— С удовольствием, — я легко оторвалась от косяка и подошла к нему. Мои руки выскользнули из плаща, заставляя чёрную ткань открыть вид на моё платье. — Вы выглядите ещё шикарнее, чем в нашу первую встречу, моя дорогая, — Сависсо ещё раз оглядел меня, пока мои пальцы ловко работали с его странным жёлтым галстуком. — Прошу меня простить, Одо, — кокетливо начала я. — В тот раз Вы сбили меня с толку, и я совсем забыла представиться. Варрия Альгар'Дан, наследная баронесса Альгар'Дана, что на юге Беахогга. — Как? — его моё заявление, кажется, обескуражило. — В Даинвере я недавно. Учусь тут, понимаете ли, банкирскому делу. Но в один момент меня потянуло на веселье, а в частности — на аукцион. Говорят, у моего дяди в жизни были две страсти — деньги и аукционы. Это, видимо, мне от него и передалось, — начала пояснять я. — Заходила я к Вам, чтобы попробовать узнать о том, что из произведений искусства вообще будет на аукционе. Но уж никак не ожидала, что Вы напишете мой портрет… Теперь попасть на аукцион — дело чести для меня. Очень уж хочется узнать, кому достанется картина. Может, я и сама поборюсь за неё. — Какая интересная история, — мужчина ещё раз глянул в запачканное по краям высокое зеркало. Я взглянула туда же. Из отражения на меня глядела гламурная дама: волнистая изящная причёска, длинные серьги, лицо покрыто тоном, скулы подчёркнуты тёмной пудрой и нежно-коралловыми румянами; брови мне чем-то подкрасили, отчего они казались теперь более пушистыми и тёмными, на веках немного румян, контрастирующих с зеленцой моих глаз, и длинные изящные стрелки, но главный акцент был сделан на бархатных красных губах в цвет платья. Увидел бы меня сейчас кто из моих согильдийцей — не поверил бы, что перед ним Глориана Линнет. Впрочем, это ведь и не было так: сегодня я Варрия Альгар'Дан, наследница древнего рода и роковая красотка, готовая покорить сердца мужской части посетителей аукциона и мою самую главную цель — сердечко господина Дроута. — Одо, могу ли я просить Вас о том, чтобы составить мне компанию на этот вечер? — спросила я, не отрывая взгляда от своего отражения. — Кэб я уже взяла… — Конечно, моя дорогая, — художник сразу выпрямился и расправил плечи, будто стараясь казаться солиднее. Когда Сависсо собрал всё необходимое, мы спустились и сели в кэб. Поездку я решила скрасить разговором: — Одо, мы ведь с Вами толком не знакомы. Расскажите о себе. — Знаете, моя хорошая, я сам из небогатой семьи, — начал художник, выглядывая в окно, — однако блестящее умение рисовать начало проявляться у меня с самого детства. Меня взяли в Академию Искусств, сказали, что у меня талант. До этого я умел лишь бездумно, пусть и очень точно срисовывать реальность, там же меня научили пропускать действительность через себя и трактовать её через спектр моих ощущений и мировоззренческий аппарат. Так познал я гиперреальность. — Э-э… Превосходно. Вы определённо мастер своего дела, — я улыбнулась. — А Ваша семья? — Родители живут за городом. Жены у меня нет и не планируется. Я — свободная личность, и узы брака не свяжут меня, — горделиво заявил Одо. — Ох, как я Вас понимаю, — кивнула я. — Мне тоже так не хочется ограничивать свою свободу… Но однажды это придётся сделать для продолжения рода. — Да, ситуация у Вас не из приятных, — он цокнул языком. — Ну, моя дорогая, я бы взял Вас к себе натурщицей… — И хотели бы, чтобы я позировала Вам обнажённой? — мне еле удалось скрыть смущение. Художник оценивающе, но никак не похабно оглядел меня: — О да. Ваше тело гибкое и эластичное, отлично подошло бы для изображения дуговыми линиями… М-да, странный тип этот Одо, однако всё же довольно интересный. Ни у кого я ещё не встречала такого образа мысли и столь необычных рассуждений. Но вот мы въехали в Аплтон. Людей здесь на улицах