– Ладно, придется звонить в милицию. Услышав про милицию, администратор тут же изменил свое решение: – Тогда вы опишите, как выглядит ваш муж. Они облазили все здание, даже заглянули на всякий случай к стриптизершам, но Ефимов как в воду канул. Администратор признал свое бессилие и сам вызвался подбросить женщину в ближайшее отделение милиции. Ему очень не хотелось, чтобы правоохранители лишний раз маячили в заведении. Дежурный капитан отнесся к Вере с удивительной предупредительностью. Он расспросил ее о Викторе, его исчезновении и заверил, что примет все меры, которые только возможно. Но это были лишь слова. На самом деле капитану было приятно скрасить дежурство общением с красивой женщиной. Он напрасно промурыжил Веру, отняв у нее два часа. А потом ей еще попался этот странный таксист. Он будто специально торчал у отделения, хотя люди, угодившие сюда, крайне редко пользуются услугами такси. Водила рванул какими-то партизанскими тропами, уверяя, будто сокращает расстояние, и заблудился. Вдобавок у него сломалась машина, и он около часа ковырялся с ней в глухом переулке, где шансов поймать другое такси было примерно столько же, сколько у рядового гаишника без последствий тормознуть машину префекта городской управы. Правда, с этого момента мужчина выключил счетчик и взял с пассажирки сущие гроши, но разве это имело значение. Вера постоянно набирала телефон мужа, но в ответ слышала длинные гудки. Она зашла в дом и настороженно застыла. В гостиной горел яркий свет. – Кто дома? Витя, это ты? Что за дурацкие шуточки! – Вера, чувствуя, как бешено заколотилось сердце в ее груди, медленно двинулась в гостиную. Виктор был там. Когда-то он лично распорядился повесить новый крюк, способный выдержать тяжеленную люстру. Теперь он сам висел на крюке. А перевернутая люстра лежала на полу, и в ее ярком свете можно было хорошо рассмотреть жуткое лицо покойника с вывалившимся языком, к которому был прикреплен частично исписанный лист бумаги. Тот самый, на котором Ефимов указал названия банков и номера счетов. Вера дико закричала и рухнула без чувств. Очнулась она от непрестанного звона мобильника. Вера машинально взяла телефон и посмотрела на экран. Там высветился номер телефона мужа. Женщина находилась в шоке, и этот факт только зафиксировался ее сознанием. Но голос она узнала сразу. Слишком хорошо он был ей знаком, слишком много у нее было связано с ним в прошлой жизни. – Игорь, это ты? – спросила Вера. – Да, это я. Что, не узнала после стольких лет? – Игорь, это ты? – повторила женщина. – Ты это сделал? – А, вот ты о чем. Да, я. – Как же ты изменился! В кого ты превратился! Ты же стал настоящим чудовищем! – последние слова женщина выкрикнула сквозь рыдания. – Нет, Вера, я остался прежним, напрасно ты меня обвиняешь. Я воспользовался своим правом на справедливую месть. – Какая месть, о чем ты! Ты – жестокий и бессердечный убийца… – Помолчи, ты же ничего не знаешь, – оборвал Веру Григорьев. – Помнишь день рождения Сквознякова буквально перед моим арестом? Тогда Виктор с Олегом анонимно позвонили в милицию, сообщили о кое-каких сомнительных делах, которые мне приходилось выполнять в мастерской. Если бы не их звонок, я бы оставался на свободе, мы бы сейчас жили вместе с тобой мирно и счастливо. Кстати, у меня есть запись их звонка; если хочешь, я тебе пришлю. – Не надо, Игорь! Мне безразличны твои оправдания. Ты на самом деле превратился в кровожадного садиста. Даже меня не пожалел, повесил Витю в нашем доме, чтобы я насладилась этим зрелищем. Это твоя месть за то, что я вышла за него замуж? Ничего, Григорьев, рано или поздно отольются тебе мои слезы. – Вера отключилась и стала набирать другой номер – милиции. Глава 37 Ноги, сволочи, взбунтовались, отказываясь повиноваться хозяину. Они выписывали немыслимые кренделя, словно наглядно демонстрируя название статьи плешивого вождя мирового пролетариата «Шаг вперед, два шага назад». И еще они почему-то несли хозяина поближе к свету фонарей, где милицейский наряд, окажись он случайно в этом месте, мог детально рассмотреть замысловатые математические кривые, выписываемые Звонцовым. И, скорее всего, принять соответствующие меры… Алексей вскоре после ареста Григорьева устроился озеленителем. Сквозняков на этот счет бездарно пошутил: – Да ты, Леха, у нас богатый человек, имеешь дело с зеленью. Хотя в его шутке имелась доля правды. Отдельные люди хорошенько грели руки на озеленении. Впрочем, к Звонцову это имело только косвенное отношение. Обогащалось начальство, рядовые же труженики лишь изредка прихватывали симпатичное растение для своей или родительской дачи. Расхищение средств совершалось примитивно и нагло. В основном создавались фирмы-посредники, зачастую состоявшие из одного-единственного человека – жены, отца, сестры или