– О чем я буду жалеть, выражайся яснее. – О своих закидонах. Думаешь, ты крутой? Видали мы таких крутых, их потом в больничках по частям собирали. – Я бы на твоем месте не угрожал, а подумал о чистосердечном признании. – Так ты мент? Борзый нынче мент пошел. Раньше вдесятером на одного наваливались, а тут… прямо герой. – На такого, как ты, особого геройства не надо. – Комбат вытряхнул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и с удовольствием затянулся ароматным дымом. – Слышь, мужик, дай и мне закурить. – Потерпишь, не заслужил еще. – Чего жмотишься? Вам, ментам, оклады повысили и на стороне вы имеете будь здоров! – Перебьешься. – Комбат завернул к заброшенному дому и остановился. Он распахнул заднюю дверцу, вытащил пленника из салона. – Ты куда меня привез? – удивленно осмотрелся тот по сторонам. – В одно хорошее место. Люди здесь становятся такими разговорчивыми, что просто в кайф с ними беседовать. – Так ты не мент? – Какая тебе разница, шагай давай. Подсвечивая себе фонариком, Комбат минут десять бродил в лабиринтах подвала, пока не нашел нужную комнату. Он щелкнул выключателем. Все было, как в тот день, когда Борис бежал от бандитов. Рублев усадил пленника на стул: – Вот теперь, дружок, мы с тобой будем говорить до того момента, пока ты мне все не расскажешь. – Что тебе надо? – угрюмо спросил мужчина. – Для начала – как тебя зовут? – Сом. – Сом – это кличка, а я спросил про имя. – Не помню уже. – Ладно, на первый раз прощаю. На кого работаешь, Сом? – Да я в жизни не работал, – дерзко ухмыльнулся пленник. – И снова прощу, даже подскажу. Ты работаешь на Игоря Григорьева. – Григорьева? Впервые слышу. – Ответ бандита прозвучал вполне искренне, но Комбат вполне резонно ему не поверил – мужчина мог быть хорошим актером. Борис достал из кармана нож, выщелкнул наточенное до бритвенной остроты лезвие. Бандит ощутил прикосновение холодной стали чуть выше виска. – Ты что собираешься делать? – испуг в его голосе тоже был абсолютно неподдельный. – Правду искать. Как говорится, нетрадиционными методами. Вы, бандиты убогие, думаете, что если умеете утюг разогреть да паяльник бизнесмену в зад воткнуть, то знаете о пытках все. Ошибаетесь! Я в Афгане воевал, знаю, как духи из людей вытягивают все до последнего слова. Они же азиаты, в них коварство и зверство впитываются с молоком матери. И мне от них довелось кое-что перенять. Думаешь, скальпы одни индейцы снимали? Ничего подобного! Афганцы тоже уважали это занятие. Вот так аккуратно круговой надрез делаешь, кожу осторожно снимаешь, и остается у человека на голове тоненький слой мяса с оголенными нервами. Их не то что пальцем тронуть, даже если плюнуть – больно, даже капли дождя кажутся из раскаленной ртути. Скажу по секрету, обычно человеческое сердце этой постоянной боли не выдерживает, рвется к чертовой матери. Но я не буду снимать тебе скальп за один присест, сделаю это постепенно, чтобы ты все хорошенько прочувствовал, чтобы память твоя как следует освежилась. Комбат чуть провел ножом, и тут же Сом испуганно воскликнул: – Хватит-хватит, я тебе верю! – Ну и что с того? Твоя забота, чтобы я тебе поверил, – хладнокровно парировал Борис, однако рука его замерла. Бандит решил сохранить возможность для маневра: – Спрашивай, что тебе надо? – Прежде всего я хочу знать, кто конкретно убил Юрия Орехова? – Я не знаю, – в голосе бандита чувствовалась растерянность. – Нам такого не заказывали. – И автосервис не вы сожгли? – А-а-а! – догадался Сом и, похоже, обрадовался этому факту. – Только нам заказали сжечь новую тачку, «феррари», а охранник погиб случайно. Мы его плохо связали, он освободился, и Хлам, придурок, уложил его из пистолета. – Кто такой Хлам? – Мой напарник. – Это вместе с ним вы убивали Сквознякова? – Да. – Зачем вы вздумали глумиться над телом? – Мы не глумились, хозяин велел принести сердце в доказательство того, что мы его на самом деле убили, а не отпустили на