А вскоре Ефимов узнал о бегстве Григорьева. Это известие насторожило его, даже испугало. Ведь уже не было того Игоря, которого он знал раньше. Годы, проведенные на зоне, радикально меняют человека. Григорьев превратился в матерого зэка с совершенно другой психологией. Прежний Игорь, наверное, понял бы Виктора, сказал: «И правильно сделал. Не дожидаться же Верочке двадцать лет, пока я выйду на свободу. Она бы по-любому вышла замуж. Поэтому хорошо, что она досталась старому другу, а не постороннему человеку». Нынешний Григорьев обозлен на весь мир – Ефимову ли этого не знать! По сути он угодил в тюрьму случайно. Не будь доноса, не было бы и того рокового выстрела. Теперь, бежав, Игорь хочет расквитаться за несправедливость, и Виктор становится чуть ли не единственным объектом для мести. Ведь настоящих врагов у Григорьева нет. Точнее – есть, но враги анонимные, о которых он не может знать. Ефимов был уверен, что их звонок, явившийся толчком ко всем невзгодам Игоря, навсегда останется тайной. А вот женитьбу Виктора на Вере Григорьев может расценить как откровенно враждебное действие. Вроде глупо, но кто знает этих уголовников; после долгого заточения они на все способны. Ефимов не признавался даже сам себе, в чем истинная причина его страха. Он подспудно чувствовал свою вину, то, что сломал жизнь бывшему другу. Виктор решил предпринять конкретные меры безопасности. Его попытку завести бойцовую собаку Вера приняла в штыки. – Зачем нам в доме монстр? – возмутилась она. – Чего доброго Алинку покусает. – Ты не понимаешь, такие собаки очень добры к детям и любят своих хозяев. Они опасны только для чужого человека, – пытался переубедить ее Виктор. – Ничего не хочу знать! Вот дострой загородный дом и держи там пса сколько душе угодно, – уперлась Вера. С получением оружия тоже вышла неувязочка. Боевое при всех связях Ефимову законно получить не удалось, а в травматический ему верилось слабо. Пришлось купить охотничье ружье, что тоже вызвало скептическое восклицание жены: – С каких это пор ты стал охотником? Я за тобой таких вещей не замечала. Венчала оборонительные приготовления Виктора установка новой двери и видеофона. Тут кто-то сообщил Вере о бегстве Игоря. Она тут же догадалась, почему Виктор так озаботился проблемой безопасности, и спустя какое-то время, утратив на минуту контроль над своим поведением, презрительно бросила: – А ведь ты, муженек, трус! Зачем женился на мне, если безумно боишься Игоря? Надеялся, что за двадцать лет все забудется? Но он и сейчас озабочен совсем другими вещами, ему надо укрыться от властей. Именно этим Игорь будет заниматься, а не мстить нам за якобы измену. Поверь мне. Странное дело, с момента бегства Григорьева такие мысли даже не приходили Ефимову в голову. И хотя Вера обвинила мужа в трусости, он скорее был ей благодарен. Действительно, у Игоря своих проблем хватает, не до мести ему сейчас. Но все же тревога ушла лишь частично, Виктор завершил все мероприятия по защите от возможного нападения, но даже тогда не успокоился окончательно. Вере легко говорить, ее не было вместе с ним и Сквозняковым у телефонной будки. Глава 28 Очнулся Комбат в подвале, и какое-то чувство ему подсказывало, что в подвале того самого заброшенного дома, около которого он выследил Змея. Вот только сейчас, сидя на холодной утоптанной земле, Рублев подумал, что Змей подставился, сыграл роль живца. У Комбата были такие опасения, когда он несколько часов сидел на хвосте бандита в своем «форде». Но подменной машины, чтобы ввести преследуемого в заблуждение, у него не было, и он решил: «Обойдется». Не обошлось. Змей его раскусил и заманил в ловушку. «Старею», – подумал Рублев. Хотя даже величайший «топтун» в расцвете лет едва ли бы избежал провала, окажись он на месте Бориса. В подвале имелось некое