сына начальника. Этим фирмам и делать-то почти ничего не надо было. Только съездить по указанному адресу и подписать договор купли, а потом – уже с озеленителями – договор продажи. По новой, иногда в десять раз завышенной цене, чаще тупо меняя порядок цифр в новом договоре, реже проявляя скромную выдумку, например выдавая обычный сорт тюльпана за некий особенный, выведенный заморскими селекционерами. Но, как ни крути, выходил обычный хапун, держащийся исключительно на чудовищной коррупции, пронизавшей все органы государственного управления, поразившей их от низовых контор до роскошных кабинетов. Ведь разоблачить тех же озеленителей не составляло особого труда, как, впрочем, сотрудников коммунального хозяйства в целом, дорожников и прочая, прочая, прочая. Но не разоблачали, кому охота рубить сук, на котором сидишь. Деньги озеленителям выделялись изрядные. Сахару не Сахару, но кусочек пустыни Гоби, на радость монголам, вполне можно было бы оросить и засадить цветущими кустарниками. Руководство порой для разнообразия тратило деньги на всякие авантюрные проекты. Главный начальник Звонцова, к примеру, узрел где-то фото гибискуса. Растение ему очень приглянулось – и видом, и заковыристым названием. Тропическая сущность гибискуса его тревожила мало, начальник козырял глобальным потеплением в целом и мягкими московскими зимами последних лет в частности. Короче, выписали гибискус, посадили. А тут, как назло, уже в декабре грянули морозы. И вымерзли тропические неженки до единого. Однако начальство не угомонилось, повторило эксперимент. Что характерно – с прежним успехом, хотя на этот раз зима для наших широт выдалась исключительно теплая. И осталось в память о смелом опыте только придуманное рядовыми озеленителями и очень им понравившееся сочное выражение, заменившее откровенно матерное, – «гибискус твою мать!» Возможно, безудержное воровство верхов являлось одной из причин тотального пьянства низов, хотя это было бы слишком наивным объяснением. Но тот же Звонцов, как-то по пьяни угодивший в ментовку, имел после этого разговор с бригадиром, закончившийся мировой. Хотя поначалу бригадир кричал, топал ногами и даже грозил увольнением. – А кого на мое место возьмете? – поинтересовался Алексей. – А тебе какая разница? Ты уже будешь на улице. – Просто интересно. – А то ты не знаешь? Гастарбайтеров кругом шляется как собак нерезаных. Только свистни – толпа набежит. – Ну свистите. А я стукну. – Кого? – взялся грозно уточнять бригадир. Был он мужиком крупным, широким в плечах, смотревшимся куда внушительнее Звонцова. – Не «кого», а «кому», – пояснил Алексей. – Накатаю телегу в ментовку. И еще одну – на телевидение. Пусть все знают, как наши руководители жируют на государственные денежки. А то, блин, купили саженцы голубой ели по десять тысяч рублей. Это уже не голубая, а какая-то золотая ель получается. И я еще много таких фактов знаю. А что забыл, друзья напомнят. Пусть менты заглянут в хоромы главного озеленителя нашего округа и подсчитают, сколько лет ему надо жить на свою зарплату, чтобы обставиться с такой роскошью. – Ну, ты сволочь, Звонцов, просто удивительная сволочь! В тоне бригадира звучало не только возмущение, но и восхищение ловким подчиненным, так умело прибегнувшим к шантажу. И не стоило рисковать из-за маленького трудового конфликта. Ну, уволишь Звонцова, так на его место придет такой же другой. Работяги – они пили, пьют и будут пить. А бумаги в ментовку и СМИ – это документы, на которые положено реагировать. Они, конечно, отмажутся, но стоить это будет… – Ладно, иди, только больше не пей, – напутствовал Алексея бригадир. – Хорошо, буду меньше, – пообещал Звонцов. Но слово не сдержал и на первой же пьянке с алкоголем явно переусердствовал. Теперь возвращение домой требовало от него максимального напряжения сил. Но это еще было полбеды. Внезапно из подворотни возникли два парня. Они были молоды, похоже, даже не достигли совершеннолетия, но для пьяного в хлам Звонцова представляли реальную опасность. – Мужик, дай закурить, – традиционно начал один из них. – Я… вще… крю, – язык Алексея заплетался похлеще ног, он едва выговаривал даже простейшие слова. Убедившись, что мужчина не способен на серьезное сопротивление, один из парней без слов ударил его в подбородок. Звонцов упал и стал неуклюже шевелиться на асфальте, словно рыба, брошенная в траву. Тут бы юнцам приступить к своему главному занятию, обыскать практически беспомощного человека, забрать у него все ценное. Но один из них решил покуражиться, он с размаху пнул Звонцова ногой и замахнулся снова. Он не подозревал, что у Алексея была тень. Эта тень безмолвно сопровождала его от самой работы, и теперь, если хорошенько прислушаться, можно было разобрать тихое бормотание: – Так они еще в раж войдут, и