– Ты же понимаешь, что мы все живем в материальном мире. И вынуждены заботится о пропитании. – Вопрос приоритетов. Заботиться и о пропитании, не то же самое, что заботиться только о нем. Да и, если честно, я не могу поверить в тот вздор, что говорят священники. Например, будто бы там, на небе, сидит бородатый старик, который создал всех нас по своему образу и подобию. Дал нам заповеди. И будет жестоко карать нас, до скончания времен подвергая пыткам в аду, если мы не станем следовать его заповедям. Но он любит нас. И так проявляется его любовь. Это же бред. Тот, кто любит, не будет подвергать пыткам. Да и нету там на небе никакого бородатого старика. – Откуда ты знаешь? Небесная твердь… – О Боже! – Перебил его Ярослав. В его мозгу за доли секунды родилась долго играющая шутка, и он решил ее претворить в жизнь. Зачем? Да просто так. Чтобы повеселиться, как и полагается едва разумной обезьянке из семейства гоминидов. – Ты, наверное, слышал, что меня воспитали атланты. И поверь – их возможности намного превосходят наши. Они давно вышли за пределы нашей планеты и осваивают Вселенную. Здесь же… – топнул он ногой, – у них просто небольшая база с храмом, посвященном их юности. Вот. Но мы отвлеклись. Нету никакой небесной тверди, – произнес Ярослав и коротенько описал раввину устройство Земли и Солнечной системы. И про атмосферу, и про звезды… – Ты понимаешь? Все по-другому устроено. Все по-другому работает. – Но… – Ты подвергаешь сомнению авторитет атлантов? Я использую лишь крошечную толику их знаний. Но даже в этом случае все, что они говорили и показывали, – работает. Все. Ты понимаешь? Что же до Бога, то… он если и есть, то уж точно живет не на небе. – Но где? – Понятия не имею. Разве что в варпе. Там единственное место, пригодное для его обитания. – Варп? Что это? – Варп, или Имматериум, можно сравнить с бесконечным океаном энергии, свободно и постоянно перетекающей, в том числе завихрениями и бурными струями. Он не имеет ни устойчивой формы, ни времени, а законы материального мира в нем действуют совсем иначе. Он параллелен нашей Вселенной и взаимосвязан с ней, существуя столько же, сколько и она. Шли миллионы лет. Цивилизации разумных существ появлялись и исчезали одна за другой. А их эмоции проецировались в варп и обретали там форму, усиливая хаос. – Ничего не понимаю. Какая энергия? Что за проекция? Ты говоришь про загробный мир? – Нет, – засмеявшись, произнес Ярослав. – Мне не известно, существует ли загробный мир. Но единственное место, где может обитать Бог, – это варп. Но вот незадача. Все сущности, что там обитают, питаются нашими эмоциями, верой и душами. Это все – их еда. Богов я не встречал там, только демонов. Но говорят – есть. Однако это означает, только одно – они питаются нашей верой… нашими душами… – Это вздор! – воскликнул раввин. – Атланты, – проигнорировав его возглас, продолжил Ярослав, – научились проникать в Имматериум и перемещаться в нем на огромные расстояния. За несколько ударов сердца их огромные корабли, погрузившись в варп в одном месте, могут всплыть за сотни световых лет в другом. – Световой год? Что это? Я опять тебя не понимаю. – Световой год – это расстояние, которое свет преодолевает за год. Представляете, какое расстояние отсюда до Александрии? – Вполне. – Так вот, за один удар сердца свет преодолевает расстояние примерно в сто раз большее. Примерно. Представляете? – Такое сложно представить. – В масштабах Вселенной – эта планета даже не пылинка. Просто ничто. Человек же настолько ничтожен, что и говорить не о чем. Да, всю эту Вселенную сотворил Создатель. Но в ней живут многие разумные существа, и все они верят в то, что созданы по образу и подобию Всевышнего. Одна беда – между собой они иной раз совершенно не схожи. А все потому, что Всевышний не имеет ни устойчивой формы, ни пола, ни других признаков обычных материальных объектов. Он существо высшего порядка и, как любой обитатель Имматериума, полиморфен по своей природе. Он и человек, и кошка, и дельфин, и таракан. Кем пожелает, тем и становится… – Это… это же бред! Этого не может быть! – прокричал с отчаянием раввин, отступив на несколько шагов назад. – Бред и ересь! Это невозможно! Невозможно! – Живи теперь с