– Ладно, на этот раз деньги я ему верну, но говорю сразу, что, если он еще раз напьется и будет так нагло себя вести, уволю к чертовой матери. И тебя предупреждаю, Гусь, чтобы не обижался. – Лады, – согласился тот. Из-за разговора Игорь немного задержался. Мастера уже возились с легковушками, одну из которых пригнали только что. Григорьев осмотрел поломку. Так, на всякий случай. Он уже немного разбирался в нюансах своей работы, хотя, откровенно говоря, больше полагался на стукачество. Таков русский характер. Когда-то, в давние времена, Господь снизошел до одного русского крестьянина, предложил ему все, что его душа пожелает, но с единственным условием – то, что получит крестьянин, у соседа будет в два раза больше. И облагодетельствованный Богом мужичок без раздумий воскликнул: – Тогда, Господи, выбей мне один глаз! Поэтому мастера охотно постукивали, если их коллега договаривался с клиентом, выдавая тяжелый ремонт за легкий, а разницу кладя в свой карман. Пообщавшись с исполнителями, Игорь зашел в свой кабинет. Он успел только сесть за стол и тут услышал какой-то подозрительный шум, громкие угрожающие крики, донесшиеся из мастерской. Игорь на всякий случай достал травматический пистолет и повернулся к окну. В этот же момент раздался грохот. Кто-то с той стороны саданул ногой по двери, хотя достаточно было просто ее открыть – дверь не была заперта. Тут же последовал второй удар, которого язычок защелки не выдержал. Дверь распахнулась, на пороге появился человек в маске, с автоматом в руках. В этот момент Игорь, понявший, что не успевает выскочить в окно, вскинул пистолет. Время было окаянное, преступники, устраивая разборки друг с другом, часто обрушивали удары на доходные точки, расположенные на территории противника. И хотя Григорьев дань никому не платил, он всегда был начеку. Тем более что Гусь с Толкачом когда-нибудь могли проколоться и угнать иномарку у человека, способного жестоко отомстить за свою собственность. И тот факт, что Игорь недавно беседовал с Гусем, мало что значил. Мстители могли выйти на Григорьева через Толкача. Игорь нажал курок, целя в маску. Стрелял он так себе, чаще мазал, чем попадал. Но сейчас выпущенный из «Осы» снаряд угодил точно в прорезь маски. Человек с автоматом рухнул как подкошенный. Глава 14 Григорьев снова угодил под следствие. Но теперь без шансов отделаться условным сроком. Налетчики оказались спецназовцами, и одного из них Игорь уложил наповал. Пуля, угодив в глаз, затем проникла в мозг. Если бы Григорьеву дали сто попыток, вряд ли он хотя бы в одной сумел повторить такой выстрел. Эта точность оказалась для него роковой. Убийство сотрудника силовых структур при исполнении служебных обязанностей – такого Игорю не могло присниться в самом кошмарном сне. В камере их было трое, все подозреваемые в совершении тяжких преступлений. Хотя какие к черту подозреваемые! Так они назывались на юридическом языке, но вина как минимум двоих была слишком очевидной. Об Игоре говорить нечего, его застали с пистолетом в руках, из которого был убит сотрудник правоохранительных органов. Второй сокамерник отличился еще больше: отправил на тот свет двоих. Только все произошло во время обычной пьянки. Что характерно – убийца даже не помнил, из-за чего началась заваруха. Память запечатлела лишь тот момент, когда двое собутыльников начали остервенело и при этом с минимальной результативностью, что типично для сильно выпивших людей, бить его по физиономии. Судя по конечному результату, физических страданий убийца почти не испытывал. На его лице виднелся единственный, не самых больших размеров синяк. Наверное, нравственные муки оказались куда сильнее и заставили убийцу схватиться за нож. Одного из обидчиков он тяжело ранил. Второй попытался убежать, но запутался в собственных ногах и упал, после чего получил больше десятка ударов ножом. Убийца после этого допил оставшееся спиртное и уснул. К тому времени, когда он продрал глаза, раненый истек кровью. С третьим подозреваемым дело обстояло несколько сложнее. Он, как и пьяница, впервые оказался под арестом, хотя уголовный опыт у него был куда богаче, чем у его невольных соседей, вместе взятых. Впрочем, это были только догадки Григорьева, но догадки, имевшие под собой веское основание. А попался третий, которого звали Василием, за то самое превышение пределов необходимой самообороны, в котором некогда обвиняли Игоря. Точнее – превышения намеревался добиться адвокат с довольно громким среди арестантов именем, что уже говорило об истинном роде занятий Василия, числившегося обычным безработным. В каком-то смысле Василию не повезло. Милицейский наряд застукал его в тот