– Геральт! Мы на похоронах! – Ты чудесно пахнешь на этих похоронах! Геральт из Ривии, Йеннифэр из Венгерберга Глава 1 866 год, 8 января, Константинополь Еще одна скучная, но нужная глава – Ты участвовал в сражении в проливе Карпатос, – обратился Василевс к командиру, что возглавлял флот дома Сарантапехос. – Как Василию удалось победить магометан? – Я не знаю, – вполне честно произнес Андреас. – Не знаешь? Ты же был там! – Был. Но я видел очень мало. Корабли Яро… Василия пошли вперед, выстроившись в колонну. Это было необычно. Потом с них полетели зажженные стрелы. И очень скоро все вокруг запылало. Но от такого количества зажженных стрел ТАКИХ пожаров образоваться не могло. – Говорят, что Ярослав… то есть Василий, – встрял его помощник и заместитель, – применял особые зажигательные снаряды для пращи. – Греческий огонь? – оживился Лев Математик, присутствующий при разговоре как консультант, будучи самым эрудированным человеком Империи. – Он называл жидкость, что там была, духом дерева. Такая прозрачная водица с резким запахом. – Он не говорил, как он ее получает? – поинтересовался Лев. – Какая разница? – прервал его Василевс. – Ладно. Хотя бы с этим разобрались. Получается, что Василий применил что-то похожее на греческий огонь, придумав, как его метать на большое расстояние. Рискованно. Очень рискованно. Он мог спалить собственные корабли. – Мог, – согласился Лев. – Но Всевышний ему благоволил и обошлось, – заметил Фотий. У Вардана от этих слов аж скулы свело. Василевс потер виски, которые вновь стали пульсировать от раздражения. И сдержался от едкого или слишком резкого комментария. Очень хотелось. Но он вспомнил разговор с Василием во время личной встречи… – А все эти игры – плод их больного воображения, – тогда заметил Ярослав. – Они так привыкли интриговать, что жить без этого не могут. Посади их вместе с молчаливым дубом в одну кадушку – и там какую-нибудь интригу попытаются провернуть. Константинополь – проклятое место… Василий сдержал свое слово. И ни он, ни его люди на берег в Константинополе или его окрестностях не сходили. Местом встречи стал небольшой настил, что покоился на двух лодках, закрепленных на якорях. К нему с двух сторон подошли лодки. В одной Ярослав, в другой Василевс. Они вышли на помост, сели за небольшой столик и, распивая разбавленное по греческому обычаю вино, мирно вели беседу. Тихо. Не повышая голоса. А их люди оставались в лодках и не приближались. – Ты знаешь, почему погибла единая Римская империя? – тогда спросил его Василий и сразу же сам ответил: – Интриги и внутренние распри. Аристократы тянули одеяло на себя. Император – на себя. Как результат – одеяло порвалось. Сначала пополам. А потом западная его часть оказалась разодрана в лоскуты по тому же принципу. Только монарх пожиже и аристократы помельче. Восток ждет то же самое. – Ты так в этом уверен? – Мне позволили заглянуть в будущее. Если бы все шло, как шло, то в 1204 году от Рождества Христова Константинополь захватили бы германские варвары. А в 1453 году – тюрки, на чем Империя и кончится. На самом деле все умрет раньше. В ближайшие сто-двести лет. Потому будет просто агония. Долгая и мучительная агония. – Такая долгая агония? – Все бы закончилось раньше, но через четыре сотни лет с востока вторгнется огромная степная орда. Придет новый Аттила, который покорит народы по всей протяженности Великого шелкового пути и пойдет дальше. Если бы не эти кочевники, то магометане все закончили бы намного раньше. – Хм. Я правильно тебя понял? Если бы все шло, как шло? – пронзительно посмотрев на нашего героя, спросил Вардан. – Да. И я делаю все, для того чтобы изменить это будущее. Все, для того чтобы отразить угрозу от Империи. От всей европейской цивилизации. Ты даже не представляешь, какой ужас ее ждет. И, сидя в Константинополе, в этом ядовитом болоте, многого не сделаешь. – Но почему