этим знанием, – улыбнувшись, произнес Ярослав. – И каждый раз вспоминай, каково мне жить с моим грузом вот тут, – постучал он себя по голове. – Очень сложно верить, когда ты знаешь. Ты даже не представляешь, насколько смехотворны истории Священных текстов по сравнению с тем, что в мире происходит на самом деле. Это все выглядит как сказки для сельских дурачков. Упрощенные для их слабого умишка. И приземленные до понятных и привычных им вещей… Но я не стремлюсь лишить веры крестьян и пастухов. В конце концов, людям нужно во что-то верить… Глава 3 866 год, 2 июня, Константинополь Вардан сидел в своей ложе и который час наблюдал за этим бедламом. Шел Вселенский собор, собранный Патриархом Константинополя для «осуждения ереси сына Феофила». Приехали только «шишки», ибо иерархов ниже пригласили в очень ограниченном числе. Да и то рангом не ниже архиепископа. Основу же Собора составляли главы Пентархии[83], которые явились все, включая папу римского. Присутствовали и гости из других церквей: армянской, эфиопской, коптской. А также наблюдатели от халифа и кое-какие раввины. Причем с правом голоса. То есть они могли высказываться, хоть и не голосовали. Дело-то важное, крайне болезненное и острое, которое касалось всех. Как несложно догадаться из обсуждения сути вопроса, все это очень скоро превратилось в ругань. Да, то, что Ярослав, то есть Василий, сын Феофилов, отдавил ноги многим участникам собора, – было фактом неоспоримым. Но всем по-разному, что не добавляло единства. Если мусульмане были крайне раздосадованы жертвоприношениями Посейдону и Аресу, что сотворил Ярослав, то того же папу римского больше волновала дружба консула Нового Рима с северными язычниками, которые суть исчадия ада. И плевать он хотел, что именно эти северные язычники помогли вернуть в лоно христианской церкви Египет. В его ведь епархии они ураганили. Патриарх Александрии возмущался тем, что Ярослав сохранил коптам их церкви, что, дескать, это не по законам и обычаям. Иерарх Иерусалима жаловался на то, что сын Феофила не пошел освобождать Гроб Господень. А ведь его так ждали… Патриарх Антиохии был раздражен очередной военной кампанией под стенами города, от которой одно разорение для его небогатой паствы. И раздосадован тем, что если бы Ярослав не заварил всю эту кашу, то этих бед на голову его многострадальной пастве и не упало. И так далее. Фотий же смотрел на все это и пытался хоть как-то диспут урегулировать, загнав в единое русло. Но пока безрезультатно. Огня подлили иудеи. Ведь тот самый раввин, что навещал Ярослава, проезжал в это время мимо Константинополя и заглянул на огонек. И выдал очередную, свежую порцию «ересей Василия», что тот ему приватно рассказал. Само собой, на том уровне, на котором понял. После чего ругань только усилилась. Однако сказанное раввином не спровоцировало иерархов сосредоточиться на делах духовных. Отнюдь. Они как пытались с самого начала разрешить свои политические и хозяйственные вопросы, так и продолжили это дело. Василевс наблюдал весь этот хаос с едва заметной блуждающей улыбкой. Он смотрел, а в голове крутились слова Ярослава о том, что пусть лучше двадцать церквей между собой конкурируют, чем одна борется за влияние с самим монархом. – Как же он был прав… – наконец, покачав головой, произнес он. – Что ты говоришь? – спросил Владимир Болгарский, сидевший рядом. – Ты посмотри на это. Что ты видишь? – Уважаемых людей, которые ругаются из-за многих бед, что им причинил вероотступник. – Нет, здесь происходит отнюдь не это, – покачал головой Вардан и засмеялся. Громко. Заливисто. Все резко замолчали. А он отсмеялся и, вытирая слезы, вышел из зала. Следом за ним удалился и князь Болгарии, которому стало очень интересно. Он терялся в догадках, не понимая поступка Василевса. – Довольны? – холодно спросил Фотий у иерархов. – Почему он смеялся? – спросил представитель халифата. – Во время личной встречи наш Василевс предостерег Василия от ересей, в которых тот упорствует. На что тот рассмеялся и рассказал, что произойдет, если мы вдруг соберемся на Собор. И то, что он сказал, в точности и происходит. Мы переругались, как свора собак. Я тогда в эти слова не поверил, но теперь вижу – сын Феофила в очередной