Сам слышу – тяга страшная, Да не хотелось пятиться. И внес ту ношу чертову Я во второй этаж! Глядит подрядчик, дивится, Кричит, подлец, оттудова: «Ай молодец, Трофим! Не знаешь сам, что сделал ты: Ты снес один по крайности Четырнадцать пудов!» Ой, знаю! сердце молотом Стучит в груди, кровавые В глазах круги стоят, Спина как будто треснула… Дрожат, ослабли ноженьки. Зачах я с той поры!.. Налей, брат, полстаканчика! «Налить? Да где ж тут счастие? Мы потчуем счастливого, А ты что рассказал!» – Дослушай! будет счастие! «Да в чем же, говори!» – А вот в чем. Мне на родине, Как всякому крестьянину, Хотелось умереть. Из Питера, расслабленный, Шальной, почти без памяти, Я на машину сел. Ну, вот мы и поехали. В вагоне – лихорадочных, Горячечных работничков Нас много набралось, Всем одного желалося, Как мне: попасть на родину, Чтоб дома помереть. Однако нужно счастие И тут: мы летом ехали, В жарище, в духоте У многих помутилися Вконец больные головы, В вагоне ад пошел: Тот стонет, тот катается, Как оглашенный, по полу, Тот бредит женкой, матушкой. Ну, на ближайшей станции Такого и долой! Глядел я на товарищей, Сам весь горел, подумывал — Несдобровать и мне. В глазах кружки багровые, И все мне, братец, чудится, Что режу пеунов [57]! (Мы тоже пеунятники [58], Случалось в год откармливать До тысячи зобов.) Где вспомнились, проклятые! Уж я молиться пробовал, Нет! все с ума нейдут! Поверишь ли? вся партия Передо мной трепещется! Гортани перерезаны, Кровь хлещет, а поют! А я с ножом: «Да полно вам!» Уж как Господь помиловал, Что я не закричал?