все четыре стороны. – Как зовут хозяина? – Игорь. Игорь Новиков. – Ты уверен? – Зуб даю. – Нужны мне твои трухлявые пеньки. Ладно, поверю. Скорее всего, Сом говорил правду. Зачем ему скрывать фамилию хозяина, если он раскололся в самом главном – убийствах. А Новиковым Григорьев стал после бегства. Не мог же он жить под своей прежней фамилией, которая фигурировала в милицейских ориентировках. Тогда бы он оставался на свободе до первой серьезной проверки документов. – Где живет твой хозяин? – За городом, в коттедже. – С кем он там? – Один, – как-то слишком поспешно ответил Сом, и Комбат зафиксировал, отложил эту деталь в памяти. Глава 39 Голова трещала после вчерашнего, и, привычный к состоянию похмелья, Звонцов подумал с мрачным юмором: – Зато на моей роже будет видна неподдельная боль. Он собирался на похороны Ефимова. Алексей не испытывал глубокой скорби по убитому другу. В последнее время он разошелся с Виктором и Олегом. Эти мазурики нашли свое место в жизни, они хватали все, что плохо лежало и могло им пригодиться, и с брезгливостью относились к Звонцову, плохо одетому и регулярно пахнущему перегаром. Они-то были одеты в приличные костюмчики, пахли дорогим парфюмом и выпивали умеренно, для поддержки компании и хорошего настроения. Вот только напакостили они при своей благообразной внешности куда больше, чем сотня конченых алкашей. Около дома Ефимова стояло четырнадцать – Звонцов точно пересчитал – дорогих иномарок, и в доме народу было немного. Не сумел Виктор за свою самостоятельную жизнь завести хороших друзей, в последний путь его пришли проводить в основном сослуживцы. Начало похорон чуть задержалось. Ждали многолетнего партнера и покровителя Виктора, депутата Думы, но он так и не явился. Очевидно, мертвый Ефимов уже не представлял для него никакого интереса. Гроб медленно вынесли из дома. Заиграл оркестр. Под его печальные звуки у многих навернулась слеза. Звонцов только поморщился, громкая музыка вызвала у него острый приступ головной боли. Гроб погрузили в катафалк, процессия двинулась на кладбище. Там было много народу, смерть частенько взмахивала черным крылом над огромным городом. Гроб положили на вынутую из могилы землю, начальник Виктора стал подле него и начал говорить о том, каким замечательным человеком был Ефимов, как неустанно пекся он о благе государства, насколько добросовестно исполнял свои обязанности. Речь была словно взята из некролога какому-нибудь государственному деятелю, только в ней заменили имя и фамилию. Лишь ближе к концу начальник выразил надежду, что убийцы Ефимова будут найдены и жестоко наказаны. Наступил момент прощания. Алексей в числе прочих коснулся губами холодного лба покойника и едва сдержал приступ тошноты. Тяжковато с бодуна лобзать усопшего друга. Застучали молотки, как-то буднично и торопливо. Не было в их стуке ничего позволявшего догадаться, что сейчас приколачивается крышка гроба. Точно так же забиваются гвозди в доску или стену. Гроб опустили в могилу, Вера первой бросила туда горсть земли. В числе прочих ее примеру последовал и Звонцов. Потом он стоял и смотрел, как кладбищенские рабочие сноровисто забрасывают могилу землей, ровняют ее, устанавливают венки. Алексей одним из первых покинул кладбище, достал сигарету, жадно затянулся. Вот и все, не осталось у него больше друзей детства: кто в сырой земле, а кто неизвестно где. На поминках по доброй русской традиции разливали водку. Даже в рюмку покойника плеснули беленькой, хотя тот при жизни предпочитал коньячок. Звонцов опрокинул в рот заполненную до краев стопку. Хорошо! Грешно, конечно, так думать, если совсем недавно тело Ефимова предали земле, но хорошо! По организму разлилось блаженное тепло, слегка умерилась дрожь в руках. Еще пара стопок – и она совсем пройдет. Вот только усопшего принято поминать добрым словом, и, хотя никто ораторов не назначает, будет очень странно, если он промолчит. Придется высказаться.