момент, когда он склонился над телом только что убитого им человека. На правой руке покойника был кастет, что и позволило адвокату говорить о самообороне. Мол, темной ночью к его подзащитному подошел грабитель и потребовал деньги. Уголовник, конечно же, не мог знать, что Василий довольно серьезно занимался карате, и, услышав отказ, вздумал применить силу. Василий начал защищаться и маленько перестарался. У Григорьева, как и у Василия, тоже оказался хороший адвокат – Гусь подсуетился. Адвокат тут же наметил линию защиты, сразу же честно признавшись: – Значительно сократить срок не обещаю, но лет на пять попытаюсь. Вот тут Игорь ужаснулся по-настоящему. Если пять лет – это незначительное сокращение, то сколько же ему светит? Пока он на этот счет лишь строил предположения и старался забыть о зловещих словах тюремщиков насчет пожизненного. Адвокат этот прогноз решительно отмел и с деланым оптимизмом сказал, что максимум двадцать пять лет. – Двадцать пять! – Игорь мгновенно сделал в уме элементарные подсчеты. Когда он выйдет, ему уже будет за пятьдесят. Старик. – Надеюсь, суд ограничится двадцатью, – адвокат говорил так, будто между этими двумя сроками имелась громадная разница. – Только надо выбрать верную линию защиты. Я тут кое-что сообразил в общих чертах. И адвокат выдал версию, полностью соответствующую истинному развитию событий. – Вы знаете, именно так и было. Я действительно принял омоновцев за бандитов. Они же действовали, как настоящие налетчики. Ну зачем ему было ломать дверь, если она была открыта? И мог бы представиться, вместо того чтобы размахивать автоматом. Я бы тогда не стал стрелять. – Насчет двери вы хорошо сказали. Надо будет провести экспертизу. Это станет одним из фактов, подтверждающих нашу версию обороны. Еще один плюс – обвинение в переделке краденых машин оказалось ложным, ничего похожего в вашей мастерской не нашли. «Спасибо Гусю. Он сдержал слово, обещая, что после работы его люди не оставят ментам ни единой зацепки», – подумал Игорь. – Но есть и один большой минус. Наверное, вы догадываетесь, о чем я говорю. – О моем предыдущем сроке. Он хоть и условный, однако на решение судей обязательно повлияет. – Совершенно верно, но мы будем бороться, – адвокат завершил разговор на оптимистичной ноте. В камере на удивление быстро установился порядок, хотя двое из подозреваемых впервые оказались в местах лишения свободы. Да и Григорьева трудно было назвать матерым зэком. Похоже, кореша просветили Василия насчет тюремных обычаев. Любитель спиртного был назначен ответственным за все, то есть за поддержание в камере порядка, а с Игорем у каратиста установились достаточно ровные отношения. Сначала этому поспособствовало признание Игоря, что он уже арестовывался несколькими годами раньше. Василий, довольно несдержанный по характеру и по возможности стремящийся занять лидирующее положение, повел себя достаточно предусмотрительно. Он знал о том, что бывшие сидельцы имеют в местах заключения связи, иногда довольно серьезные, и с помощью дружков могут легко поквитаться с обидчиком. Затем Василий узнал о том, что Игорь убил омоновца, и, выведав у него обстоятельства происшествия, проникся к нему глубочайшим уважением, с некоторым даже подобострастием заявив: – Ну, ты Робин Гуд в натуре! Догадавшись, кого он имеет в виду, Григорьев поправил: – Вильгельм Телль. – Да без разницы. Главное, что мне хороший человек попался. Мусора замочить – это круто. Игорь не стал его разубеждать, хотя на самом деле глубоко раскаивался в своем поступке. Он убил человека, лишил его жизни, тех больших и маленьких радостей, которые ждали омоновца в будущем. Григорьев испытал громадное облегчение, когда узнал, что погибший не был женат. Значит, он не оставил детей сиротами, а жену вдовой. Но говорить о своих чувствах Василию было глупо и опасно. Этот тип жил другими представлениями и мог посчитать Игоря слюнтяем, которым можно помыкать точно так же, как и третьим сокамерником. Это вылилось бы в конфликты, на которые у Игоря не было моральных сил. Он до сих пор находился в шоке и только начал примиряться со своей незавидной судьбой. Как же одно необдуманное действие способно изменить нашу жизнь! До рокового выстрела Игорь был счастливым человеком, имеющим прибыльное дело и собирающимся жениться на девушке, которую любил больше всех на свете. Теперь он стал изгоем, преступником, и ему предстояло многие годы провести за решеткой, вдали от людей, которые были ему близки и дороги. Правильно говорят, что хуже всего ждать и догонять. Игорь весь извелся, ожидая дня суда; в нем, даже вопреки словам адвоката, жила надежда, что судьи разберутся и поймут