было много: кто-то вышел прогуляться под закатными лучами солнца, кто-то же, как и мы, спешил на аукцион. Я выглядывала в окно, удивляясь тому, что совсем недавно я проникла сюда незаконно и чуть не была поймана стражниками, а теперь… теперь всё совсем наоборот. Вот мы проехали озеро, в котором неспешно плавали изящные лебеди, зелёные поля газона, въехали на улицу по мощёной камнем дороге и остановились. Одо вышел из кэба и подал мне руку, помогая выбраться. Я взглянула на уже знакомую мне вывеску: "Аукционный дом Бинхмнарс". "Вот и он… — сердце затрепетало от предвкушения долгожданной встречи. — И Дроут наверняка уже там. Давай, Глориана, ты сделала всё, чтобы иметь возможность привлечь его внимание. Не оплошай…" За определённую плату слуга перетащил мои мешки с золотом в отдельный сейф, коих тут в запасной комнате рядом с гардеробной было множество, и отдал мне ключ с номером. Да уж, предусмотрительно. В гардеробной задерживаться не стали: свой плащ я оставила в кэбе, а Одо вообще был без верхней одежды. Я взяла художника под руку, и мы вошли в главное помещение. Зал буквально блистал роскошью: огромная увешанная мелкими алмазами люстра свисала с потолка, мраморные полы и лестницы были начищены до блеска, красные ковры выбиты и постираны. С одной стороны зала находились столики с яствами, куда и устремился основной поток гостей, с другой — две сцены: одна для оркестра, другая — для аукционного представления, — и ряды сидений. Я на секунду застыла, разинув рот от всей этой роскоши, и так бы и стояла, если бы Сависсо не потянул меня за собой с восторженными словами: — Сэр Альбор, о боже, он здесь! Идёмте, срочно поздороваемся с ним! Сэром Альбором оказался высокий, довольно крупный мужчина привлекательной наружности: густые чёрные волосы, собранные сзади в хвост, не менее густая коротко подстриженная борода с усами и бакенбардами, кустистые брови и орлиный нос. Но то, что этот человек — художник, понять было легко: рукава и подол его пиджака были испачканы, казалось, ещё не высохшей красной краской. При виде Одо мужчина будто бы оживился. Он словно в почтении склонил голову и протянул моему спутнику руку: — Мастер Сависсо, я рад нашей встрече. — А как я рад, сэр Альбор, Вы не представляете, — Одо горячо пожал его руку и тут же обернулся ко мне: — Позвольте Вам представить, моя знакомая и натурщица на один раз: баронесса Альгар'Дан, мисс Варрия. — Приятно познакомиться, — я протянула Альбору руку, которой тут же коснулись колючие губы художника. — Одо так ярко рассказывал о Вас… Должно быть, Вы настоящий виртуоз и мастер кисти. На лице Альбора появилась улыбка: — Мне приятного слышать, что мой коллега так лестно отзывался обо мне, — он коротко и тепло взглянул на Одо и вновь обратился ко мне: — Рад нашему знакомству. Пока два художника активно обсуждали своё творчество, я краем уха услышала отдалённо знакомый голос: — … Пришло даже больше, чем мы ожидали. — Спокойно, Рейнсли, не дрейфь. Я знаю, что делаю, — послышалось в ответ. Я растерянно обернулась. Где же говорившие? Я уверена, это был тот самый Рейнсли и… — Но если Ваша Светлость опростоволосится… — в одном из мужчин, бывших за моей спиной, я по движению губ узнала Рейнсли. Он стоял ко мне лицом, а вот его собеседник — затылком. Высокий блондин лишь рассмеялся на заявление лорда и ответил своим невероятно глубоким баритоном: — В таком случае, Рейнсли, я вскочу и сорву с себя рубашку, дабы прилюдно перенести мой позор. Глава 15. Ну здравствуй, милый Фавиан Что-то очень приятно ёкнуло в груди, когда светловолосый мужчина коротко повернул голову в мою сторону. Он был красив, как бог: под тёмно-каштановым жилетом, белой рубашкой и чёрными брюками явно проглядывалось атлетическое телосложение, короткие волосы с пробором на левую