подобие мебели – стул и диван. Ничего конкретного Рублев о них сказать не мог, поскольку свет в подвал лился через одно маленькое окошко. Даже, точнее, не лился, а просачивался скупыми порциями. Комбат пошевелился и повернул голову. Позади он увидел железную трубу, крепящуюся к стене. Его приковали к этой трубе, заведя руки за спину и сцепив их наручниками. Борис на всякий случай рванулся. Движение тут же отозвалось болью. Что ни говори, выражения типа «железный человек» только метафора. На самом деле ни один, даже самый могучий, мужчина, не выдержит соревнование на прочность с металлом. Сколько ни тренируйся, мышцы и кости сделаны из куда более слабого материала. Все же Комбат раз за разом повторял свои попытки. В подвале было холодно, и он действовал по принципу «не освобожусь, так хоть согреюсь». Вскоре по телу стало разливаться тепло. Рублев перестал мучить запястья, которые уже горели, успокоился. В подвале начало темнеть, на город опускался вечер. Вдруг Комбат сощурился от яркого света. Зажглась лампочка, а через минуту в подвал зашли три человека: Змей и два крепыша-бритоголовика. С первого взгляда они походили на близнецов, хотя, присмотревшись, Рублев, как в игре, нашел минимум десяток различий. Пожалуй, главное заключалось в том, что у одного бритоголовика нос был с горбинкой, а у второго вмятый, что выдавало в нем бывшего боксера. – Допрыгался, старый хрен! – радостно сообщил Змей. – Колись давай, че целый день висел у меня на хвосте? – А есть смысл колоться? – поинтересовался Рублев. – Он еще спрашивает! Нам же интересно. Поэтому лучше тебе говорить самому, а то будет очень больно. – Кажется, мне его рожа знакома, – горбоносый пристально глянул на Комбата и мотнул головой. – Нет, незнакома. Только он на самом деле староват. В ментовке такие служат на полковничьих должностях или уже на пенсии. – Гордись, Змей, тебе в хвоста дали полковника, – хмыкнул боксер. – Скорее отставника, – отозвался Змей. – Только мне слабо верится в его ментовскую сущность. Если бы меня взяли в разработку, то пустили хотя бы две машины. А то он нагло шпарил на своем гребаном «форде», будто у него тачка-невидимка. – Че гадать, Змей, давай у самого мужика спросим, – снова подал голос горбоносый. – Эй, мужик, ты на кого работаешь? – Сам на себя, – честно ответил Комбат. И тут же боксер, коротко замахнувшись, ударил Бориса в нос. – Мы же тебя предупреждали. Теперь будешь сидеть весь в кровище. Но это только начало. Легкая разминка. Тебе повторить вопрос или ты его запомнил? – Змей склонился над Рублевым. – А тебе повторить ответ или не надо? Змей отошел в сторону, предупредив: – По лицу пока не бей. Я хочу, чтобы он мог говорить. Боксер провел серию ударов в корпус. Комбат едва удержал приступ рвоты. – Ну как, хватит или нужен третий урок? – поинтересовался Змей. – Хоть десятый, этим ничего не изменишь. Боксер тут же вступил в дело, но Комбат, до этого постепенно отклонявший корпус влево, теперь, на долю секунды опережая удар, ушел вправо. Кулак боксера со всего маху врезался в стенку. Боксер вскрикнул от боли. Трещину в кости он, скорее всего, заработал. – Дурачок, тебе же хуже. Мы думали разобраться с тобой без лишнего членовредительства, но ты решил иначе. Жди, скоро вернемся, – ласково сказал Змей и как-то легко отшвырнул в сторону очухавшегося боксера, готового разорвать Бориса в клочья. Бандиты оставили свет, из чего Рублев заключил, что они действительно не заставят себе долго ждать. Пострадавший боксер уж точно горит желанием свести с ним счеты. Но пока время было, и Комбат продолжил осмотр по намертво въевшейся привычке. Как ни мала была арена действий, на всякий случай требовалось изучить ее досконально. Итак, он видел помещение где-то тридцать квадратных метров с бетонными стенами и земляным полом. У