Это был Юрий Иванович Токмаков, возглавляющий оборону Москвы. Ратник сорвал шапку, поклонился. – Долгих лет тебе, князь. – И тебе, Иван. Не ждал, что позову? – Нет. Как такого ждать? Сотник позовет, и то дивно, а тут!.. – Пройдем-ка за храм. Разговор к тебе есть, Иван. – Чудно. Ко мне разговор? – Пойдем. Они зашли за храм. Здесь людей не было. Князь взялся за рукоятку сабли и спросил: – Ты знаешь, что наши полки у Молодей хорошенько дали по мордасам собаке Девлету? – Об этом всем известно. Только не знают люди, что там и как было. – Придет время, узнают. Еще и рассказывать своим детям будут, а те – внукам, потому как важное дело делается. – Важное, спору нет, да сдюжат ли войска воеводы Воротынского? Ведь против него, почитай, вся орда. Не только крымская. И ногаев, и янычар там полно. А Девлет затаился на Пахре, ни на Москву не идет, ни к Молодям. Князь кивнул и сказал: – Это худо, Иван. У наших с припасами туго. Да и раненых много. Им помощь нужна. Ратник не понимал, к чему клонит воевода, вздохнул и сказал: – Да, тяжко. Токмаков посмотрел в глаза Ларгину. – Надо, Иван, поторопить хана выйти на решающую схватку. – Верные слова. Но я-то что могу сделать? – Многое, Иван. Да только решишься ли? – Что-то ты загадками молвишь, князь, говори прямо, что надо от меня? Князь не спешил. – Ты воин опытный, бывалый, не раз дрался с крымчаками. Ответь мне, что будет делать хан, коли вдруг проведает, что от Новгорода на помощь московским полкам идет рать в сорок тысяч воинов да из Ливонии полки отправлены на Перекоп? – Откуда мне знать, князь? Я не хан. – Знамо, не хан, но подумай. – Ну коли идет помощь… а что, Иван Васильевич и вправду рать большую сюда ведет? – Это не важно. Ты продолжай. – Ну коли к нам идет великая помощь, то хану надо до ее подхода разделиться с ратью воеводы Воротынского. Иначе можно так по сусалам получить, что не оклемаешься. – Все верно. А как хан может узнать, что царь выслал большую рать к Москве? – Через изменников. Тех всегда хватало, ты уж прости, князь, но больше среди вельмож. – Не на чем прощать тебя, правду говоришь. Но теперь изменникам бежать к хану нельзя. Все пути перекрыты. – Тогда гонцов царских отловить. Царь непременно пошлет их к Воротынскому, дабы дух поднять. Когда идет подмога, воевать легче. – Правильно, но гонцов государь должен и к Воротынскому послать, и на Москву. На Москву надежнее, дойдут. А уж отсюда людей верных отправить к воеводе. Ларгин кивнул. – Это верно. – Он поднял голову и заявил – Не ходи вокруг да около, князь, говори. Ты ведь хочешь меня таким вот гонцом из Москвы выслать? – Да, хочу. Нам такой гонец очень нужен. Но насильничать не могу, приказывать тоже, тут надобна добрая воля. Тебя мне посоветовали. Но ты можешь и отказаться. – Один откажется, другой, третий. Кто же тогда с крымчаками биться будет? У Молодей братья наши, не думая, на смерть идут. Так что давай обманную грамоту и говори, когда и каким путем надо идти в сторону Молодей. – Но ты должен знать, что хан велит гонца пытать. – Выдержу. Долго мучиться не придется. Как расскажу все басурманам, так они меня и прибьют. – Значит, ты готов к лютой смерти? – Готов, князь. Ты же знаешь, что все мое семейство в прошлом годе в пожаре сгинуло. И жена Зинаида красавица, и детки, Алена, Антонина, Любава, Егорка, младенец Леша. Я как раз с крымчаками бился, которые в глубь города залетели, оттого и не смог помочь. А ведь звали, наверное. Уж коли они, невинные, смерть страшную приняли, то мне ли бежать от нее? Да и не уйдешь от судьбы. Какая жизнь, когда жинка с детками все время пред глазами стоят. Я этого Девлета на куски порубил бы. И мурз его, да и всех ордынцев, но не в силах это сделать. А коли обманная грамота поможет нам побить басурман, то станет и моей местью. Посему, князь, я готов. – Ладно. – Токмаков достал свиток. – Держи, Иван, это и есть обманная грамота. Ратник забрал бумагу, сунул под рубаху. Князь взглянул в его зеленые, полные грусти глаза. – Только надо, Иван, не просто отдать грамоту, а биться с басурманами, покуда сил хватит. – Это понятно. – У хана не должно возникнуть сомнений в том, что ты настоящий гонец и бумага подлинная. – Сделаю как надо, не сомневайся. – И пытать… Ратник прервал воеводу: – Не следует повторяться, князь. Знаю, что меня ждет, коли живым возьмут. Ты лучше скажи, когда и как идти. – Ну слушай, воин. – Говорил князь недолго, затем спросил: – Все уразумел? – Все, воевода. Сейчас помоюсь, в чистое оденусь, с родней оставшейся попрощаюсь, помолюсь в храме, а как стемнеет, так и пойду к крымчакам. – Знал бы ты, Иван, как тяжко посылать тебя на такое дело. – Знаю. Сейчас всем тяжко. Не кори себя, лучше поминай в молитвах Ивана Ларгина. – Непременно. – Пошел я. – Ступай, воин. Вечная тебе слава и память. Ратник невесело усмехнулся. – Это скажешь, когда татары меня растерзают. Храни Господь тебя, батюшку государя и Москву нашу. – Он поклонился, перекрестился на храм и пошел к Тайницкой башне, за которой его ждал конь. Иван помылся, оделся в чистое, помолился в ближней церкви, потом поехал на кладбище, где в братской могиле была похоронена и его семья, сел на лавку, кем-то поставленную там, и проговорил: – Здравствуйте, мои родные. Пришел вот сказать вам, что скоро мы вновь вместе будем. Оттого на душе у меня радостно. Не смог я защитить вас, Зина, детки, но отомщу. Тогда и увидимся. Больше никто не разлучит нас. Иван посидел у могилы до сумерек, поднялся, вспомнил что-то, поехал обратно на свою улицу и встал у сарая, наскоро сбитого из досок. Из него вышла дородная баба с дитем на руках. – Ты, соседушка? Зачем пришел? – От мужа твоего известий давно не было? Баба вздохнула. – Да как ушел с полком, так и не было. Люди говорят, много наших у Молодей крымчаки побили. Вот и думаю, жив ли Степка мой.