сторону аккуратно уложены, на прямоугольном лице красовался прямой нос, вместе с ним — густые, на два тона темнее волос брови, высокие скулы, мощная челюсть и слегка пухлые губы, которые украшает тонкий шрам. Но глаза… Миндалевидные, с хитринкой, янтарного цвета — эти глаза я бы узнала из тысячи. Его взгляд, внимательно пробежавший по гостям, вновь обжёг меня, как тогда, когда смотрел из окна кареты, оглядывая простой люд на улицах. "Так значит, это был Дроут…" — подумала я. Блондин же вернулся к разговору с Рейнсли, а для меня весь остальной мир перестал существовать. Среди безликой толпы я видела лишь мощную спину, скованную, казалось бы, ненужной ей одеждой, а из головы не выходили его последние слова. Голоса, подобного этому, мне ещё не доводилось слышать — наверное, именно поэтому он застрял у меня в мыслях и не желал покидать их. Разве это законно — быть таким божественно прекрасным и дьявольски сексуальным?! — Моя дорогая, с Вами всё в порядке? — отвлёк меня от желанного образа чуть взволнованный голос Одо. — А? — я повернулась с нему. — Вы застыли на месте и даже моргать перестали, — сообщил художник. — А-а… Всё в порядке, Одо. Спасибо за беспокойство, — я улыбнулась. Надеюсь, Дроут у меня на крючке… Выпив шампанского, мы с Одо и Альбором заняли места. Аукцион начинался: постепенно на сцене появились постаменты, вещи на которых были скрыты от глаз посетителей кусками плотной ткани. Я быстро огляделась в поисках Дроута и обнаружила его светлую макушку. Он сидел несколько рядов назад от меня и, к счастью, на той же стороне, что и я. Между сиденьями пролегал проход, разделяющий ряды на "правый" и "левый", и мы с Дроутом оказались на правой стороне. На сцену вышел солидный упитанный мужчина средних лет в дорогом костюме. Мне сразу подумалось, что это явно какой-то важный тип, если не сам владелец этого аукциона. Мои догадка подтвердилась после его слов: — Я приветствую всех собравшихся здесь, на этом торжественном мероприятии. Семья Бинхмнарс и я, Коллин Бинхмнарс, как её почтенный представитель, рады из года в год предоставлять вам всем возможность вновь собраться здесь, встретиться со старыми друзьями, выпить, поговорить по душам, ну и конечно — куда же без этого! — приобрести что-нибудь ценное персонально для Вас. Все представленные сегодня вещи — доподлинные оригиналы, и ничего похожего вам не найти. Они исключительно раритетные, и я надеюсь, вы, мои дорогие друзья, оцените их по достоинству. А сейчас я рад сообщить: тринадцатый ежегодный аукцион объявляется открытым! Под звуки аплодисментов мужчина поклонился, сошёл со сцены и занял место на первом ряду. У меня неприятные мурашки пробежали по коже от всего этого пафоса. Богатеи явно тяготеют к ярким театральным эффектам… От нечего делать придумывают себе какие-то весёлые игры, а потом играют, чтобы прогнать скуку. Интересно, Дроут тоже здесь, чтобы просто развлечься? Торги начались. Первым лотом выставили старинную скрипку великого, по словам аукциониста, музыканта Ривелло Форнини Старшего. Первоначальной ценой была тысяча золотых. И тут понеслось… Руки из зала вздымались раз за разом, а вместе с этим стоимость скрипки возрастала сначала до тысячи пятьсот золотых, затем до двух, трёх, четырёх… В конце концов счастливая скрипка отошла не менее счастливому обладателю поистине хомячьих щёк за пять тысяч двести тридцать одну золотую монету. Я удивлённо наблюдала за его довольной мордой. Если это музыкант, то очень и очень богатый и известный… Но мои догадки разрушил Одо, шепнув мне: — Дурак Харриссон вечно всем пытается доказать, что он ценитель высокой музыки, а у самого даже слуха нет, — и художник хмыкнул, покосившись на обсуждаемого. Я лишь покачала головой: "Всё с вами ясно, господа…" — Лот номер два — изящная статуэтка