ты отвернулся от христианства? – За две тысячи лет его существования во имя Господа будет убито, замучено и ограблено людей больше, чем во имя всех иных целей вместе взятых. Кто-то говорит, что в христианстве Бог – это любовь. Но не соглашусь. Это кровь, это потери, это жертвы… и это поистине дьявольское лукавство. – Я знаю массу добрых и светлых людей во Христе. – Возьми бочку меда. Накидай в нее несколько лопат дерьма. Перемешай. И подумай – готов ли ты это есть? Да, добрые люди есть в христианстве. Но о религии судят не по ним… – Если все так плохо, то почему не принял ислам? – Ты думаешь, что там лучше? Те же яйца, только в профиль, – грустно покачал головой наш герой. – И поэтому ты перешел в язычество? – А куда еще? Я посмотрел на то, сколько бед эти религии принесут людям и державам. И я разочаровался в них. Что вместо них? Я не знаю. Наверное, все что угодно, кроме них. Поэтому я и держусь старых богов. Пусть вера в них не так упорядочена, как христианство или ислам, но она хотя бы не настолько склонна к саморазрушению. Думаю, тебе уже рассказывали о том, какую роль, по моему мнению, сыграло христианство в падении Запада и тяжелых днях Востока Империи. – Но языческие демоны… – Предложи что-то лучше… – пожал плечами Ярослав. – В конце тот языческий демон, которому ты ежедневно возносишь молитвы, просто очень ревнив. Кроме того, когда не один культ, а много – можно лавировать. Ни одна церковь не набирает действительно большого веса, чтобы представлять угрозу для светской власти. Или, ты думаешь, зачем Лев Исавр начал бороться с иконами? Под этим соусом он стремился ограничить чрезмерно усилившуюся церковь. Когда у тебя два-три десятка богов – их церкви между собой конкурируют. Когда один культ – он конкурирует с правителем. Оно тебе надо? – Вера в единого бога позволяет сплотить людей. – Когда дело касается денег или поживы – никакая вера никого не остановит. Людей сплотить может только одно – общее дело и общая выгода. А вера… ну так – на словах если. Во всяком случае, массы. Вспомни, как христианские иерархи в Египте, Иудеи и Сирии перебегали на сторону мусульман. Придала им вера стойкости? Придала единства со всем остальным христианским миром? Или, может быть, совсем недавно отгремевшая страшная гражданская война в халифате может выступить эталоном сплоченности? А то, как сейчас арабы относятся к тюркам? Нет. Религия может сплотить массы только на словах. На деле большинству простых людей нужен покой, налоги поменьше и курица в горшочке по праздникам. А религия? Да всем плевать. Ну, почти всем. Это просто Бог, едва ли отличимый ими от Василевса, который хорош, пока он хорошо делает свою работу… – Ясно… – недовольно произнес Василевс. – А все эти Лики, это твоя выдумка? – Отнюдь нет. Я вообще мало чего выдумываю. Так считали в Древнем Вавилоне. Ведь именно там зародилась идея о Всевышнем. Именно от вавилонян иудеи узнали о нем, а от иудеев уже христиане с мусульманами… Разговор был долгий и сложный. Вардан тогда ушел от Ярослава настолько потрясенный и задумчивый, что несколько дней отойти не мог. Потом начал думать. Наблюдать. И с ужасом ловить себя на мыслях, что в целом этот парень был прав. Не во всем. Он очень надеялся на то, что не во всем. Но то, что удавалось проверить… оно выглядело ужасающе… Вот и сейчас – Фотий явственно проявлял ту самую черту восточных священников, известную, как Симфония. Василий начал выглядеть более сильным… и Фотий стал явственно склоняться на его сторону. Даже несмотря на то, что именно Вардан продвинул Фотия на престол Патриарха. Не важно. Но он уже проявлял первые признаки измены. Вардана это бесило. Но пока он с этим сделать ничего не мог… пока… Поэтому, взяв себя в руки, Василевс вернулся к обсуждению кампании. Славной, надо сказать, кампании. Особенно на фоне того, что Владимира Болгарского под Антиохией разбили войска