– Государь разрешил мне выезд в Стешино, к Алене. Тебе тоже. Но тут Скуратов выказал сомнения. – В чем? – В том, что ты горишь желанием быть в вотчине, а не на Москве. – Почему он так сказал? – Малюта знает о твоих делах с княжной. – Понятно. А в Стешино, я, пожалуй, съезжу ненадолго. Надо еще людей на стройку сюда прислать. – По стройке, Василь. Иван Васильевич передал мне серебра на сто рублей. Возьми половину, дела-то быстрей пойдут. – Не надо. Все, что надо, я уже закупил. Побереги деньги. Потом, как обживаться на подворьях московских станем, они нам пригодятся. Бордак взглянул на Парфенова и сказал: – Это если еще придется обживаться. Впереди же война новая, большая. – Русь не сгинет никогда, Михайло. Даст Господь, одолеем басурман. – Ну и ладно. Значит, едем в Стешино? – Прямо сейчас? – А чего тянуть? – Давай так. Ты отправляйся, а я к вечеру подъеду. – Навестишь невесту? – Да. – Добро. А я поехал. После дождя распогодилось, солнце грело. Во второй половине дня Михайло заехал в село. Люди его узнали. К подворью Парфенова метнулся мальчишка, который был со сторожами. Встретить Бордака вышли Герасим и Марфа. Служка Колька взял поводья. Михайло соскочил с седла, и Марфа тут же запричитала: – Беда-то у нас какая!.. – Молчи, баба! – цыкнул на нее Герасим. – Чуть что, сразу вопить. – Он поклонился хозяину и спросил: – Ты ведь уже, наверное, слышал на Москве о том, что у нас тут произошло? – Ты о ребенке, который помер при родах? Герасим вздохнул. – О нем. – Да, слыхал. Где Алена? Марфа смахнула слезы и ответила: – У себя в опочивальне лебедушка подраненная наша. С ней Петруша, знахарка из соседней деревни бабка Малуша и девка Олеся. – А где повитуха? – На что она тебе? – Говорить с бабкой Варей желаю. – Так у себя она, где же еще. Но тебе надо бы женку проведать. – Знаю. Бордак прошел в комнаты, выделенные для его семьи. Алена была в спальне, лежала в постели. Рядом Петруша, бабка, девчонка молодая. Алена, завидев мужа, заплакала. – Михайло, виноватая я пред тобой, не сберегла младенца. Отрекись от меня, брось. Я это заслужила. – Всем выйти! – приказал Бордак так строго, что всех как ветром выдуло из комнаты. Михайло присел на корточки рядом с постелью. – Аленушка, лебедушка моя, почему ты такие обидные слова говоришь? В чем ты виновата? Не дал нам Господь пока дитятка, даст в другой раз. Не вини себя, не проси о невозможном. Я никогда не отрекусь от тебя. Ты моя жизнь. – Он взял жену за руку. – Выбрось из головы дурные мысли. Ты по-прежнему более всего на свете люба мне. Главное, выжила. А ребеночек? Его помнить и поминать будем. Что ж теперь поделаешь, коли так стало. Алена бледная, как мел, проговорила: – Спасибо, Михайло. Ты вернул меня к жизни. Признаюсь, мысли были повиниться перед тобой и помереть. – Да что ты такое говоришь, Аленушка? Грех-то какой! – Это мой грех, мне за него и отвечать. Но ты освободил меня от черных мыслей своими светлыми словами. От сердца они. – Конечно, от сердца. Мне как сказали… Алена вдруг дернулась. Ее лицо исказила гримаса боли: – Ой, больно, Михайло! – Эй, там, боярыне худо! – выкрикнул Бордак. В спальню вбежала бабка и распорядилась: – Уйди отсюда, боярин. – С чего бы? Останусь. Знахарка прошипела: – Выйди вон, говорю! – Она так взглянула на Михайло, что тот немедля покинул опочивальню. Туда заскочила девчонка. Бордак присел на лавку, посмотрел в окно. Во дворе стояли Петруша, Герасим, Марфа, Колька, переживали за мать и хозяйку. Из спальни выбежала Олеся с багровым полотенцем и миской, наполненной кровью. Прошло не так уж и много времени, Бордаку же оно показалось вечностью. Наконец бабка вышла в светлицу, одернула подолы юбок, которых на ней было не менее дюжины, присела на другую лавку и сказала: – Все хорошо, боярин. Жена твоя теперь выздоравливать будет, и пяти дней не пройдет, встанет. Но ты, боярин, не домогайся ее еще дней десять, худо сделаешь. – И не думал. – Добро. Я Олесе передала травы. Она знает, когда и что давать. Чаще будь рядом с женой. Сынок тоже пусть при ней обретается. Это для нее лучше любого зелья. А я к себе на деревню пойду. – Ты что, не местная? – Из Усатки. Это в двух верстах по этому берегу, вниз по течению. Будет нужда, присылай человека. – А что, можешь понадобиться? – Это один Господь ведает. Но я людей лечила, от смерти спасала, посему могу сказать, что сейчас с Аленой порядок. Ран серьезных нет. Крови внутри оставалось много, в том и таилась опасность. Сейчас она вышла. Да чего я тебе объясняю. Жене твоей нужны покой, ласка и те снадобья, которые я дала Олесе. Хорошая девица, смышленая, с полуслова все понимает. Она будет глядеть за Аленой сегодня, завтра и послезавтра. Потом сиделка не потребуется.