главное: он не хотел убивать, он бы даже не стал стрелять, если бы точно знал, что перед ним страж закона. И вместо двадцати пяти лет дадут хотя бы десять. Примерно те же чувства испытывали и Василий, и третий заключенный. У каратиста иногда случались вспышки раздражения, и он придирался к выпивохе, находя какие-то мелкие изъяны в его работе. Он тыкал пальцем в маленькое пятнышко на стене и говорил звенящим шепотом: – Это че? Где были твои глаза, козел! Научился только винище жрать! Давай убирай по новой, и чтобы в хате чисто было, иначе голову оторву! И вот настал час суда. Призрачные надежды Игоря окончательно развеялись после речи прокурора. Слушая ее, Григорьев временами изумлялся: «О ком это он? Обо мне или каком-то чудовищном злодее?» Прокурор опустил историю с дверью, посчитав ее недостойной своего внимания, а вместо этого обратился к личности подсудимого, человека, уже имевшего судимость и представляющего опасность для общества. Дав Григорьеву характеристику, достойную Джека-Потрошителя и Чекатило, вместе взятых, он перешел к моменту убийства и здесь тоже не пожалел ярких красок, описывая злодейское преступление. Оставалось только удивляться, что Игорь до сих пор скрывал свои чудовищные наклонности и не проводил большую часть времени за отстрелом соотечественников. После такой речи требование прокурора о четвертьвековой изоляции подсудимого от общества выглядело актом милосердия. Адвокат с первых слов начал упирать на случайный характер преступления. Он сказал, что в стране уже больше десяти лет свирепствует рэкет и поди отличи омоновца от налетчика, когда оба предпочитают действовать в масках. И зачем было ломать дверь, когда можно было ее просто открыть? Именно грохот заставил подзащитного использовать оружие. Выстрел же был совершен исключительно в целях самообороны. Травматическое оружие не используют для предумышленного убийства. Смерть омоновца стала роковой случайностью. Адвокат представил суду заключение экспертов. В нем говорилось, что практически невозможно с пяти метров специально угодить точно в глаз человеку. То есть попадание было случайным. Игорь пояснил, что он, услышав шум, принял нападавших за бандитов и хотел бежать. Этому помешало слишком быстрое появление омоновца. Он честно признал, что целился в лицо человеку, желая на время вывести его из строя и получить возможность для бегства. При этом нападавший даже не подумал его предупредить, что он из милиции. Суд удалился на совещание. В итоге, как и обещал адвокат, Григорьева приговорили к двадцати годам с отбыванием в колонии строгого режима. Услышав приговор, Игорь вдруг подумал: «В случае с Артуром мои действия признали неумышленными, хотя я на самом деле хотел сломать ему руку. Теперь я не собирался убивать, но лишил человека жизни. Неужели за каждый наш проступок в будущем нас ждет расплата?» Он отказался встречаться с Верой. Зачем травить душу и при этом создавать неудобства для любимой? Ведь за первым свиданием по логике должно последовать второе, третье и так далее. Но Вера – обычный человек, и она не сможет его ждать двадцать лет. О чем речь, если большинство девушек не дожидаются своих ребят из армии! В конце концов ей надоест мотаться в колонию и она найдет себе другого мужчину. При ее красоте это не вопрос. Так лучше разорвать отношения сразу и окончательно! Игорь встретился только с родителями и не выдержал, пустил скупую слезу, сказав: – Вы уж, пожалуйста, дождитесь моего возвращения! Глава 15 Странное дело, вроде каждый день неволи тянулся до обидного медленно, а время летело незаметно. Игорь сумел без особых проблем вписаться в коллектив заключенных. Помогла малява Гуся, отправленная в колонию. Да и постоять за себя Григорьев худо-бедно мог. При этом Игорь вел себя ровно, избегая конфликтов и с администрацией лагеря, и с паханами зоны. Одни, учитывая длительный срок, могли здорово испортить ему жизнь, вторые, возникни у них такое желание, запросто бы его этой самой жизни лишили. Их зоной управлял авторитет по кличке Мартын. Это был вор старой закалки, впервые заработавший срок при «дорогом Леониде Ильиче». В отличие от многих урок старой формации Мартын не был упертым парашником, он умел оценить и принять новые веяния. Многие воры, чье становление пришлось на годы развитого социализма, не поняли возможностей, которые открыл перед ними дикий рынок. Они продолжали лазить по карманам, квартирам и машинам отдельных граждан, сшибая мелочовку на жалкое существование. Другие, имевшие вес в уголовной среде, выступали третейскими судьями, разбиравшими споры бандитов нового поколения, и имели за это солидное вознаграждение. Лишь немногие, подобно