раз оказался прав. – Так он это все спровоцировал специально? – удивился тот самый раввин, что возглавлял делегацию к Ярославу. – Судя по всему, да, – произнес Фотий. – Но точно я это сказать не могу. Его душа для меня потемки. Я не знаю, чем живет этот человек. – Но зачем он приносил в жертву людей? – вновь заладил свою шарманку представитель халифа. – Может быть, вы знаете? – Знаю, – нехотя кивнул Фотий. – Для поднятия боевого духа людей. И он его поднял. Кроме того, он просто не хотел себя сковывать пленными. – Это он сказал? – Да. Василевсу. Василия воспитывали атланты. И это наложило свой отпечаток. Он явно знает про высшие силы очень много. Вы ведь не станете отрицать, что небеса на его стороне. – Или преисподняя! – взвизгнул раздраженный папа римский. – Он может без последствий посетить храм. Он не боится святой воды. Он может перекреститься и прочитать молитву. И делал это не раз прилюдно. Как на латыни, так и на греческом. Совершенно очевидно, что тот, кто имеет дело с преисподней, на это не способен, – возразил Фотий. – Так что же выходит… – тихо спросил раввин. – Его слова – правда? Но это – кошмар! – А ты, кстати, зачем к нему ездил? – поинтересовался патриарх Константинополя. – Рабов выкупать, тех, что из нашей общины… – И как? Выкупил? – Если бы. И рабов не выкупил, и без денег остался, – начал прибедняться глава делегации под с трудом скрываемую улыбку Фотия. Он-то знал, что корабли этого человека забиты товарами. – Я предлагаю отлучить Василия от церкви! – громогласно произнес папа римский. – Очень интересное решение, – с грустной усмешкой заметил Фотий. – Но, боюсь, несвоевременное. Я бы для начала его крестил. – Но он был крещен при рождении! – И что? Он давно не посещает церковь, не исповедуется и вообще воцерковленным человеком его назвать язык не повернется. Особенно после всех этих жертвоприношений и поклонений языческим идолам. Таких, как он, надобно заново крестить, ибо вышел он из лона церкви. – А что будет с коптскими церквями? – вновь спросил иерарх Александрии, которому все эти отлучения были до малины. – Может быть, Собор постановит передать их законному владельцу? – Василий с коптскими общинами договаривался, – заметил патриарх Иерусалима. – Ты хочешь оспорить его решение? – Мы здесь для того и собрались, чтобы оспорить его решение! – Его ересь, – поправил собрата патриарх Иерусалима. – Сохранение церквей за коптами позволило заручиться их лояльностью и занять дому Сарантапехос весь нижний Мицраим[84] практически без боев. Ты хочешь спровоцировать там восстание? Хочешь, чтобы пролилась еще кровь христиан? Или желаешь, чтобы Василий вновь навестил Александрию и пообщался с тобой лично? Лично я – сильно бы подумал, прежде чем оспаривать решение такого человека. Тем более что оно не касается его ереси. – Да кто он такой?! – раздраженно воскликнул папа римский. – Почему я или кто-либо из нас должен его бояться? – Кто? Как минимум соправитель Империи римлян, – тихо произнес Фотий. Почти шепотом. Но слова его услышали все и очень отчетливо. – ЧТО?! – вскинулись все иерархи разом, вскочив, но, видя абсолютно серьезное лицо Фотия, отшатнули и упали на свои места, побледнев. – В это самое время на всех площадях Константинополя зачитывают указ о том, что нобилисим Василий, сын Феофила, и князь Болгарский Владимир, сын Бориса, объявляются цезарями-соправителями при Вардане. – Нет… – покачал головой папа римский. – Нет. НЕТ! – Да, – с едва заметной усмешкой произнес Фотий. – И в наших интересах, чтобы Василий прекратил свою ересь, вернувшись в лоно церкви. И в ваших тоже, – кивнул патриарх Константинополя в сторону представителей халифата и иудеев. – Именно для этого я вас всех и собрал. Боюсь, что Василий всколыхнул очень страшные силы и поднял важные вопросы. Он и раньше писал, что церковь ныне выступает истинным злом, что опустошает земли, вытягивая из людей последнюю горсть зерна. А священники непомерны в своей алчности и жажде власти. – Не ему нас судить! – вновь вскинулся патриарх Рима. – Что мешает ему попробовать? Или ты думаешь, что успеешь сбежать из Рима, если к его стенам подойдет легион? – Рим неприступен! – вскинулся папа римский. – Одним легионом ему не взять город!