фавна. Но не спешите закрывать кошельки, господа. Что, если я скажу вам, что этот фавн сделан из… осколка упавшей звезды? — прозвучало со сцены. Я пригляделась: статуэтка была такой маленькой, что помещалась у аукциониста в руках, и детали её с моего места разглядеть было невозможно, каким бы отличнейшим зрением не обладал человек. Однако кодовая фраза "осколка упавшей звезды" заставила зал всколыхнуться и тут же начать борьбу за уникальный артефакт. За дальнейшими торгами я практически не следила. Там выставлялись какие-то древности, вещи, принадлежавшие некогда знаменитым людям, даже такие личные, как гребень для волос или любовная записка, — всё это меня мало интересовало. Я периодически оглядывалась на Дроута: его рука ни разу не поднялась во время торгов. "Он здесь не ради всех этих вещей… Ради картин", — догадалась я, вспомнив тот его разговор с Рейнсли, так нагло подслушанный мной. — Одо, — я осторожно отвлекла художника от разговора с его другом и указала кивком на Дроута. — Здесь идут такие бурные торги, а эти господа ни разу не подняли руку. Вам не кажется это странным? Сависсо прищурился, пытаясь разглядеть его лицо: — По-моему, это герцоги Дроут и Рейнсли, если не ошибаюсь. Вот уж кто ценит искусство по достоинству. Они известны одними из самых больших частных коллекций полотен в Даинвере. После перерыва выставят картины — и Вы увидите, моя дорогая, как эти господа вгрызутся остальным в глотки за самые ценные, по их мнению, экземпляры. Я кивнула. Осталось ждать перерыва. Раз так, то их обоих должно удивить моё появление на этой торгашной сцене… Удивить и заинтересовать. Казалось, время до перерыва длилось целую вечность, однако он всё же наступил. Гости разошлись: кто — покурить на крыльцо, кто — полакомиться яствами с манящих столиков. Я относилась ко второй группе. Осторожно, чтобы не размазать помаду, я попробовала бутерброды с красной рыбой и, по всей видимости, с форелью, с икрой и чем-то очень странным, похожим на зелёную пасту, но практически безвкусным, попеременно запивая шампанским. В одиночестве я себя чувствовала слегка неуютно: Одо с Альбором вышли курить, а у столов все в основном кучковались в группы по знакомствам. Мне оставалось лишь вздохнуть и постараться заесть своё одиночество кормом для богатых. Перерыв окончился, и гости вновь расселись по местам. На этот раз я очень внимательно следила за торгами. Первую картину под авторством уже знакомого мне из уст Рейнсли Филлипара де Лампань Одо назвал полной безвкусицей. И действительно: обилие фруктов, изображённых на полотне, было так велико, что казалось, будто они все в неё не вмещаются. Вторая картина была похожа на первую: пусть там и была изображена сцена баталии, но количество изображённых объектов не уступало тем фруктам. Это меня не интересовало. Однако то, что произнёс аукционист дальше, заставило моё сердце биться чаще: — А сейчас представляю вам свежую картину знаменитого абстракциониста Одо Сависсо, написанную всего пару дней назад! Встречайте — "Портрет зеленоглазой"! Начальная ставка — двести золотых. Мужчина сдёрнул белую ткань, и мой портрет предстал перед залом. — Какой позор! — возмутился Одо. — Столь низкая цена, ужас! — Наш любимый господин Дроут, — воскликнул аукционист, указав на поднятую руку. — Двести золотых раз… Не мешкая, я подняла руку и выкрикнула: — Триста! — Таинственная незнакомка! Триста раз… — Четыреста! — услышала я голос Дроута и, не успел объявляющий что-то сказать, вновь выкрикнула: — Пятьсот! — Шестьсот! — перебил меня герцог. — Какая горячая борьба… — произнёс было аукционист. Я решила идти ва-банк и выкрикнула: — Две тысячи! В зале послышались "охи", а аукционист удивлённо вскинул брови: — Какую большую сумму готова заплатить эта леди… Две тысячи раз, две тысячи два…