Еще один глубокий вдох — на всякий случай, — и я шагнула в изгородь. Я сразу же увидела, что там никого нет. Легкая примятость и несколько растоптанных растений ясно показывали, где Порслин вчера сидела на корточках. Я согнулась под ветками и присела в той же позе, в которой, должно быть, была она. Я попробовала поставить себя на ее место и поглядеть на мир ее глазами. И когда я это сделала, моя рука коснулась чего-то твердого… Это было спрятано под покровом травы. Я сомкнула пальцы вокруг предмета и потянула его к себе. Он был черный и круглый, возможно, чуть больше трех дюймов в диаметре, и сделан из какого-то темного экзотического дерева — может быть, эбенового. По его окружности были вырезаны знаки зодиака. Я медленно провела указательным пальцем по выгравированному изображению пары рыб, лежащих валетом. Последний раз я видела это деревянное кольцо на празднике. Оно лежало на столике в палатке Фенеллы, поддерживая хрустальный шар. Нет сомнений, что это Порслин утащила подставку для хрустального шара из фургона и собиралась сбежать с ней, когда я застала ее врасплох на тропинке. Но почему? Это память о чем-то? С этим связано что-то сентиментальное? Порслин просто приводила меня в ярость. Ничто из ее поступков не имело смысла. Находка напомнила мне о шаре, спрятанном на самом видном месте среди лабораторного стекла и ожидающем тщательного изучения. Я намеревалась исследовать его на предмет отпечатков пальцев, пусть даже большинство следов, вероятно, смыло водой. Я вспомнила, как Филипп Оделл, детектив на радио, однажды заметил инспектору Хэнли, что железистые выделения ладоней и пальцев состоят преимущественно из воды и водорастворимых веществ. «Так что, инспектор, — сказал он, — роковой ошибкой Гарвина стало то, что он провел пальцами по волосам. Цирюльник нанес на них бриллиантин, содержащий лавровое масло, которое, разумеется, растворяется в спирте, но не в воде. Даже пробыв всю ночь в потоке воды от мельничного колеса, отпечатки пальцев на рукоятке ножа были достаточно четкими, чтобы отправить его злодейскую шею в петлю». Кроме Филиппа Оделла у меня имелись собственные идеи насчет подводных отпечатков. Например, есть довольно легкодоступная субстанция, используемая в хозяйстве, которая способна зафиксировать и укрепить любые следы остаточной грязи, которую могли оставить руки убийцы. Имея время, я проведу лабораторный опыт, опишу его и преподнесу инспектору Хьюитту на серебряной тарелочке. Он, разумеется, немедленно отнесет мою бумагу домой и покажет жене Антигоне. Но сейчас на это не было времени. Репетиция хора в Святом Танкреде и принудительный киновечер, за которыми последовал мой визит к Фенелле в больницу, похитили у меня возможность провести необходимые исследования. Я поспешу домой и приступлю немедленно. Не успела я высунуть ногу из кустарника, как услышала звук приближающегося автомобиля. Я нырнула обратно в укрытие, не забыв на всякий случай отвернуть лицо, когда машина проносилась мимо. К тому времени, когда я сочла безопасным выбраться наружу, автомобиль исчез в направлении Букшоу. Я не видела «воксхолл» инспектора Хьюитта, пока не миновала грифонов на воротах Малфорда. Он был припаркован под каштанами, и инспектор терпеливо кого-то ожидал, прислонившись к машине. Слишком поздно, чтобы разворачиваться и бежать. Придется выжать из ситуации максимум пользы. — О, инспектор, — сказала я, — я как раз собиралась позвонить вам и рассказать, что я нашла! Я отдавала себе отчет, что веду себя неискренне, но ничего не могла с собой поделать. Я протянула ему деревянную подставку. — Это было в кустах у тропинки. Думаю, это часть хрустального шара Фенеллы. Он извлек шелковый носовой платок из нагрудного кармана и принял деревянную букву «О» из моих рук. — Тебе не следовало касаться ее, — сказал он. — Ты должна была оставить это там, где нашла. — Я понимаю, — ответила я. — Но было слишком поздно. Я дотронулась до нее раньше, чем увидела, вовсе не собираясь это делать. Оно оказалось