халифата, вынудив отступить. И весь его успех свелся к тому, что он занял Тарсус, ну и отвлек противника от Египта на время. Впрочем, учитывая восстание армян, арабов и части восточных эмиров – халифу явно в ближайшее время будет не до Египта. Но потом он обязательно за него возьмется. И Вардан хотел воспользоваться полученной им передышкой, чтобы подготовиться… Тем временем в Новом Риме Ярослав решал не менее фундаментальные задачи. Самым неприятным оказалось вправление мозгов Малу, который вздумал терроризировать тех кузнецов, что Ярослав под него поставил. А там хватало людей, что молотком орудовали лучше. Кузнец болезненно воспринимал таких людей. Из-за чего он стал до крайности токсичен. Однако вместо банальной ликвидации наш герой нашел более продуктивный способ. Он возвел Мала в специально для него придуманный статус сенатора. Не старейшины, а именно сенатора. И поставил главой опять-таки созданного с нуля магистрата железных дел. Бывший кузнец Гнезда теперь должен был курировать работу всех собратьев своих по ремеслу не только Нового Рима, но и всей Руси. И чем лучше они будут работать, тем больше ему славы и уважения. Мал возгордился невероятно. Начал носить римскую тогу и вообще – вести себя крайне пафосно и самовлюбленно. Однако особых проблем более не создавал и теперь очень благоволил именно мастерам. Ведь от их успеха зависела его личная слава. Да и лениться было всяко приятнее, чем трудиться. А особыми делами Ярослав своего старого соратника не наделял. Посадил к нему несколько грамотных греков и велел все тщательно учитывать. Сколько угля, руды и крицы было куплено. Сколько чего выработано. И так далее. То есть заниматься строго административными делами по самому перспективному направлению – металлургическому. Заодно создал, по сути, первый государственный институт – фактическое министерство. В зародыше, разумеется. При всего пяти служащих. Но и это было уже прорывом. Оставалось потихоньку разворачивать новые «магистратуры» и трансформировать общество в хоть какое-то подобие административной монархии. Этот шаг позволил не только нейтрализовать Мала, но и открыл для Ярослава возможность заняться очень приятным и давно желанным делом. А именно – созданием для себя любимого нового комплекса защитного вооружения. Дабы он соответствовал его международному статусу. Ну и уровень защиты поднять, повысив шанс выживания на поле боя. Для чего выделил себе двух лучших кузнецов-мастеров и дюжину иных толковых мастеровых и занялся делом… Точнее, занялись они. Он лишь ставил техническое задание и давал советы по тем или иным технологическим решениям. Но самым сложными и трудоемкими оказались работы по дальнейшему совершенствованию легиона… Восполнить довольно ограниченные потери оказалось несложно. По осени к нему прибыли еще сто семьдесят два рекрута. Ведь еще летом дошли известия о том, как он успешно злодействует в Средиземном море. И это впечатлило последних сомневающихся кривичей. Да и авторитет его защищал сам по себе, отпугивая от взятых под его защиту людей всяких дельцов. Даже мелкие банды не шалили и не совались к тем, кого защищал Ярослав. Просто страшно было. Он ведь вернется. И он отомстит. Страшно отомстит. А оно им нужно? Варяги, кстати, по осени дозрели до того, чтобы принять присягу и войти в состав легиона. Они видели его в бою. И им этого хватило… Их, правда, пришлось до полной сотни доводить за счет скандинавов-добровольцев, каковых хватало. Прямо на ярмарке их консул Рима и набрал. Нищие морские бомжи, у которых за душой не было ничего. Но они, наслушавшись сказок, были готовы на все. Тем более что все снаряжение шло за счет консула. Кроме них Ярослав набирал и иных добровольцев. Прежде всего из кривичей, которые все сильнее и сильнее попадали в державную зависимость от Нового Рима. Пока еще отношения консула с ними были далеки от схемы правитель – подданные. Но все шло к этому. Он вовлекал их через службу. По схеме административной и культурной ассоциации, а не через прямое завоевание. Что было и надежнее, и стабильнее. Таким образом, у Ярослава в легионе к началу 866 года числились четыре сотни легионеров, две сотни сагиттариев, две сотни фундиторов, сотня матиариев и сотня палатинов[76]. Плюс полсотни баллистариев под командованием адепта механика[77], что обслуживали четыре онагра. Да за две сотни нонкомбатантов в обозе и сервисных службах. Под рукой Добрыни стояла под присягой сотня катафрактов, то есть тяжеловооруженной ударной линейной конницы, и полсотни печенегов на пятилетней службе. Им пока еще никаких специальных наименований не давали, называя просто печенегами. Кроме того, у Волка в Новой Трое имелся гарнизон, насчитывающий два десятка сагиттариев, десяток фундиторов, десяток матиариев и два десятка легионеров. Он за минувшее лето набрался и потихоньку тренировал своих бойцов, стараясь максимально обезопасить направление. И упрочнить свое положение. Совокупно это давало свыше полутора тысяч воинов. И не племенное ополчение, а бойцов, стоящих на регулярной службе в полном смысле этого слова. И не срочной, а, по сути, пожизненной. Для здешних мест и эпохи – очень круто! Да, конечно, не все новобранцы были нормально снаряжены. Не все они были должным образом подготовлены и натренированы. И ту же вторую сотню сагиттариев он вообще утвердил авансом, ибо работать стофунтовым варбоу они пока не могли. Но главное – это то, что костяк у армии уже имелся и шло его наращивание. Из-за чего новички попадали в среду со строгой дисциплиной, субординацией и прочими, совершенно не типичными для эпохи особенностями. И волей-неволей вливались в нее, выковываясь в настоящих комитатов, как Ярослав называл всех стоящих на присяге воинов. И это все было возможно только из-за того, что у консула Нового Рима имелись возможности для прокорма такой толпы «дармоедов». Прежде всего – торговля. Которая пока еще была всему голова. Через Западную Двину везли зерно из Фризии и рыбу с солью из Балтики. А через Днепр – поступало просо из Византии по договору с Василевсом и пшеница из Египта по соглашению с родичами. Сначала, понятно, трофейная пшеница в зачет доли. А потом – как важный товар. Плюс – кое-что удавалось закупать у местных племен, что свозили свои товары по обеим большим рекам на торжище. В затылок же торговле уже дышало и местное сельскохозяйственное производство. Ведь Ярослав второй год вел серьезные работы по «взлету на холмы» и освоению обширных земельных угодий междуречья Западной Двины и Днепра в районе волоки. Да не абы как, а по четырехпольному Норфолкскому циклу, слегка адаптированному под местность. На одном поле – озимая пшеница сеялась, на втором – картофель, на третьем – овес, на четвертом – горох. И каждый год они смещались по циклу. Плюс иные делянки имелись. Где, например, высаживали в цикле и кукурузу[78], и клевер, и ячмень, и капусту, и репу, и прочее. К началу 866 года вдоль дороги от Нового Рима до Новой Трои на добрые двадцать километров было нарезано изрядно квадратных полей площадью по гектару каждое. Они шли секциями вдоль дороги, глубиной по четыре штуки. Их разъединяли густые полосы леса, доступ же к ним осуществлялся по прорубленным грунтовым дорогам. А это ни много ни мало, а шестьсот сорок гектаров пашни, на которой высаживали картошку, кукурузу, современные сорта гороха, овса, пшеницы[79] и прочее. Что удалось сделать, конечно, только благодаря привлечению в 865 году огромного числа отхожих на заработки из числа кривичей, радимичей и даже дреговичей. Пока Ярослав весело воевал, Пелагея занималась куда более кропотливым и полезным трудом. Ведь всю эту толпу рабочих требовалось накормить и снабдить инструментами. «Нарезать» цели и задачи. Точно «нарезать». И проконтролировать их выполнение. А