клиент окажется в больничке, а заказчик поторапливает. Из ночной черноты шагнула мрачная фигура: – Ну-ка, сдернули отсюда быстро! – Ты бы, дядя, сам валил, пока цел! – юнцы расхрабрились, заметив, что их противник один. – Что ты сказал, щенок? Да я сейчас тебя петухом заделаю. Угроза намекала на тюремный опыт говорившего, а связываться с уголовником у юнцов не было ни малейшего желания. Они шустро ретировались. – Вот так-то, – удовлетворенно сказал мужчина и взял Звонцова под мышки. – Вставай, хватит валяться. Идем домой, там будешь баиньки. Глава 38 – Здравствуй, Борис Иванович! Рад тебя видеть! – Бахрушин крепко пожал Комбату руку. – Присаживайся. Без лишних телодвижений полковник открыл ящик стола и достал оттуда пачку денег. Это был гонорар за выполнение того самого задания, которое Бахрушин поручил Борису около месяца тому назад. Комбат до сих пор не привык, что ему платят деньги, начинал-то он на голом энтузиазме, желая внести свою скромную лепту в очищение Родины от той нечисти, которая буйно пировала на огромном пространстве от Калининграда до Владивостока. Лепту он вносил регулярно, хотя нечисти от этого меньше не становилось. Она только приняла другие формы, научившись грабить страну втихаря, без кровавых разборок, демонстративных убийств. Нет, убийства, конечно же, продолжались – как же без этого, – но уже являлись крайней мерой, а не обычным способом решения конфликтов. Борис немного поговорил с Бахрушиным о жизни, и тут полковник неожиданно сказал: – Я недавно общался с майором. Известен организатор налета на автосервис. Это какой-то рецидивист, бежавший из лагеря. Он вообразил себя мстителем, теперь убивает всех подряд. Но ему недолго ходить на свободе, его фотографии розданы всему личному составу как самого опасного из разыскиваемых в данный момент преступников. Скоро он вернется за решетку. Оптимизм полковника Комбату показался чрезмерным. Как будто Бахрушин не знал об эффективности работы милиции, особенно когда ей попадался достойный противник. А Григорьев являлся достойным противником, если припомнить все его подвиги. Тут Рублев сообразил, что оптимизм полковника был наигранным, липовым. Просто Бахрушин хорошо знал Комбата и опасался, что тот ввяжется в поиски убийцы сына своего друга. Вот и хотел его остановить, хотя и понимал умом, что такого стреляного воробья, как Борис, на мякине не проведешь. Вернувшись домой, Комбат торопливо пообедал и опять начал собираться. Он уже третий день занимался ловлей на живца. Живцом был Звонцов, на который могла клюнуть хищная рыба. Да что там могла – уже клюнула! Вчера Борис видел, как за Алексеем следовал некий подозрительный тип. Он держался метрах в двадцати от Звонцова и немедленно развернулся, едва Алексей скрылся в подъезде. Комбат с удовольствием поговорил бы за жизнь с этим субчиком, но дело было сразу после работы, еще светило солнце и во дворе кучковался народ. Сегодня Рублев решил изменить тактику, он хотел дождаться Звонцова у его конторы и сесть на хвост преследователю Алексея. Не случайно же он шастает за Звонцовым, в любой момент возможно нападение, которое следует упредить. Алексей вышел на улицу, когда начало темнеть, в явно приподнятом настроении. Что именно приподняло ему настроение – говорить излишне. Он беспечно шел домой, благо следовало пройти всего два квартала. Через минуту нарисовался преследователь. Это был тот самый мужик, который «вел» Звонцова вчера. Ехать медленно за парочкой на машине было рискованно, хвост мог засечь подозрительный «форд». После короткого раздумья Комбат обогнал Звонцова и свернул на дорогу, ведущую во двор, когда Алексей оказался буквально в нескольких шагах от нее. Расчет Бориса оказался верен: пьяный человек не успел отреагировать на показавшийся слева автомобиль. Звонцов ступил на проезжую часть. Комбат ударил по тормозам и выскочил из машины. – Ты куда лезешь под колеса, придурок! – он изобразил крайнюю степень возмущения и даже замахнулся на Алексея. При этом краем глаза Борис следил за преследователем Звонцова, надеясь, что незнакомец приблизится к нему. Но тот поступил даже лучше. Надеясь, что Комбат целиком поглощен разборками, мужчина подобрался к нему сзади, собираясь нанести коварный удар. В последнюю секунду Рублев уклонился, схватил противника, которого сила инерции бросила вперед, и от души приложил физиономией о дверцу «форда». Мужчина обмяк. Комбат запихал его в салон и сам торопливо уселся за руль. Когда место событий осталось далеко позади, Рублев остановился и быстро связал пленника. Он не особо мудрствовал и отправился туда, где его держали боевики Монгола. По дороге мужчина очухался, попытался освободиться и, убедившись в тщетности своих потуг, угрожающе заявил: – Слышь, мужик, ты это напрасно. Потом сильно жалеть будешь.