спрятано в траве. Я просто зашла в кусты на секундочку… Выражение его лица сказало мне, что я иду по тонкому льду: я уже использовала «зов природы» в качестве предлога и не стоит повторяться. — Вы меня видели, не так ли? Вот почему вы остановились и ждали меня здесь. Инспектор проигнорировал этот отточенный образчик дедуктивной мысли. — Садись, пожалуйста, — сказал он, открывая заднюю дверь «воксхолла». — Надо поговорить. Сержант Грейвс обернулся и выстрелил в меня быстрым насмешливым взглядом с водительского сиденья, но не улыбнулся. Только теперь я поняла, насколько серьезны мои проблемы. Мы подъехали к парадному входу в Букшоу в молчании. Это была моя вторая полная исповедь за последние дни. Мы сидели в гостиной — все, за исключением отца, стоявшего у окна и рассматривавшего декоративное озеро с таким видом, будто от этого зависит его жизнь. Он настоял на том, чтобы мы все присутствовали, и вызвал Фели и Даффи, которые примчались раздражающе быстро и теперь чопорно сидели рядышком на диване, покрытом цветочным узором, словно парочка жаб, зашедших на чай. — Прискорбно, — вещал инспектор Хьюитт, — что наше расследование так сильно скомпрометировано. Места преступлений потревожены… улики испорчены… решающая информация утаивается… С трудом представляю, с чего начать. Разумеется, он говорил обо мне. — Я пытался донести до Флавии серьезность этих вопросов, но без особого успеха. Посему, опасаюсь, я должен настаивать, полковник де Люс, чтобы до завершения нашей работы вы заперли ее в Букшоу. Я не могла поверить своим ушам. Запереть в Букшоу? Почему бы не отправить меня в Австралию и так решить вопрос? Что ж, порадовались и хватит репетиций в хоре и киновечеров. Покончено с отцовским постановлением, что мы должны больше выходить семьей. Отец пробормотал что-то и перевел взгляд с декоративного озера на далекие холмы. — После этого, — продолжал инспектор, — мы переходим к настоящей причине нашего присутствия. Настоящей причине? Мое сердце ушло в пятки, как будто знало что-то, чего еще не знала я. Инспектор извлек свой блокнот. — Были взяты показания у мисс Урсулы Випонд, которая говорит, что была свидетельницей, как из реки достал то, что она описала как… — Он открыл блокнот и перелистнул несколько страниц. — …стеклянную сферу… Мои глаза расширились. — …ребенок, которого, как она имеет причины полагать, зовут Флавия де Люс. Будь проклята эта женщина! Я сразу же поняла, что эта назойливая особа некто иная, как эта троллиха Урсула, обитающая в коттедже Ванетты Хейрвуд в Мальден-Фенвике. Я внесла это гнусное существо в свою записную книжку, но не знала ее фамилии. Она стояла, притаившись, среди кустов в Изгородях и наблюдала, как я подняла хрустальный шар Фенеллы из реки. — Ну и? По тону я определила, что инспектору невтерпеж. — Я собиралась отдать его вам прямо сейчас, — сказала я. — Где он? — спросил он. — В моей лаборатории. Я пойду принесу и… — Нет! Оставайся на месте. Сержант Грейвс займется этим. Удивленный, сержант перестал глазеть на Фели и вскочил на ноги. — Секунду, сержант, — сказала она. — Я провожу вас. Предательница! Змея! Даже когда ее младшая сестра под угрозой, Офелия может думать только об ухаживаниях! — Постойте, — вмешалась я. — Лаборатория заперта. Мне надо принести ключ. Не успел никто остановить меня, как я проскочила мимо Фели и сержанта и была уже на середине вестибюля. Правда заключалась в том, что ключ лежал у меня в кармане, но они могли узнать об этом только одним путем — перевернуть меня вверх тормашками и потрясти. Я взлетела по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, как будто все злые духи Аида неслись за мной по пятам. Я вбежала в восточное крыло и поспешила по коридору. Резко толкнула дверь, она распахнулась, и я чуть не оказалась в объятиях… Порслин! 26 — Что ты здесь делаешь? — прошипела я, мое сердце еще колотилось, как падающий молот. — Я думала, ты в Лондоне. — Я могла бы быть там, — ответила Порслин, — но что-то заставило меня вернуться и извиниться.