стены напротив Бориса стоял диван с изрядно потертой обивкой, а в центре стул, заляпанный подозрительного цвета пятнами. «На стуле удобнее пытать. Можно зайти человеку за спину, это оказывает дополнительное психологическое давление. Но в то же время стул – не труба, он дает шансы на бегство. Только далеко ли убежишь, если руки за спиной скованы наручниками, а у твоих мучителей, скорее всего, есть пистолеты? Да, перспективна еще та! – Комбат почувствовал злость на самого себя, что так глупо попался. И при этом оптимистично заключил: – В следующий раз надо быть осмотрительнее». Тут его взгляд упал на окошко. «А если крикнуть, позвать на помощь?» – подумал он, но без особой надежды. Комбат не представлял расположения подвала в доме, но хорошо представлял расположение самого дома. Люди здесь ходят редко, его выручат, только если ему очень повезет. Но и эта призрачная надежда угасла. В подвал зашла та же троица. Горбоносый держал в одной руке пистолет, а в другой сумку. На пол рядом со стулом он выложил из сумки клещи, ножовку, молоток и, конечно же, любимое орудие бандита – утюг. Комбат на всякий случай еще раз обежал взглядом помещение. Нет, он ничего не упустил, розетки на стенах отсутствовали. «Может, у них утюг на углях?» – вдруг подумалось Борису. Нет, утюг был нормальный, электрический, и Змей, бросив взгляд на орудия пыток, ткнул в него ногой: – На фига его взял? Орехи колоть? – Какие орехи? – не понял горбоносый. – Ты куда его подключать собрался? Себе в задницу? – Это я по привычке, – горбоносый понял свою ошибку и сунул утюг обратно в сумку. Затем он выпрямился и наставил пистолет на Комбата. Тут же боксер склонился над Рублевым. Раздался тихий щелчок. – Вставай, руки за спину! – приказал боксер. Он снова надел наручники и усадил Комбата на стул. – Продолжим, – весело сказал Змей. – Тебе объяснить, для чего нужны эти вещи? – Наверное, вы хотите сделать мне ими больно. – Умница, соображаешь! Хочешь попробовать прямо сейчас? – Не очень. – Тогда говори! – рявкнул Змей что есть силы. – Это я хотел поговорить с тобой, выяснить, зачем вы убили Юру Орехова и кто это сделал. – Какого Орехова? – Того самого охранника, которого вы застрелили, когда жгли машину Обреза, его «феррари». – Мы сожгли тачку Обреза? Нет, мужик, ты что-то путаешь, – Змей даже не заметил, как сам начал оправдываться. – Мы – не тупые мокрушники. Только отморозок, козел последний, станет убивать человека из-за тачки. Но и ты, мужик, тоже козел! На фига нам было жечь Обрезов «феррари»? Типа из зависти? Так у Монгола тачка еще круче, «майбах». Просто «феррари» быстрый, потому что Обрез вечно опаздывает. А Монгол никуда не спешит, он везде успевает. Поэтому и тачка у него просто солидная. В искренности Змея трудно было сомневаться. Зачем ему врать, если он является хозяином положения и может сделать с Рублевым все, что ему заблагорассудится. Кроме того, Змей напомнил Борису еще один нюанс. Преступники старой формации, к которым относился Монгол, старательно избегали лишних жертв. Некоторые, грабя квартиры, брали с собой сердечные лекарства, чтобы в случае необходимости дать пострадавшим. Конечно, это был не гуманизм, а въевшаяся в каждую нервную клеточку привычка, выработанная советской властью, которая за смерть человека наказывала гораздо строже, чем за хищение его имущества. Вплоть до высшей меры. «Значит, Монгол не при делах, и я ошибся, пошел по ложному пути. Ладно, будем искать настоящего убийцу», – Комбат размышлял об этом так, словно не было у него на руках «браслетов», а у горбоносого – пистолета. – Ты будешь говорить, на кого работаешь! – опомнился Змей. – Я сам по себе. Кто-то убил сына моего лучшего друга. Я хочу найти мерзавца и наказать, – Комбат решил, что при новых обстоятельствах людям Монгола можно сказать правду.