потом еще и поскандалить, если они сделают что-то не так. Впрочем, останавливаться на достигнутом Ярослав не собирался. Поэтому в этом, 866 году планировались новые большие работы по дальнейшему расширению пашни вдоль дороги. Ну и заодно начало реконструкции речного пути с превращением волока в канал и возведение нового контура укреплений Нового Рима. Не собирался он останавливаться и на развитии своего легиона, постаравшись учесть опыт Египетской кампании. Так, например, от «восточного комплекта» вооружения пришлось отказаться. За всю кампанию, даже сталкиваясь с конницей, он так и не понадобился. Слишком уж специализированным был. Что свело вооружение легионеров к единому универсальному стандарту. Подверглись изменению щиты. От скутумов времен Республики и ранней Империи пришлось отказаться, перейдя к их образцам периода поздней Империи и ранней Византии. Наступать со старыми щитами было удобно, а вот оборону держать, особенно от сильно превосходящих сил, – не так удобно, как с поздним скутумом. Новый щит был овальным, линзовидного профиля, с более широкими полями. Из-за чего открывалась возможность формировать нормальную стену щитов с перехлестом. Новый скутум можно было удерживать и привычной уже «римской хваткой» с опорой на три точки, и греческой – «по-македонски». То есть петля для переноски остается на плечах, щит же сдвигается вперед и удерживается локтевым хватом за петли. Что делало применение щита более гибким, универсальным и облегчало адаптироваться под ситуацию. Другим важным «новшеством» стало возвращение легионерам копий. Да, колющий меч – сильный аргумент. Особенно в решительном натиске на более-менее организованного противника. Когда ты давишь и передние ряды врага не могут отойти, удерживая дистанцию из-за того, что их подпирают задние ряды. А вот в обороне или против совсем неорганизованного противника копье – вещь. Да и с конницей им легче было бороться, и это особенно проявилось во время второй фазы биты при Александрии. Там отличились только варяги со своими двуручными топорами и матиарии с пилумами. Остальные же… ну так… сказалось короткомерное вооружение, которым всадника тяжело доставать да и разгоряченную лошадь несподручно. Так или иначе, но Ярослав отказался от специализированных пик – сарис и вернулся к копью, как основному оружию. Но не легкому, а к нормальному, тяжелому боевому копью вроде дори гоплита. Широкий листовидный наконечник, подток для балансировки и трехметровое древко. Причем древко было трубчатым и клеилось по технологии, разработанной для сарис. При римском хвате щита таким копьем можно было работать одной рукой и колоть, как швейной машинкой. Оно для этого было достаточно легким. Схватился за середину древка и работай – коли. А вот при греческом хвате щита открывались иные возможности. Да, можно было и одной рукой оперировать. Однако при желании такое копье можно было взять двуручным хватом – как пику. Что делало его более универсальным инструментом, в том числе в отражении конницы. Ведь таранного удара никакая конница в мире пока не применяла, поэтому упирать «длинномер» в землю не требовалось. Пилум, кстати, оставался. Каждый легионер, как и раньше, нес по одному полноценному пилуму «с пирамидкой». И подсумок плюмбат. Точнее, они теперь называли спиками – шипами. Причина была в том, что их тоже модернизировали, убрав из них свинец – дорогой и дефицитный материал. Начиналась такая спика с дюймового четырехгранного наконечника пирамидкой. Как у пилума. За ним – трехдюймовый стебель меньшего сечения. Потом утяжелитель из железа биконического профиля. Ну и далее хвостовик наконечника с коротким древком и жестким «оперением», как у новых стрел. Получилось изделие размером чуть больше старого, но по массе вполне сопоставимое. Однако главное преимущество от перехода – таких дротиков можно было делать намного больше и дешевле.