Мартыну, организовывали собственные группировки, потеснив недавних спортсменов, милиционеров и просто отчаянных ребят. Как правило, команды, созданные и возглавляемые матерыми уголовниками, существовали годами и десятилетиями, поскольку воры хорошо знали работу милиции и могли своевременно остановиться. В отличие от новых бандитов они не жаждали получить все и сразу, им хватало терпения брать постепенно и по частям. Мартын поначалу сколотил группировку из новых спортсменов, затем сумел привлечь нескольких профессионалов, уволившихся из спецслужб. Благодаря грамотной постановке дела он сумел подмять несколько предприятий, отпущенных государством на волю, завладел долей в крупных топливно-энергетических проектах. Но Мартын, как это часто бывает с людьми, переоценил собственные силы и могущество уголовного клана в целом. Ему показалось, что паханы завладели мощью, приблизительно равной мощи государства. На ошибку ему указали быстро, предложив избавиться от энергетических активов. Людям, особо приближенным к правительству, они были нужнее. Мартын заартачился. И очень быстро получил жестокий удар. Оказалось, что государство лояльно и даже доброжелательно по отношению к уркам, когда те потрошат народные массы, или, говоря по-современному, электорат. Когда же дело касается кровных интересов личностей, находящихся во власти или в непосредственной близости от нее, то инертное безразличие куда-то испаряется, оно сменяется жестокостью льва, охраняющего свою добычу. Группировку Мартына разгромили в два счета, лишь единицам удалось избежать ареста. Самого главаря на десять лет отправили за решетку. После этого власть потеряла интерес к разгромленному врагу, и влиятельным друзьям авторитета, остававшимся на воле, удалось пересмотреть дело и вдвое скостить срок. В лагере Мартын занял место смотрящего. Он мог по примеру некоторых авторитетов из новых устроиться в отдельном доме с холодильником, телевизором и девочками. За деньги и не желая ссориться с влиятельными заключенными лагерная администрация частенько шла на такое послабление режима. Но Мартын устроился в общем бараке, только выделил себе отдельный закуток. Он умело соблюдал паритет интересов начальства и заключенных, держал зону в железных руках и при этом почти всегда обходился без крайностей. Мартын умел договариваться как с зэками, так и с лагерной администрацией. Его авторитет в зоне был непререкаемым. Волей судьбы Григорьев оказался в одном бараке с Мартыном. С легкой руки авторитета он получил кличку Гриша. Этим отношения Игоря с Мартыном практически исчерпались. Только в их бараке жило шестьдесят человек, и среди них хватало куда более заслуженных с точки зрения криминальной судьбы людей. Зачем авторитету общаться с каким-то пацаном, даже если он замочил мента? Кстати, это деяние Игоря Мартын категорически не одобрил. – Мент – тоже человек, а людей убивают только отморозки, – сказал он и больше с Григорьевым не общался. Игорь тоже не стремился поближе сойтись с авторитетом. Он хорошо помнил мудрую рекомендацию солдата Швейка: «Надо держаться подальше от начальства и поближе к кухне». Правда, этот совет касался армии, но и на зоне он был весьма актуален. При этом Игорь внимательно присматривался к окружающим его людям, думая найти близкого по духу человека. Двадцать лет – срок громадный; выстоять все эти годы в одиночку, находясь среди публики, склонной к беспричинной жестокости, – задача неимоверно сложная. Надежнее иметь рядом друга или даже нескольких, чтобы вместе дать отпор опасности. Но пока Григорьеву откровенно не везло. Лишь три человека могли стать его друзьями, и у всех троих заканчивались сроки. И вместо одного из них, освободившегося, в барак пришел новый человек, бывший штангист, к тому же занимавшийся культуризмом. Был он высок, могуч и туп, как угол в сто семьдесят пять градусов. Как многие глупые люди, культурист отличался непомерным самолюбием и очень нервно реагировал на любые слова в свой адрес, которые были ему непонятны, поскольку те слова, смысла которых культурист не знал, он принимал за оскорбления. Наверняка в барак пришел бы праздник рукоприкладства, не обитай в нем Мартын. Едва новичок впервые завелся, к нему подошли два бугая из свиты авторитета, по габаритам мало уступавшие культуристу. – Идем, – коротко сказал один из них. – Куда? – спросил культурист. – Там увидишь. – Мне и здесь хорошо. – Ты думаешь? – В руках у одного из бугаев оказался нож. При всей своей ограниченности культурист понял, что он здесь человек новый, а попытка залезть в чужой монастырь со своим уставом на зоне чревата летальным исходом. Он подчинился. Дебошира подвели к Мартыну.