради вежливости осведомился я. — Раньше, чем ты был коронован, чтобы нами править. Значит, он из первородных драконов. Наверное, ему тысячи лет. Когда-то эти создания служили в небесных армиях моего отца, а сам я родился намного позже. — Раз уж мы тут одни, то нам стоит стать друзьями, — любезно предложил я. Дружба императора считалась великой честью, но Шеор лишь снисходительно кивнул и присел рядом со мной на прибрежный валун. — Ты красиво играешь, — заметил он и погладил раковину у себя на шее. — Издалека я услышал твою музыку и решил вернуться. — А куда ты улетал? Ты отбился от стаи прибрежных драконов? — Я всегда был одиночкой, — Шеор тряхнул темными волосами, и его лицо вдруг снова начало покрываться драконьей чешуей. Однако, я снова заиграл на свирели, и Шеор разомлел. Он передумал обращаться в дракона. Мою игру он мог слушать часами. — Когда ты играешь, я забываю даже о ней, — вдруг сказал он. — О ком? — Не важно! Просто играй для меня почаще. Шеор откинулся на песок, будто отдыхал, а в море собрались целые стаи русалок. Им тоже нравилась игра. Розы среди них не было. Кажется, я ждал ее появления напрасно. Зато я нашел друга. Шеор оказался очень любопытным драконом. О таком приятеле я мечтал веками. Спящий дракон Мы с Шеором подружились. Теперь уже сложно было поверить, что когда-то мы были незнакомцами. Два дракона нашли друг друга. Я понял, что именно такой компании мне не хватало на протяжении столетий. С Шеором можно было вместе летать в небесах, нападать на проплывавшие мимо корабли или похищать красавиц для ужина. Вечерами я играл ему на свирели. Моя музыка гипнотизировала Шеора. Один раз он признался мне, что тоже ждет на этот берегу свою утраченную возлюбленную. — Именно из-за нее я не отлетаю от побережья. — А кто она? Русалка? Сирена? Морская царевна? — заинтересовался я. Шеор отрицательно покачал головой. — Я могу сказать лишь, что она непростая девушка. — Ты вообще с ней знаком или просто наблюдаешь за ней издалека, пока она плавает в волнах? — Я не знаю, где она сейчас, — задумчиво проговорил Шеор, — но я знаю, что однажды она вернется на это побережье, поэтому я поселился здесь и выжигаю на песке знаки для нее. Кстати, странно, что ты сумел перешагнуть через мои знаки. Они предназначены для того, чтобы ни один дракон кроме меня сюда не залетел. А человек сгорит сразу, едва их коснется. — Я же необычный дракон, — пожал плечами я. Иногда Шеор вел себя странно. Зато он был тем другом, который понимал меня во всем. Часами жаловался ему на то, как несправедливо поступила со мной Роза, а он внимательно слушал. Лишь от него одного я не дождался ехидных замечаний, что мне стоит поискать другую девушку. Шеор был тем драконом, который понимал, что такое настоящая любовь. Из-за Шеора я остался на скалистом побережье надолго. Мы вместе охотились, развлекались и разговаривали часами напролет. Так прошли годы. Как-то раз, гуляя по мрачному скалистому берегу, мы с Шеором наткнулись на громадный чешуйчатый холм, который вблизи оказался спящим драконом. От его ноздрей исходил легкий пар. Веки, густо покрытые темными чешуйками, были плотно сомкнуты. Хребет дракона омывали волны, а он как будто даже этого не замечал. Дракон впал в спячку уже очень давно. Если не разбудить его, то он окаменеет. В этом случае его можно будет принять за скалу, по форме похожую на спящего дракона. — Можно его разбудить? — Шеор заволновался. — Ты его знал? — Немного. Я удивился, почему Шеор так нервничает. Может, дракон был его другом или, напротив, его врагом? По реакции Шеора было заметно, что он хочет, чтобы дракон проснулся. Разбудить его в любом случае не удавалось. Он не реагировал даже на магию. — Похоже, случай безнадежный, — заключил я. — Так он не проснется? Вероятно, мне лишь показалось, что в голосе Шеора послышалась облегчение. — Если только сам захочет, но заставить его нельзя, — определил я. — Вероятно, он получил какие-то сильные травмы, раз впал в такую спячку. — Мы бросим его здесь? — Нехорошо, его тут бросать. Лучше дать ему новую жизнь, — пока я обдумывал свой план, Шеор нервничал всё сильнее. Зато он успокоился, едва понял, что именно я собираюсь сделать. Пробудить дракона было невозможно, но и бросать его у берега не хотелось. Вдруг какие-то злые колдуны воспользуются его сном себе на пользу. Чтобы избежать несчастья, я собрал все свои магические силы и стал творить чудо прямо перед удивленными глазами Шеора. Драконье тело, которого я коснулся, засверкало искрами, вытянулось, одеревенело. Когда волны, накатившие на берег, подхватили его, это был уже не дракон, а корабль. Шеор удивленно присвистнул. — И часто ты так делаешь? Я превратил спящего дракона в корабль в первый раз, но вышло идеально. Силуэт дракона свился так, что принял форму большой каравеллы. Морда дракона стала носом корабля, его хвост свился ютом, его крылья и бока стали чешуйчатыми бортами. Чешуйки стали деревянными, но если в них попадет огонь, они не загорятся. Такой корабль не пробить пушечными ядрами. Он тут же восстановится. Его нельзя взять на абордаж, потому что прикосновение к нему обожжет. Его нельзя даже утопить, потому что небесная сущность удержит его на плаву. Зато на нем можно плавать другому дракону, тому, который принял человеческий облик. — Хочешь прокатиться по морю? — спросил я у Шеора. — Но я привык летать над морем. Я сам прибрежный дракон. — Иногда стоит попробовать что-то новое. Шеор боялся, что я могу заманить его в ловушку, но я протянул ему руку, как другу, и через минуту мы уже катались по волнам. Корабль-дракон то плыл, то взлетал над волнами. Его весла гребли сами. Галерные рабы нам были ни к чему, хоть я и мог приспособить к этой работе троллей или гоблинов или даже строптивых черных эльфов. — Это удовольствие! — Шеор стоял на носу и следил, как корабль разгребает волны. — Это магия! Ты с ней хорошо знаком. Мог уже устать от нее за века. Обычно маги привыкали со временем к чудесам. Магия становилась для них чем-то обыденным вроде ремесла. — Твоя магия особенная, — возразил Шеор. — Ты сам особенный.